Эмилия Остен - Бархатная маска

После завтрака она выждала полчаса и попросила Джейкобса разыскать Фламбара. Дворецкий выяснил через несколько минут, что Энджел оседлал коня и выехал еще на рассвете. Куда он направился, Джейкобсу не было известно. Лаис поднялась к себе в комнату, велела Элен подать костюм для верховой езды и, переодевшись, направилась на конюшню. Привычные дела вокруг успокаивали, привычная одежда – темно-синяя амазонка с вышивкой по краю – казалась второй кожей. Как хорошо, когда вокруг все знакомо и можно устоять даже после больших потрясений. Лаис пыталась оценить, насколько велико потрясение вчерашнее, и пока не могла. Определенно меньше, чем смерть Роберта, и неизмеримо больше, чем испачканный подол бального платья.

Табби встретил хозяйку неизменной улыбкой и веселым приветствием. Лаис благосклонно кивнула, выслушала новости обо всех лошадях, попросила оседлать Ласточку и, пока конюх выполнял приказ, в задумчивости прошлась по конюшне. Лошади хрустели овсом, поводили влажными глазами. Лаис останавливалась у денников, тянулась рукой и улыбалась, чувствуя горячее дыхание, вылетавшее из бархатных ноздрей… Возможно, Энджел уехал в Лестер надолго, и его не удастся встретить; однако и простая прогулка пойдет на пользу. Лаис не могла больше сидеть в четырех стенах.

Дождя не было, по небу быстро бежали низкие рваные облака; их тени скользили по земле, еле различимые в проблесках тусклого солнца. И все же, несмотря на сумрачность, день нравился Лаис. В неудержимом беге облаков, в тишине природы, погружающейся в сон, крылось непередаваемое очарование. Тот первый снег растаял без следа, но по утрам уже было достаточно холодно, и землю покрывал толстый слой инея; к полудню он исчезал. За низкими изгородями паслись бело-рыжие пони, подставляя драгоценному солнышку мохнатые бока, собирая мягкими губами хрусткую траву. Лаис направила Ласточку к озеру Фалькон, намереваясь побыть в одиночестве.

Копыта лошади звонко цокали по подмерзшей земле. Пару раз с дороги вспорхнули воробьи, их стайки улетали недалеко и садились на голые ветви кустов. Спускаясь с очередного холма, Лаис заметила косулю вдалеке. Зверье, третий год не видевшее охоты, плодилось и размножалось, даже браконьеры не могли уничтожить всю местную живность. Тем более что браконьерство на частных угодьях сурово каралось.

Озеро лежало в окружении потускневших, но по-прежнему живописных холмов. Листья с дубов облетели; в потемневшей чаще темно-зелеными свечками вздымались редкие ели. Лаис направила лошадь по тропе, петлявшей по склону холма, и смогла спуститься к воде. Там она спешилась и привязала Ласточку к дереву. Лошадь тут же опустила голову и принялась щипать пучки пожухлой травы.

Это было любимое место Лаис у озера Фалькон: здесь лежал ствол столетнего дуба, упавшего несколько лет назад во время сильной бури. Поверженный великан не поддавался тлению. Устроившись на поваленном дереве, можно было наблюдать, как легкий ветер гонит волны по глади озера. В свинцовой воде отражались облака. Лаис уселась и, подперев подбородок кулачками, уставилась на воду.

Здесь ей всегда бывало спокойно.

Как бы ни сложилась ее жизнь дальше, куда бы ни завели извилистые тропы, Лаис надеялась, что Джиллейн-Вэлли останется с нею навсегда. Пока эта земля принадлежит ей, островок спокойствия в ее душе никогда не будет разрушен.

Лаис просидела у воды с полчаса и уже начала замерзать, когда услышала топот копыт. По склону холма спускался черный конь, в котором графиня без труда узнала Апреля. И верхом на этом чудовище, разумеется, ехал Энджел – понять это даже издалека не составляло труда. Все тот же черный плащ и кожаная треуголка. Как и несколько месяцев назад, когда Фламбар впервые приехал в Джиллейн-Вэлли. Как и во время возвращения. Как и…

Так забавно и грустно запоминать его одежду, выражения лица, жесты. Ночами Лаис перебирала эти мелочи в памяти, словно письма от друзей.

«Тот ли это человек, которого я люблю? – подумала Лаис. – И какого именно человека я люблю?»

Фламбар подъехал, спешился, привязал Апреля рядом с обрадовавшейся Ласточкой и подошел к графине. Лошади немедленно начали ритуал обфыркивания. Вот у кого все просто и незатейливо.

– Я увидел вас издалека, миледи, и решился нарушить ваше уединение.

