– Петька гуляет, а ты не будешь. Все, разговор окончен. Денис, не смотри на меня так испуганно.

– Я – нет… не испуганно… Просто… тебе идет быть мамой…

– Хорошо, – кивнула Алена. – А мы – выйдем, выйдем, иди, жди нас внизу. Мы умеем одеваться почти как солдаты, да, Даня? Быстро. Но неправильно. Одна нога в зимнем сапоге, другая – в осеннем… Но зато обо всем поговорим по пути. Даня – самый разговорчивый человек во всей нашей семье, включая бабушку Киру.

– Мам…

– Все-все! – засмеялась Алена. – Иди! Мы скоро!


Денис стоял у подъезда, нахлобучив кожаную шапку-ушанку, и ждал Алену с Данилой. Они действительно вышли вслед за ним, тепло одетые, Даня нес большую надув-ную ледянку.

– Ух ты, какая у тебя тарелка… Я и не видел таких.

– Мне нравятся другие, с рулем. – Мальчик посмотрел на Дениса. – Мама мне купит, если я буду нормально есть. У вас шея открыта.

Алена улыбнулась:

– Мой сын очень любит порядок. Пуговицы должны быть застегнуты, ботинки в коридоре – стоять ровно, фломастеры – лежать все по своим коробочкам. Это даже не знаю в кого – не в меня точно… – Алена осеклась. – Ну, пойдем! – Она пошла к своей машине, стоящей чуть поодаль.

– Может, поедем на моей? – Денис показал на свой вымытый, сверкающий автомобиль.

Алена посмотрела на Данилу. Мальчик в нерешительности нахмурился, поглядывая на чужую машину и на Дениса. Потом вопросительно взглянул на мать.

– Нет, спасибо, Денис. Мы на своей. А ты – за нами.

Денис со вздохом улыбнулся:

– Ну да, ну да… Ты впереди, я за тобой…

Данила покрепче взял мать за руку:

– На большую площадку поехали, а, мам?

Алена кивнула:

– Да. Денис, давай съездим в Серебряный Бор. У нас есть одно историческое место… Мы недавно там обсуждали важные вопросы нашей жизни, да, сынок? – Она посмотрела на Данилу и перевела взгляд на Дениса. – После того как встретили тебя в парке и… гм… тебя увезла «скорая»…


В лесу Денис, увидев огромные качели, похожие на старинную деревянную лодку, и карусель, на которой надо было крутиться стоя, отталкиваясь ногами от земли и держась руками за головы лошадок, открыл было рот, чтобы сказать, что никогда с дочкой не был на такой площадке, но вовремя опомнился. Сейчас его любимые присказки про Маргошу совсем ни к чему. Алена и так уже пару раз – нарочно ли, случайно – обмолвилась: «мой Даня, мой сын». Да и мальчик…

Не так представлял себе Денис встречу с сыном. Думал: вот тот бросится ему на шею, скажет: «Папа…» и сразу, безо всяких барьеров и промежуточных шагов станет самым близким человечком… Он же не чужой дядя, чтобы к нему привыкать. Но мальчик пока не понимает, кто он такой. Тем более он вообще не знает, что такое папа. Или же все дело в том, что уже есть некий Федосеев, который «друг» мальчику и еще, оказывается, любит его маму? Что, в общем, вполне замещает отсутствующего отца. А как, интересно, Алена относится к этому Федосееву? Пока Денис этого не понял. Уж, наверно, не так, как раньше относилась к нему. Вряд ли так любят два раза в жизни. Денис взглянул на Алену.

Та девушка, которая любила его, осталась в прошлом. Эта – лишь похожа на нее, – напомнил он себе. Все надо начинать сначала. А надо ли? Надо. Если и есть какой-то смысл в его жизни, то только здесь. Рядом с этой незнакомой прекрасной женщиной, так напоминающей ту, которая любила его больше самой себя, забывая себя, так, как любить не надо. Помнит ли сама она о том времени? Не спросишь. Вообще непонятно, как с ней теперь быть.

И как себя вести с мальчиком? Конечно, он мог бы и сам сказать Дане: «Я – твой отец». Но что-то останавливало его. Все-таки, вероятно это должна сделать Алена. Ведь он когда-то отказался от всего, то есть не от всего, а… И теперь не имеет никаких прав… Денис вздохнул, набрал снега, попробовал слепить снежок. Нет, пока не лепится. Снег еще легкий, сухой, снежинки распадаются, не хотят собираться в плотный снежок.

На площадке почти никого не было. С утра обещали метель, и многие не решились поехать в лес с детьми.

Даня полез на самую высокую лесенку и ловко спустился вниз по перекрученной штанге. Алена заметила, как он посматривает на Дениса. Но тот молчал.

