– Здесь вся улица свидетели.
– Их сбил красный «бьюик», на таком мистер Роберт Уайер катается.
– Уехал и даже не остановился. А няньку с ребеночком – сразу насмерть.
2
Лиззи вошла в дом: парадная дверь была открыта – странно. Поставила мокрый зонт у стены, он упал, очертив темный полукруг на обоях.
– Хэлло!
Было тихо, дом словно вымер.
– Хэлло! – нетерпеливо повторила Лиззи. – Кто-нибудь!
Послышались шаги, и в передней показалась Хобу. Лицо ее было перекошено.
– Мисси, мисси… Такое несчастье!
– Что-то с Бриттани?!
– Нет, нет! Это мистер Роберт… Такое несчастье! Он убил женщину с маленькой беби!
Свет померк в глазах Лиззи. Из верхних комнат донесся жалобный вой:
– О-о-о…
– Мистер Роберт как приехал домой, свалился прямо здесь, на ковер, – всхлипывала Хобу. – Я никогда такого не видела, мисс Лиззи! Он говорил: «Я наехал на них автомобилем! Мне лучше умереть!»
– Где Бриттани? – прошептала Лиззи.
– Она наверху, с Адой. У доченьки вашей с утра лихорадка, мы доктора вызывали.
– Не надо, чтобы Бриттани знала…
Лиззи медленно стянула перчатки. Из темного проема двери снова:
– О-о-о…
– Пусть заткнется… Я ему скажу, чтоб заткнулся…
Она принялась подниматься по лестнице. Хобу ковыляла следом.
– Я отправила Шао к мистеру Хью и мисс Эдне. Я думаю, они сейчас приедут.
– О-о-о…
Мир разлетелся на части, как яблоко, пробитое пулей. Что теперь делать? Убил женщину и ребенка… Пьян небось был, скотина!
– Китайцы совсем-совсем не умеют переходить дорогу, – говорила Хобу. – Очень много деревенских приезжает в большой город – никогда не видели авто, не умеют на улице…
Лиззи сжала ее руку:
– Молчи.
3
Роберт заперся у себя и не откликался на стук, но стоны прекратились. Шао сказал, что принес ему бутылку виски:
– Он, наверное, упился там.
Лиззи замахнулась на него:
– Убирайся, дурак!
Пришли свекор и сестра. Эдна бегала по комнате.
– А может, ему показалось? А может, они живы? – Потом умчалась в кабинет Лиззи – звонить в редакцию. Вернулась, упала без сил в кресло. – Наши уже в курсе… Свидетелей полтора десятка.
Пальцы Хью едва слышно постукивали по деревянному подлокотнику.
– Что грозит моему мужу? – спросила Лиззи. – Вы полицейский, вы должны знать.
Хью помолчал, пожевал губами. Лиззи видела, как у него под набрякшим веком пульсирует жилка.
– По китайскому закону вождение в пьяном виде влечет за собой штраф от пяти до десяти долларов; американский суд приговорил бы его к штрафу в пятьдесят долларов и шести месяцам тюрьмы… Но это если не доказан наезд на пешехода. Британский суд…
– Вы о чем?! – закричала Лиззи. – Люди видели, как Роберт сбил людей. Его машину ни с какой другой не перепутаешь.
– Вот я и говорю, Роберту не отделаться штрафом. Кто пострадавшие?
– Погибла китайская няня и белый ребенок, – сказала Эдна.
– Ну так родители нас с потрохами съедят. Мы, конечно, можем с ними поработать, но Роберту и его жене лучше скрыться, пока все не уляжется.
– То есть как? – выдохнула Лиззи. – Я не могу уехать: у меня журнал!
– Забудьте про журнал, – рявкнул Хью. – Вам нужно исчезнуть на год. А я позабочусь, чтобы об этой истории не вспоминали.
Эдна опять забегала по комнате.
– Тогда уезжать надо немедленно. Я узнаю, когда отправляется пароход.
– Но Бриттани болеет, ее нельзя брать с собой, – ослабевшим голосом проговорила Лиззи.
– Ребенка с гувернанткой оставишь мне.
– О-о-о… – опять донеслось из комнаты Роберта.
Лиззи скрестила руки на груди:
– Пусть Роберт едет один. Я останусь.
Эдна нервно усмехнулась:
– А репортеры будут тебя донимать: «Куда делся ваш муж-убийца? Это вы помогли ему избежать правосудия? Каково чувствовать себя женой подл…»
– Прекрати! – взмолилась Лиззи.
– Собирайтесь! – прикрикнул на нее Хью. – Велите Шао складывать вещи. Я сам отвезу вас в порт.
4
Нина неистовствовала, искала виновных. Олман прислал дуру-няню, которая не знала, как переходить улицу, Клим подарил коляску, она сама отпустила Катю гулять.
