Эльвира Барякина - Белый Шанхай

Лиззи смотрела на его оплывшую фигуру: Роберт так растолстел, что проломил бы спину любому пони. Он заставил ее разделить с ним позор и изгнание; во время плавания от Бомбея до Шанхая Лиззи изменяла ему с красавцем первым помощником – не столько из страсти, сколько из желания иметь свою частную жизнь, отдельную от супруга.

Лиззи до слез тронул радостный вопль Бриттани: «Мама вернулась!», но уже через десять минут громкий голос дочери стал действовать ей на нервы.

– Солнышко, пойди поиграй в свою комнату!

Но Бриттани вертелась вокруг как привязанная.

– Мам, а папа сказал, что вы видели принца Уэльского.

– Папа наврал.

– Нет, правда! Он сказал, что на выставке в Англии был принц Уэльский, сделанный из масла. Мам, а потом люди его съели?

– Не знаю, радость моя.

Главным сокровищем, добытым Лиззи, были европейские модные журналы. Пока Роберт грезил о лошадях, она придумывала, рисовала, писала очерки. «Флэпперс» должен был подняться на новый уровень. Как ни жаль было времени, проведенного в изгнании, этот год не пропал даром – Лиззи столько всего узнала, столькому научилась!

– Мама, ма-а-ам!

– Ну что?

– А я могу дорожные знаки придумывать! Давай я тебе скажу какие, а ты нарисуешь, и мы их в саду развесим, чтобы все соблюдали.

– Какие еще знаки, прости господи?

– «Нельзя бить лопатой червяков» – это очень важный знак, а то как дождь – они выползают, и садовник их казнит.

– Иди попроси папу.

– Но папа не умеет рисовать, как ты!

– Потом… Иди поиграй.

На следующее утро к завтраку явился Хью; он постарел, кожа на горле отвисла, как у индюка.

– Все, что ни делается, к лучшему, – говорил он, пихая сына локтем. – Людская память коротка: все уже забыли о том происшествии.

Роберт вымученно смотрел на него. «Какой Хью болван! – насмешливо подумала Лиззи. – Неужели он не понимает, что его утешительные слова – это соль на рану?»

– Эта женщина, Нина Купина… Она здесь? – спросил Роберт.

– Об этом не беспокойся. Я ее вот где держу! – И Хью показал костлявый, с выпуклыми венами кулак.

– Не надо, – поморщился Роберт. – Я и так виноват перед ней.

Он смотрел в тарелку, а Хью еще долго разглагольствовал о праве сильного, о том, что природа не терпит слюнтяйства и каждый разумный человек имеет право пользоваться возможностями, данными его нацией и общественным положением.

Чтобы сменить тему, Роберт начал расспрашивать старика о службе.

– Все в порядке, – отозвался Хью. – Только с русскими казаками надо что-то делать. Они наводнили город контрабандным оружием, и в трюмах у них взрывчатки – пол-Шанхая можно снести. Я уж подумывал, как им устроить несчастный случай, да мистер Бернар подал идею получше.

– Вот как? – произнес Роберт с набитым ртом.

– Мы отправим казаков обратно в Россию. Главное – убрать генерала Глебова, а то он не отпускает их.

Роберт поднялся и совсем невежливо заявил:

– Я хочу съездить на конюшню. – Чмокнул Лиззи жирными губами. – Вечером буду поздно – заеду в клуб.

Лиззи брезгливо отерлась салфеткой.

– Нервы, нервы… Я понимаю, – сказал Хью, когда дверь за Робертом закрылась. – Ну а вы, милая моя, чем намерены заниматься?

– Буду издавать журнал.

– Этот… что-то там про пустышек? Про глупеньких дурочек, которых никто замуж не берет? – Хью достал из кармана бархатную коробку, повертел ее в руках и протянул Лиззи: – Это вам, если будете умницей.

Лиззи открыла крышку. На белом шелке лежал браслет шириной в два дюйма.

– Бриллианты и сапфиры, – небрежно произнес Хью. – Мамаша Роберта носила: я ей из Индии привез. Занимайтесь тем, что положено скромной молодой особе: ведите хозяйство, воспитывайте дочку – ей ведь скоро в школу.

Лиззи отодвинула коробку:

– Мне это не нужно.

Лицо Хью потемнело.

– Вы понимаете, что больше не увидите этот браслет? У вас есть семья, и вы не имеете права всех нас позорить!

Мне стыдно людям в глаза смотреть: моя сноха издает какую-то чушь! Да я закрою вас!