– Молодец, сынок, – похвалила Алена. – Решился наконец, да?

– Это совсем не трудно! – Даня постарался выговорить «р».

Алена улыбнулась:

– Здорово у тебя сегодня «р» получается!

– Да! – подхватил Денис и неуверенно взглянул на Алену. – Алена, я… Ты ведь скажешь Даниле, что я его отец?

Алена помолчала, глядя, как мальчик снова лезет вверх по широкой вертикальной лестнице.

– Осторожно, хорошо? – крикнула она Дане. – В перчатках руки не скользят?

– Нет, мам!

– Алена…

– Денис, я пока ничего не знаю. Я не готова, прости. Это все так неожиданно. Тебя нет уже давно, слишком давно.

– Как ты можешь так говорить? Я есть.

– Тебя нет в моей жизни.

Денис кивнул:

– Я понимаю. – И через паузу спросил: – Алена, а… ты… одна? Ну, в смысле… Я хотел сказать… то есть… Это я ту корзину цветов тебе принес…

Алена взглянула на Дениса, у которого на морозе сильно покраснели нос и щеки, и улыбнулась:

– Ты одет совсем не для прогулки.

– У меня шапка… теплая, – улыбнулся Денис плохо слушающимися губами.

– А у нас, видишь, вся одежда, как на Аляске. Я стараюсь гулять с Даней как можно больше.

– Я… – Денис чуть было не сказал, что тоже все время гулял с Маргошей, пока она была маленькой. Оксанка работала, а он много времени проводил с дочкой.

Алена словно услышала его мысли:

– А как твоя дочка?

– Алена, ты же знаешь, что она не моя.

Алена покачала головой:

– Раньше ты так не говорил.

– Да нет, я ее очень люблю, но просто… Это совсем другое. Вот я смотрю на него и вижу себя. Еще там в парке увидел. И потом, когда умирал… Видел тебя и Даню, но это был как будто я, маленький, и вы со мной прощались.

Алена потерла покрасневший нос.

– Холодновато. Да, мне было очень… страшно, когда в больнице сказали, что ты умер. Я даже не представляла себе, что это будет для меня такой удар.

– Правда? – с надеждой спросил Денис.

– Правда. Но…

– Но это ничего не значит, да? – невесело засмеялся Денис.

– Мам! – крикнул Даня. – Что ты там стоишь? Иди тоже скатись с горки!

– Я скачусь с тобой! Даня! Я скачусь! – ответил вместо Алены Денис. – Можно? – оглянулся он на нее.

– Скатиться можно. Говорить Дане пока ничего не нужно.

– Я понял.

Денис не очень ловко залез вместе с Даней по большой лестнице и несколько раз скатился вниз по деревянной горке.

Алена стояла и смотрела на них. Нет, это невозможно. Невозможно сказать Дане. И невозможно не сказать. Но не сейчас. Сказать это нужно без Дениса. Нет, пока вообще непонятно, как быть.

Денис, довольный, раскрасневшийся, вернулся к Алене.

– Ты не замерз? – крикнула Алена Дане. – Скатывайся и пошли прогуляемся, а то мне холодновато стоять.

– Так ты катайся, мам! Я ж говорю – иди ко мне!

– Хорошо, – кивнула Алена и посмотрела на Дениса. – Ты что-то хочешь спросить?

– Откуда ты знаешь? – удивился Денис. – А, ну да, ты же всегда знала все еще до того, как я начинал говорить…

– И тебя это раздражало, – улыбнулась Алена.

– Нет! Нет. Просто… Да, я хотел спросить… Ты больше не поешь в церкви?

– Нет. В школе преподаю, открыли вокальное отделение для детей. Раньше-то я вела сольфеджио. А теперь вот учу девочек петь. Но ты не об этом хотел спросить.

– Да… Я тут диск твой купил…

– Ты, наверно, хочешь спросить о том, как это я вдруг попала на эстраду? – Алена снова улыбнулась, видя замешательство Дениса.

– Я ж говорю – ты всегда знала, о чем я думаю.

– Просто это многих удивило. А ничего необычного. У меня был жених, мой преподаватель.

– Жени-их… – Денис отвернулся.

– Замуж я за него не пошла, – спокойно продолжила Алена, – но зато он помог мне записать песни. Собственно, сам и музыку к нескольким сочинил. Хороший добрый человек, очень талантливый.

Денис слегка прикоснулся к рукаву ее куртки:

– А… сколько ему лет? То есть…

Алена засмеялась:

– Много. Ты привык, что я кроме тебя никого не видела и знать не хотела. Жених – в том смысле, что он сделал мне предложение, когда я была беременная и поняла, что ты не хочешь на мне жениться и ребенок тебе не нужен.