– Я убью Уайера!
Но подлые Уайеры сразу исчезли из города.
Клим окаменел: мышцы, мысли – все застыло хрупкими соляными кристаллами. Что-то делал и говорил, потом валил себя на постель и выключал сознание.
Судья отменил домашний арест, чтобы Нина могла похоронить ребенка. С кладбища Клим забрал ее к себе: слишком много вокруг было любопытных и сочувствующих.
Нина вошла в «Дом надежды», поднялась в комнату, села на стул. Ада налила ей чаю, стала что-то рассказывать о своей матери, но ее никто не слушал, и она замолкла.
Клим тоже молчал. Сидел, прислонившись затылком к холодной, непротопленной стене.
В углу качнулась Митина фигура. Клим не заметил, что и он тут. Не сказав ни слова, Митя вышел.
Клим чувствовал, что ему надо что-то сделать: обнять Нину, что-то ей пообещать. Упадок сил: вдыхаешь воздух – выдыхаешь унылую ненависть к человечеству.
– Я всегда подозревала, что мистер Уайер – мерзавец и трус, – вновь подала голос Ада. – Хорошо, что он совсем не занимается воспитанием Бриттани… Ой, а что это у вас на груди? – спросила она, заметив, как по черному платью Нины расплываются два лоснящихся пятна.
Она посмотрела непонимающим взглядом:
– Это? Молоко для моей дочери.
Лучше бы она плакала.
Сгустились сумерки. Ада зажгла лампу.
– Хотите, я вам за ужином сбегаю? – Ей надо было чем-то себя занять.
Внизу хлопнула дверь, послышался скрип ступеней, детский крик. Нина и Клим вздрогнули одновременно.
– Нате, это вам, – сказал запыхавшийся Митя. В руках у него был грязный сверток – живой, вертящийся, голосистый.
– Что ты принес? – испугалась Нина.
– Душа вашей дочки переселилась. Я просил богов, чтобы они послали мне знак. Я пошел к храму, и тут она кричит, девочка. Ее кто-то выкинул – специально для вас.
– Ты хоть соображаешь, что говоришь?! – заорал Клим.
Проститутки и нищенки выкидывали нежеланных детей на улицу – авось кто-нибудь подберет. А если нет – ну и ладно. Сколько младенец промучается? Час, два – и сразу на небо.
Не слушая Клима, Митя положил ребенка на пол, развернул тряпку:
– Она вся мокрая! Ада, дай что-нибудь переменить. Ишь развопилась! Небось есть хочет.
Нина с ужасом смотрела на смуглое, большеголовое существо, извивающееся на полу. Уши красные, глаза-щелочки, на голове – черная грива.
– Унесите ее!
Митя подошел к ней, сел на корточки, заглянул в глаза:
– Смерть – это правильно: все смертны. Если тебе некого любить – люби эту девочку. Какая тебе разница?
– Ой, дурак! – простонала Ада.
– Нина, я не могу отнести ребенка назад, – сказал Митя. – В Китае так: если ты спас чью-то душу, ты обязан заботиться о ней до самой смерти. У меня нет женского молока – у тебя есть, и твои груди болят от него. Дай моему ребенку поесть, и вам обеим станет хорошо.
– Она, наверное, вшивая, – плакала Нина, беря девочку на руки.
– Ну вот, ты тоже о ней позаботилась! – улыбнулся Митя.
– Я не могу взять ее с собой, – сказала Нина, когда девочка уснула. – Это оскорбительно для памяти моей дочери. Ее никто не заменит. – Она переложила ребенка на постель Клима. – Мне надо домой.
Клим поднялся. Решение было принято.
– Я оставлю эту девочку себе.
– Ты?
– Это же китайский ребенок! – возмутилась Ада. – Кто за ним присматривать будет? Его надо отнести в приют к монашкам!
Клим покачал головой:
– Моя будет.
– Как знаешь, – проговорила Нина и принялась спускаться по лестнице.
Ада постучала себя кулаком по лбу:
– Клим, послушайте! Чем вы будете ее кормить? У вас ни работы теперь, ни денег. Если вы думаете, что я потерплю в своей комнате орущего младенца, вы глубоко заблуждаетесь. Я…
Люк распахнулся – Нина вновь поднялась в комнату:
– Я не знаю, что мне делать с молоком – грудь будет ломить. Пусть девочка пока останется со мной.
Глава 34
1
Ада поняла, что она бессердечная особа. Когда Нина Васильевна сидела у нее в комнате после похорон, она думала не о том, какое горе случилось у этой женщины, а об американском паспорте. Клим говорил, что его жена занимается паспортами. Как бы узнать, есть у нее связи с консульством Американских Штатов?