Эльвира Барякина - Белый Шанхай

Было решено, что НРА подождет, пока красногвардейцы и солдаты губернатора перебьют друг друга, а потом беспрепятственно войдет в город. Штурма концессий не последовало; более того, Чан Кайши договорился с «белыми дьяволами» о сотрудничестве и некоторых уступках.

Китайцам разрешили ходить в городские парки Международного поселения, и в течение нескольких дней на Банде стояли громадные толпы из желающих попробовать запретный плод. Полицейские-сикхи следили за порядком: «Гуляем, не задерживаем очередь! Посидели на лавочке — дайте другим!»

Для коммунистов — как русских, так и китайских — все это было как гром среди ясного неба. Пытаясь спасти положение, Михаил Бородин призвал не подчиняться предателю Чан Кайши, но красногвардейцы не могли воевать с объединенными силам иностранцев и Гоминьдана. Стало ясно, что никакой пролетарской революции в Китае не будет — во всяком случае пока.

Для Германии это была патовая ситуация. Даниэль не участвовал в переговорах между Чан Кайши и «белыми дьяволами» и не выторговал для немцев никаких привилегий. Теперь они уже не являлись единственными западными союзниками правых гоминьдановцев, и немецким промышленникам вряд ли стоило рассчитывать на особые поблажки в торговле.

В Берлине решили, что на настоящий момент лучшая стратегия — это сталкивать лбами русских, китайцев, англичан и их союзников. Вскоре Даниэль получил приказ срочно выехать в Пекин и провернуть там одну хитроумную операцию.

Пока иностранцы праздновали бескровную победу, пришло известие, что в соседнем Нанкине произошла катастрофа: ворвавшиеся в город солдаты НРА разграбили местную концессию, убили вице-президента университета и ранили британского консула.

Белый Шанхай замер от ужаса: как же так? Ведь мы договорились с Чан Кайши о мире!

За один день были скуплены все билеты на пароходы, отправлявшиеся в Европу и Америку. Теперь даже те, кто не хотел верить в худшее, паковали чемоданы.

От беспокойства за Тони и Клима Тамара разболелась и два дня просидела дома в обществе нахохлившихся птиц. Казалось, даже они ощущали все нарастающую тревогу.

— Мама, включи радио! — крикнул, вбегая к Тамаре, Роджер.

Она торопливо повернула ручку приемника.

— Американские миссионеры, прожившие в Китае не один год, массово покидают страну, — говорил незнакомый ведущий. — Их церкви сожжены, а крестьяне вовсю грабят их дома.

— Вероятно, все это время китайцы ждали прихода Чан Кайши, а не Спасителя, — послышался голос Клима.

У Тамары отлегло от сердца: вернулись-таки!

— Расскажите, что случилось в Нанкине? — попросил ведущий.

— Мы с Тони Олманом прибыли в Нанкин за день до резни, — произнес Клим. — Ночевать пришлось в городской тюрьме: оказалось, что солдаты губернатора ненавидят «белых дьяволов» ничуть не меньше, чем южане, — так что в камере было безопасней. Когда начался погром, все иностранцы собрались в доме мистера Хобарта на вершине холма: нас было около пятидесяти человек, включая военных моряков с радиопередатчиком.

— Откуда они там взялись? — спросил ведущий.

— Их прислал капитан британского корабля, чтобы они наблюдали за обстановкой и сообщали по радио о том, что происходит в городе.

Тамара слушала и чувствовала, как ее тело наливается ртутной тяжестью. А что, если Тони погиб?

— К нам начали ломиться мародеры, — продолжал Клим. — Чтобы оттянуть время, мы выкинули из окон все ценные вещи и, пока солдаты дрались из-за них, мы успели послать по радио сигнал бедствия. Американские и британские корабли открыли огонь по городу, и при первых залпах мародеры разбежались.

— Сколько китайцев погибло при артобстреле?

— Не знаю. Мне известны только наши потери: погибло восемь иностранцев и около десятка было ранено.

По щекам Тамары текли слезы: она уже не сомневалась, что Клим назовет Олмана среди погибших.

— Мы сделали веревки из простыней и перебрались через городскую стену, — сказал Клим. — Сначала мужчины с оружием, потом женщины и дети. На берегу нас ждали шлюпки британского десанта.

