Посольский квартал – высокая стена, особняки, магазины и сады. Чистота и сытость, покой и богатство.
Клим встретился с судьей Хо Цуном в маленьком ресторане «Золотая пагода», в отдельном кабинете.
Судья – невысокий, с гладко зачесанными назад волосами – сидел перед Климом, сложив руки на животе.
– Очень приятно, что вы знаете шанхайский диалект. Здесь, в Пекине, это редкость. А мне, признаться, иногда хочется поговорить на родном языке.
Клим пытался не выказывать нетерпения.
– Двести тысяч серебряных долларов, – наконец произнес Хо Цун. – Вы должны понимать: если я освобожу Бородину и ее людей, меня объявят государственным преступником. Я потеряю все, что нажил годами непосильной службы.
– Я понимаю.
– Пусть ваши люди принесут половину суммы до объявления приговора. А другую – сразу после освобождения заключенных. У меня будет не больше часа, чтобы скрыться из города.
– Хорошо, – отозвался Клим.
Двести тысяч. Жизнь Нины стоила двести тысяч кусочков серебра. И единственный человек, который мог дать их, – товарищ Сталин.
4
Рубцов обманул: приговор огласили утром, а не в два часа пополудни.
Когда Клим примчался к зданию суда, там уже стояло оцепление и метались журналисты в надежде разузнать подробности.
– Судья был подкуплен! – неслось по толпе. – Сразу после заседания он сел в автомобиль и уехал.
– Чжан Цзолинь в ярости. Жену, брата и детей судьи уже арестовали.
Клим бросился к советскому посольству, там тоже была толпа: репортеры, зеваки, много русских. У входа появился человек во френче:
– Товарищ Бородина и ее спутники были здесь, но они уже уехали из посольства.
– Куда они направились? – выкрикнул Клим.
– Сожалею, я не в курсе.
Он до вечера колесил по городу, был в доме у Рубцова: сколько ни колотил в калитку, никто не открывал. Перелез через забор – пусто, на двери висячий замок. В адвокатской конторе – только насмерть перепуганная секретарша.
– Канторович не появлялся сегодня. Приходили солдаты и полицейские, они тоже его спрашивали.
Опять посольство, здание суда, тюрьма, редакции газет…
Бесполезно. Нина исчезла.
Клим вернулся в гостиницу. Китти повисла у него на шее:
– Папа пришел! Я сегодня была неумницей, но недолго: я хотела подметать, но няня Валя не дала. А еще я тебя люблю-прелюблю и заобнимаю всего насквозь. Ну что ты не смеешься, когда щекотят?!
Клим прижал ее к себе:
– Я буду смеяться. Честно, буду.
Глава 80
1
Дон Фернандо пел на весь Шанхай о любви. Голос его доносился из распахнутых окон, из ресторанов и уличных репродукторов:
– Огню уже не разгореться,
Не вспоминай прошедших дней…
Нет в мире ничего страшней,
Чем спазмы умершего сердца.
Дон Фернандо откинулся на спинку стула. Лицо его было красным, от виска до ворота тянулась дорожка пота, глаза сияли торжествующим блеском.
– В эфире был дон Фернандо Бурбано, – сказал Клим, – а я прощаюсь с вами. Встретимся завтра в одиннадцать утра на той же волне. Счастливо.
Дон Фернандо промокнул лоб платком:
– Слышал, что Марта учудила? Какой-то тип ходил к ней в бордель, пользовался девочками в кредит, а платить не платил. В прошлое воскресенье она явилась на мессу в церковь, а когда стали собирать пожертвования, опустила в корзину его расписки: «Подателю сего уплатить в счет долга в публичном доме…» Скандал был дикий!
Клим рассмеялся:
– Прелесть какая! – И тут заметил, что сидевший за стеклом техник отчаянно машет руками. – Ой, кажется, мы микрофон забыли выключить!
Дон Фернандо сначала хохотал, потом ругался, а потом решил, что так и надо: теперь о его оплошности будут говорить в каждом трамвае. Бесплатная реклама!
Постучав, в эфирную студию заглянула секретарша Оленька. В руках у нее была русская газета.
– Клим, посмотрите, тут перепечатка из «Правды»: Фаня Бородина уже в Москве, а Чжан Цзолинь ее до сих пор в Пекине ищет, награду объявил в тридцать тысяч долларов. Вот, – Оленька ткнула ногтем в заголовок, – у нее интервью брали.
Дон Фернандо насплетничал всем кому ни попадя об истории с Ниной, и теперь каждый считал своим долгом хотя бы посочувствовать Климу.
Он взял газету.
Бородина рассказывала, что примерно месяц она и ее товарищи жили у одного ученого-востоковеда. Выезжать из столицы было опасно – все вокзалы и дороги перекрыли.
«К нашему хозяину-ученому нередко наведывались гости, – говорилось в интервью, – поэтому соседи не обратили внимания на подъехавший к воротам автомобиль. Меня и мою двоюродную сестру нарядили в монашек – скромные платья, огромные белые чепцы. На той же машине мы выехали за город».
Далее рассказывалось, как беглянки по верблюжьим тропам пересекли границу. На советской стороне их ждали и сразу посадили на поезд.
Клим передохнул. Значит, Нина в Москве.
Он поднялся:
– Все, я поехал.
Дон Фернандо схватил его за рукав:
– Куда?
– В Россию.
– Прямо сейчас?
– Да.