– Руки коротки, – насмешливо отозвалась Лиззи. – Слава богу, в Шанхае существует не только наш продажный муниципалитет. Я без труда получу разрешение во Французской концессии, а если понадобится – и в Китайском городе. Вы, сэр, настолько отстали от жизни, что даже не осознаете этого. Ваше мнение давно никого не интересует: вы устарели, как прошлогодняя газета.

Хью побагровел, схватил со стола графин, замахнулся…

Удар пришелся по руке Хобу. Она кинулась вперед и заслонила собой хозяйку. Вскрикнув, Хобу упала на колени, прижала руку к груди.

– Пошел вон, кретин! – Лиззи затопала ногами на свекра. – Шао! Выстави его отсюда! Хобу, дорогая… Тебе больно?

Хью положил коробку с браслетом в карман и вышел; плечи его были сгорблены, волосы на затылке встали дыбом.

– Никогда, слышите? Никогда не впускать этого человека в дом! – кричала Лиззи сбежавшимся слугам. – Хобу… Ну не молчи ты… Он что, руку тебе сломал?

Лиззи приехала в редакцию «Ежедневных новостей» к Эдне.

– Роберт отказался поддержать меня, – дрожащим голосом произнесла она. – Мой супруг по-прежнему собирается работать на отца, на его страховую фирму. Я умоляла найти другое место, ведь у нас полно знакомых в городе, кто-нибудь его бы взял… в банк или еще куда… Но Роберт боится, что ему припомнят ту сбитую девочку.

– У вас нет денег? – спросила Эдна.

Лиззи покачала головой:

– В том-то и беда. Хью нарочно подстроил все так, чтобы мы шагу не могли ступить без него. А мои личные сбережения пропали – я их вложила в журнал.

Эдна обняла ее, сама чуть не плача.

– Мне надо уйти от них, – тихо сказала Лиззи. – Если бы у меня были деньги, я бы возродила «Флэпперс», но мне никто не даст кредита без гарантий мужа. А Хью запретил Роберту помогать. Он не посмеет ослушаться.

– Мы с Даниэлем дадим тебе в долг, – отозвалась Эдна. – У тебя все получится: ты сильная девочка. Надо разыскать Клима Рогова – он поможет тебе встать на ноги.

Лиззи поцеловала ее:

– Спасибо… Ты бы знала… Прости, что я подсунула тебе сосиску.

Они рассмеялись.

– Ладно, пустое, – сказала Эдна. – Я ее уже выкинула.

Назар скакал по улице, махал костылями, как веслами. Только бы успеть!

Будь у него хоть мелкая монета в кармане – отправил бы китайчонка с записками к Климу и барышням Заборовым. А так самому пришлось тащиться.

Назар вошел в «Дом надежды», сунулся в пахнущий влажным деревом коридор, постучал костылем в люк:

– Эй, Клим, ты тут? Я к тебе залазить не буду – мне несподручно.

Тот спустился: босой, в майке, на штанах – чернильные пятна.

– Статейки кропаешь? – засмеялся Назар. – Бросай все: мы домой едем!

– В смысле?

– От Соколова пришла записка: генерал Глебов лежит при смерти. Это сигнал нам, чтобы мы быстро сматывались из Китая. Мамка-то моя, поди, думает, что ее сына в живых нет, а я как явлюсь, да еще с боевым ранением! Мальчишки во дворе глаза вылупят: «Где был? Чего видел?» О, братцы мои, вам такое и не снилось!

Клим нахмурился:

– Что случилось с Глебовым?

– Отравлен неизвестной науке химией.

Клим ругнулся сквозь зубы:

– Черт, они же на меня подумают…

– Да пусть думают на кого хотят! – затормошил его Назар. – Мы сегодня уезжаем!

Клим не смотрел на него:

– Извини, я не могу. У меня дочь…

– Ну как знаешь… – Назар пожал ему руку. – Всем привет, а мне еще надо к девушкам заскочить.

Добираясь до бординг-хауса, где проживало семейство Заборовых, Назар семь потов с себя согнал. Барышни, слава богу, оказались у окошка – сидели грызли семечки.

– Едем! – завопил Назар.

Они повскакали, шелуху рассыпали:

– Когда? Куда?

Назар хотел войти в дом, но Марья не открыла ему.

– Не пущу! Он вас, дур, продал большевикам! – кричала она.

Барышни принялись плакать. Назар опять вышел к окну:

– Чего вы ее боитесь? Если она хочет оставаться – пусть гниет здесь, а мы в Россию поедем.

В ответ Марья выплеснула на Назара ковш воды:

– Убирайся отсюда!

В окне показалась голова то ли Паши, то ли Глаши.

– Она все вещи в сундук заперла! Салтычиха! Ты не смеешь нам указывать!