– Я тебя поздравляю.

– Ты бы хоть цветы принес!

– Зачем?

Зина едва не закашлялась. Покачала головой, глядя на гостя со скорбью:

– Я женщина. Я хочу любви.

– Я мужчина. Я хочу заниматься любовью. И мы с самого начала договаривались, что наши отношения – чисто деловые.

– Вот ты весь в этом, в этих словах своих дурацких… Я не могу так больше!

– Ты хочешь, чтобы я на тебе женился?

Зина затушила сигарету в пепельнице. Подобрала ноги, устроившись на диване удобней. Опустив глаза, уронила тихо:

– Да…

– И что от этого изменится? Все будет точно так же, – мрачно произнес Африкан.

– Нет, не так же. Я стану не содержанкой, а женой, – живо возразила Зина. Вытянула вперед ногу, поболтала ею в воздухе.

– А смысл?

Зина сделала паузу, а потом произнесла раздельно:

– Любовь.

– Любовь?! С каких это пор брак приравнивается к любви? Я что, нежней с тобой стану, если мне штамп в паспорте поставят? Уси-пуси всякие… Зинаида, я останусь прежним, я буду говорить тебе те же самые слова, что и сейчас… – засмеялся Африкан. – И потом, ты хорошо придумала… Заграбастаешь мои деньги, мою квартиру, меня – с потрохами, и все это под эгидой великого чувства – любофф!

– Я о тебе буду заботиться!

– Как? С ложки меня кормить? Я сам ложку в руках держать могу! Мне не надо рубашки гладить, я в офис каждый день не хожу! – Африкан уже потихоньку начал выходить из себя. – Короче, Зина, все остается по-прежнему, или мы прекращаем отношения. Давай раздевайся…

– Катись к черту, Африкан, – с ненавистью произнесла любовница.

В первый раз за сегодня она говорила искренне, без манерничанья и ужимок.

– Хорошо, – кивнул сценарист. – Мы расстаемся. Те неиспользованные два свидания остаются на твоей совести, я денег назад требовать не буду.

– Мерси. Ты очень, очень благородный человек. Буду считать, что это твой подарок мне на день рождения. Спасибо!

– На здоровье, – Африкан направился к выходу, но у двери не выдержал, обернулся: – Глупая ты женщина, Зина. Как ты жить-то дальше будешь? На работу пойдешь? Да ты же сроду не работала, ты раньше часа дня встать не можешь! По три часа с подружками треплешься! Замуж? Допустим, найдешь ты мужа… И что, лучше будет, чем со мной сейчас? Начнет он тебя за волосы таскать да эсэмэски в телефоне проверять… Он с тебя борщ каждый день требовать станет! А через пару лет супружеский долг забудет как исполнять!

– Идиот!

– Сама такая… – Африкан схватил свой планшет и вышел, хлопнув дверью.

Руки у него слегка тряслись. Он чувствовал себя крайне неуютно – но не потому, что раскаивался. Африкан никогда и ни в чем не раскаивался.

Дело в другом – он не любил, когда что-то менялось в его налаженной жизни. Он расстался с Зиной – значит, придется искать новую женщину. На тех же условиях. А это такая морока… Но не жениться же, в самом деле?!

Африкан вернулся к себе домой, открыл банку с консервированным тунцом… Кстати, в магазин сценарист почти не ходил, он заказывал еду по Интернету. Удобно, недорого.

«Представляю, что было бы, если бы я на Зине женился… Этак пришлось бы каждые выходные в какой-нибудь Ашан-Машан таскаться… Ездить с тележкой, наваливать туда колбасу килограммами, спорить из-за каждой упаковки сосисок. А потом в очереди два часа томиться! И ведь машину бы тогда точно пришлось купить! Ой, бли-ин… Кошмар!»

В этот момент зазвонил домофон.

– Кто?

– Африкан, это я, – услышал Африкан голос старшего брата, Павла. – Пусти, пожалуйста.

– Проходи… – не сразу ответил Африкан. И кто их придумал, этих родственников…

Через минуту брат уже заходил в квартиру.

– Есть будешь? Чего не предупредил о визите? – недовольно вздохнул Африкан.

– Это срочно. Мне нужны деньги. Вот прямо сейчас, – сказал Павел, глядя брату в глаза.

– Сколько?

Павел назвал сумму.

– Ого! – присвистнул Африкан. «Нехилая сумма…» – А отдашь когда? – мрачно спросил он.

– Честно говоря, не знаю. Через год-полтора.

«Без процентов, конечно… За год инфляция все сожрет!» – Настроение у Африкана совсем ухудшилось.

– Если не секрет – на что деньги нужны?