— Вы уверены, что вас преследовали солдаты НРА, а не коммунисты? — спросил ведущий. — Ведь между нами установлено перемирие.

— Вы считаете, что командиры НРА полностью контролируют свои войска? — отозвался Клим. — Они делают, что хотят. Это гражданская война: граждане убивают граждан, потому что им так хочется.

— Стало быть, обстрел Нанкина был оправдан?

Клим вздохнул.

— Я, знаете ли, счастлив, что сижу здесь и разговариваю с вами. А мог бы валяться в канаве с перерезанным горлом.

Ведущий поблагодарил Клима и зачитал последние шанхайские известия. Новый военный комендант, назначенный Чан Кайши, велел разоружить красногвардейцев, засевших в северных районах города, но те отказались ему подчиняться и организовали собственное коммунистическое правительство.

Тамара выключила радио. «А я ведь не смогу спасти детей, если начнутся уличные бои», — в тихом ужасе подумала она.

За окном послышался шум мотора. У Тамары потемнело в глазах: «Если сейчас скажут, что Тони погиб, я тут же умру!» Но через минуту в дверях показался знакомая фигура.

— Тони! — ахнула Тамара.

Его голова была в бинтах, а рука висела на перевязи.

— Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай свалился… потому что не выдержала веревка из простыни, — с виноватой улыбкой сказал Тони. — Клим и британский лейтенант доволокли меня до шлюпки.

— Это ничего, — проговорила Тамара, плача от счастья. — Мы обязательно вылечим Шалтая-Болтая!

Даниэль зашел к Дону Фернандо на радиостанцию, чтобы забрать новый, только что изготовленный паспорт на имя австрийского коммерсанта.

Дон сидел у себя в кабинете и слушал передачу Клима Рогова, который рассказывал о погроме в Нанкине.

— Я должен попрощаться со слушателями, — произнес он. — Сожалею, но это мой последний эфир. Я отправляюсь в Пекин по личным делам.

— Что?! — завопил Дон Фернандо. — А кто за тебя будет работать?

Позабыв о Даниэле, он выбежал за дверь, и через минуту его трубный голос послышался в коридоре:

— Ты рехнулся?! — орал Дон на Клима. — Зачем ты собрался ехать в Пекин? Чтобы спасти Нину? Она бросила тебя, а ты, как последний дурак, готов бегать за ней?

У Даниэля екнуло сердце: Нина сейчас в Пекине?

Он вышел в коридор и увидел Клима и Фернандо, стоявших напротив ярко освещенного окна.

— Я все разузнал, — проговорил Клим. — Генерал Собачье Мясо продал Фаню Бородину и остальных пленников в Пекин. Тамошнему маршалу, Чжан Цзолиню, житья нет от диверсантов из СССР, и он решил устроить показательный процесс над видными большевиками.

— Там заранее все решено! — воскликнул Дон Фернандо. — Чжан попросту казнит их — чтобы другим было неповадно. Чего ты туда попрешься?

— Не отговаривай меня, — отозвался Клим.

Даниэль в упор смотрел на него: этот тип вообще не имел права заикаться о Нине после того, как дважды вынудил ее бежать!

Он решительно подошел к Климу.

— Нине нужна помощь на дипломатическом уровне. У меня есть кое-какие связи в Посольском квартале, так что я сделаю все возможное.

— Нина попала под арест из-за вас… — ледяным тоном начал Клим.

— А у кого хватило ума отпустить ее в Ухань?!

Дон Фернандо схватил их за руки.

— На вашем месте я бы сначала вытащил даму из тюрьмы. А то палач разделит ее и одному вручит голову, а другому — все остальное.

Даниэль вспомнил о деле, которым ему предстояло заняться в Пекине: ему требовался человек, говорящий по-русски.

— Фернандо прав, — примирительно сказал он. — Поедемте в столицу вместе.

Он протянул ладонь, и Клим, помедлив, брезгливо пожал ее.

— Идиоты оба! — укоризненно начал Дон Фернандо, но тут же махнул рукой: — А, ну вас к чертям собачьим! Святая Дева, сделай так, чтобы они не поубивали друг друга в дороге! Образумить их не прошу: это даже Тебе не под силу.

В четыре часа утра завыли сирены военных кораблей, и по улицам Международного поселения понеслись грузовики, наполненные вооруженными людьми.