Это «миледи» сорвалось с его языка по привычке, Лаис это видела. Она улыбнулась и указала на место на бревне рядом с собой.

– Я же дала вам позволение называть меня по имени, Энджел.

Фламбар вздохнул и уселся. Он выглядел спокойным, вчерашний лихорадочный вид сменился обычным замкнутым. Теперь разгадать его станет вовсе невозможно. Лаис и не надеялась.

– Привычки иногда становятся сильнее нас. – Он улыбнулся еле заметно. Лаис видела его в профиль: Энджел смотрел на воду. – А я для вас с самого начала был учителем фехтования. И я привык. От этого не так-то просто отвыкнуть, особенно если продолжать играть свою роль.

– Вы и наедине со мной играете роль? – спросила Лаис, надеясь, что голос звучит не слишком тоскливо.

Энджел бросил на нее быстрый взгляд.

– Вам бы этого не хотелось, верно? Нет. С вами я ни в кого уже не играю. Со вчерашнего дня. – Он снял перчатки, бросил их на траву и принялся разминать пальцы. – Маскарад завершен, можно не притворяться хотя бы перед вами. Не представляете, какое это облегчение.

– Вот как? – спросила Лаис больше из вежливости, чем из желания получить ответ.

– А вы полагали, мне доставляет удовольствие обманывать вас? – усмехнулся Фламбар. – Ну, сначала мне было все равно. Когда я приехал сюда, люди вокруг мало меня интересовали. Ваш дом казался просто убежищем, возможностью выждать какое-то время, прежде чем придется заставить себя жить дальше. Но потом… что-то произошло. И я увидел вас.

Это прозвучало так странно, что Лаис, нахмурившись, выпрямилась и сложила руки на коленях.

– Что вы хотите этим сказать?

– А разве непонятно, миледи… Лаис? – теперь Энджел не отводил глаза. В их изумрудной зелени можно было утонуть, словно в лесном озере. – Я однажды сказал вам, там, в карете, перед тем как на нас напали… Я сказал – не знаю, запомнили ли вы, – что, если вы станете моим другом, я буду опасаться за вас. Мне не хочется, чтобы Брайан каким-либо образом выяснил что-то о моем отношении к вам и смог использовать вас… как приманку. Как жертву. Причинить вам зло.

У Лаис пересохло во рту.

– О вашем отношении? Но вы ведь предпочитаете быть моим учителем фехтования, Энджел. Даже не моим, а Джеральда. – Она усмехнулась, вспомнив все разговоры с подругами. – Я ведь не учусь фехтовать.

– Разве вы не заметили? – Он протянул руку и прикоснулся к щеке графини прохладными кончиками пальцев. – Ох, Лаис, Лаис. Представляю, что вы себе придумали. У вас было так много времени и так мало подсказок, чтобы понять происходящее. Вы… вы стали дороги мне. Больше, чем я мог предполагать, приехав сюда и увидев вас впервые.

Он опустил руку и покачал головой; Лаис боялась дышать, хотя понимала, что ее дыхание точно не спугнет Энджела.

– Я запутался сам. Не знаю, что со мной происходит, но я целовал вас не потому, что мне всего лишь нужна была поддержка. Не только потому. Поверьте, я сдерживался, сколько мог, а потом у меня не хватило сил сдерживаться. Вы красивы, умны и чертовски привлекательны. А я… Мне казалось, что я умер, и я попался в собственную ловушку прежде, чем понял, что жив.

– Энджел… – она потянулась к нему.

– Миледи, нет. – Он отстранился. – Я сам не понимаю, что происходит. Вы стали дороги мне, и это больно. Я больше не могу позволить себе жить моментом и брать от жизни все, что заблагорассудится. Чем выше взлетишь, тем больнее падать, и я никогда более не забуду, что можно увлечь за собой в пропасть кого-то еще. А вы…

Фламбар встал и протянул руку Лаис. Она поднялась, растерянная и запутавшаяся в мыслях и в юбках, – она не понимала, к чему Энджел все это говорит.

– Вы заставили меня чувствовать себя живым, сами того не зная, – продолжил Фламбар негромко, хотя никто не мог услышать его сейчас, кроме Лаис. – Иногда ночами я проклинал вас и тут же просил прощения у Бога, благословляя. Я ходил по своей комнате – четыре шага туда, четыре обратно, – как будто ходьба могла избавить меня от чувств. Я не смог от вас освободиться. И я не знаю, что вы сделали со мной.

Его ладонь прикоснулась к волосам Лаис, выбившимся из-под шляпки, легла на шею, и по коже графини побежали мурашки – день стоял холодный, а пальцы Энджела непостижимым образом стали горячими за несколько минут.