– Костика в армию призвали, – быстро ответил старший брат. – Если я вот прямо сейчас денег не принесу, его заберут…

Костик – племянник. Сын Павла и Ираиды, истерички. Африкан Ираиду не иначе как Иродиадой не называл. Сумасшедшая, маниакально-депрессивная тетка, которая выпила из Павла все соки. Ненормальная мамаша, испортившая единственного сына.

Павел работал учителем истории в школе, Иродиада нигде не работала («После сорока женщина уже не котируется!» – ее выражение).

– Взятку, значит, дать хочешь.

– А что делать! Господи, Африкан, я бы к тебе не обратился, взял бы кредит в банке, хоть на каких условиях… Но мне срочно надо, очень срочно! Вот прямо сейчас, сию минуту!

– А что, Костик сессию не сдал?

– Не сдал! – коротко бросил Павел.

– Академ пусть берет.

– Он уже брал академ. У него больше нет отсрочек…

– Что ж он так учился-то хреново, а? Двоешник! А вы, родители, куда смотрели? – с укоризной спросил Африкан. Ситуация с племянником была ему предельно ясна – Костик, избалованный донельзя Иродиадой, лентяй и эгоист, бездельник и тунеядец, довел проблемы с институтом до крайности. Этого и следовало ожидать…

Костик – пропащий. Если его и могло еще хоть что-то исправить, так это армия.

Павел не ответил. Выглядел брат плохо – бледный, мешки под глазами, руки дрожат… Причем, заметьте, Павел не пил вообще и в последнее время под влиянием идиотки Иродиады перешел на вегетарианство (а Костика мясом кормили, кстати!).

– Я тебе уже давал денег на адвоката. Когда твой Костик с этими своими дружками, как их… с Лютиковым и Барановым – учинили мордобой в ночном клубе, – сухо произнес Африкан (Лютиков и Баранов – какие очаровательные, «говорящие» фамилии!). – Я не собираюсь все то, что заработал нелегким трудом, выбрасывать на ветер.

– Я тебе вернул их, эти деньги!

– Паша, ты всю жизнь будешь у меня занимать! Всю жизнь твой Костик будет влипать в какие-нибудь истории, и ты снова придешь клянчить у меня деньги… Я не обязан оплачивать все эти маразмы! – зло сказал Африкан.

– Это в последний раз… Армия – это серьезно! – закричал Павел, глядя на брата с ненавистью. – В армии дедовщина! Там ребята гибнут! А это наш единственный с Ирочкой сын… Единственный!

Африкан отрицательно покачал головой. «Не дам», – принял он окончательное решение.

– Ах, вот как… – изменился в лице Павел, неприятно пораженный отказом брата. – Ладно… Только запомни, Африкаша, я тебе этого никогда не прощу. Ни-ког-да. А если с Костиком что-то случится – там, в армии… если он там пострадает… Я тебя убью. Я тебя убью, честное слово. Потому что ты будешь в этом виноват!

– Я? Ты уверен? – ехидно улыбнулся Африкан. – Именно я?..

Павел прошептал что-то себе под нос и вышел, громко хлопнув дверью.

Африкан пожал плечами. Он не мог поступить иначе, наплевав на свои жизненные принципы и правила.

Правда, брат ему этого не простит. И что? Что хуже – предать себя или предать брата?…

«И вот ведь родственники какие бывают паршивые – надо им близких людей в неприятные ситуации загонять!… – с досадой подумал Африкан. – И вообще, день сегодня паршивый!»

Плохое настроение можно было исправить только одним способом: немедленно выпить.

Африкан сунулся в барный шкафчик и обнаружил, что тот пуст. В прошлую субботу заходил драматург Валеев, и они вместе «уговорили» почти весь запас алкоголя. Под разговоры об искусстве. Поскольку об искусстве в трезвом состоянии говорить невозможно. Все озарения и прозрения возникают только с помощью крепких напитков. Истина плавает на дне бутылки…

Но оставался еще коньяк… «Где коньяк-то? Куда я его спрятал? – Африкан принялся сосредоточенно рыскать по всем шкафчикам и ящикам. – Мы ж его с Перовым, с пятого этажа, выпили! В среду было дело!» – озарило вдруг Африкана.

Перов был неплохим мужиком, начальником какой-то ремонтной конторы. Поскольку Африкан в ближайшем будущем собирался ремонтировать места общественного пользования, Перов мог пригодиться.

В общем, тогда, с Перовым, – это не было банальное «выпить» и не очередное постижение Истины. (Перов не знал Истины и не мог знать ее в принципе. Истину Африкан постигал только с единомышленниками, с равными.)