Сьюзен Виггз - Берег мечты

— Ты ему об этом сказала?

— Чтобы разжалобить его? Я и так имею достаточно жалкий вид.

— Нина будь честной сейчас со мной и с самой собой. Ты думаешь, банк стал бы ждать, когда ты получишь право на бизнес, полагаясь на новую программу помощи малым предприятиям?

Конечно, по обыкновению, все государственные программы продвигались медленно и с трудом. Нине говорили, что иногда приходится ждать целый год.

— Мистер Бэйли подождал бы. Но эта блондинка — Брук Харлоу — не стала. Мне кажется, Грег с ней встречается. Удачно, да?

— Не выноси заключений без доказательств. Этот вариант для тебя безопаснее. Вдруг тебе все осточертеет и ты захочешь бросить этот бизнес? Сейчас, работая на Грега, ты можешь легко это сделать. Послушай, а вдруг Грегу надоест и ты получишь возможность осуществить свою мечту…

— А если все пойдет отлично, тогда нам придется строить планы, как убрать друг друга с дороги?

— Или наоборот, вы объединитесь.

— Никогда.

— Но почему? Оливия рассказала мне о нем. Он на двенадцать лет моложе Филиппа, значит, ему… тридцать восемь. Он разведен. Он — Беллами. Он свободен.

— У него сын школьник и вот-вот родится внук. — Нина ничего не имела против беременных подростков, сама была такой. Но ей не нужны сейчас трудности с чужими детьми.

— Но большая семья — это счастье. Тебе ли не знать? У твоих родителей было девять детей.

Нина не стала ее разубеждать. Дженни росла без родителей, у нее было одинокое детство. Отец был неизвестен. Только недавно нашелся. Мать исчезла, оставив Дженни на своих родителей. Бабушка и дедушка воспитали ее, она выросла в тихом домике на Марпл-стрит.

— Может, ты и права. Но мне так хотелось быть хозяйкой, не подчиняясь никому. Первый раз в жизни я получила такую возможность.

— Понимаю. Ты заслужила такой шанс. Но думаю, Грег тоже. Он сделал тебе деловое предложение, а не предложение руки и сердца.

— Наверное, на Небесах решили, что я не заслуживаю счастья.

— Нина, ты же сама сказала, что хочешь быть одна. Послушай, не упускай Грега — это для тебя прекрасная возможность.

— О господи, послушай себя — какая ты правильная и благоразумная. И все учишь меня и учишь. Это потому, что ты счастлива до неприличия. Ты так и светишься. Но не считай, что я тоже должна быть счастлива. У меня все по-другому. Но ты права в одном: Грег не имеет опыта и не понимает еще, во что ввязался. Не протянет и до следующего лета, запомни мои слова.

— Ты замышляешь что-то против Грега?

— Это лишнее. Он и сам рухнет.

— Даже работая с тобой вместе?

— А ты знаешь, что Грег Беллами был большой занозой в моей жизни? С самого детства?

Номер носил имя сэра Галахада, известного по легенде своей непорочностью и галантностью. Расположенный в главной части гостиницы, на самом верху, он был отделан деревом, напоминая о лесном окаймлении озера. Все было выдержано в духе старины: кровать из березы с ручной резьбой, светильники из оленьих рогов, старинные гравюры прерафаэлита Данте Габриэля Россетти.

В каждой комнате свежие цветы. Чтобы цветы дольше стояли, в воду бросали медную монету и таблетку аспирина. Медь обладает свойствами фунгицида, и аспирин придает воде кислые свойства. Все по совету знаменитого флориста, который предупреждал: «Не нагромождайте букеты близко друг от друга, оставляйте расстояние для полета бабочки».

Нина тогда во всех своих несчастьях винила молодого Грега Беллами. Хотя это было нелогично, тем более что он, кажется, вообще понятия не имел о ее существовании. Наверное, это и являлось главной причиной неприязни.

В тот день, когда Нина встретила его в первый раз, она приехала в лагерь «Киога» с лучшей подругой, Дженни Маески. Когда-то здесь стояли рядами бунгало для богатых отдыхающих из города, а сейчас курорт был преобразован в модный летний лагерь для их детей — золотой молодежи города. Конечно, Нина ехала не отдыхать, но даже если бы и очень захотела, это место было не для нее.

Нет, она ехала в летний лагерь на берегу озера в фургоне булочной-кондитерской, принадлежавшей дедушке и бабушке Дженни. Девочки помогали доставлять товар. Дедушка позволял им включать на полную мощь радио, наверное, не возражал потому, что имел проблемы со слухом. Поэтому волны тяжелого рока и легкий бриз, врывавшийся в открытые окна, омывали их по пути, наполняя блаженством. Когда фургон въехал в старинную арку ворот лагеря, Нина с наслаждением вдохнула запах леса и попыталась представить, что это значит — отдыхать здесь. Наверное, жуткая скука. Она была несправедлива из ревности, ведь ей никогда не узнать, что это такое — провести лето в отдельном домике, где всегда полно друзей. Такие семьи, как семья Романо, никогда не посылали своих детей в подобные места.

Она напомнила себе, что богатые отсылают сюда детей, потому что лишены воображения. Много денег и мало фантазии. Как говорил отец Нины — просто чтобы от них отделаться. Нина и ее восемь братьев и сестер прекрасно понимали причину — он пытался обмануть их, чтобы они не слишком расстраивались. Семья Романо с трудом сводила концы с концами, родители не могли всех детей обеспечить обувью, не говоря о каникулах. Отец Нины преподавал гражданское право в средней школе Авалона и любил свою работу. Зарплаты катастрофически не хватало, что было неудивительно. Девять детей — это не шутка. Каждое лето отец принимал участие в политической жизни. Он работал в штабе местных кандидатов, разумеется демократов, работал преданно и самозабвенно, он верил в своих избранников. Многие осуждали его за это. Имея столько детей, говорили они, лучше бы шел подработать летом на семью, например стричь газоны или рыть канавы. Но отец защищался, он искренне верил, что делает для своей семьи больше, потому что пытается изменить мир к лучшему. Старший брат Нины, Кармин, говорил, что лучше бы отец научился пользоваться презервативом.

Если мать Нины летом не вынашивала очередного ребенка или не возилась с ним, меняя пеленки, то работала в лагере «Киога» поварихой. Мать говорила, что готовка еды не составляет ей никакого труда, даже доставляет удовольствие, и она может приготовить на целую армию с закрытыми глазами. Работа была ей не в тягость, так что зарплату она считала бонусом. Мать готовила для богатых детей, которые понятия не имели, что такое износить обувь до дыр или умолять сестру не писать свое имя на ранце, потому что на следующий год он перейдет к тебе, или платить за школьный завтрак голубыми талонами на бесплатное питание, стыдливо протягивая их и молясь про себя, чтобы стоявшие в очереди позади тебя не заметили этого. Нина тоже работала летом в гостинице «Уиллоу», убирала номера и заправляла кровати. Кому-то это могло показаться скучным и неинтересным, но Нине нравилась эта работа. Приятно смотреть на плоды своих трудов, как все остается в убранном виде, кругом чисто и красиво, не то что дома, где порядок моментально нарушается грязнулями братьями и неряхами сестрами. И иногда гость оставлял ей чаевые — хрустящую пятидолларовую купюру в конверте для горничных.

Дженни вывела ее из задумчивости.

— Пошли.

Дедушка Дженни отправился в огромную, просто гигантских размеров кухню, где работала мама Нины, а девочки отправились изучать обстановку. Отец мог нелестно отзываться о кемпинге, но невозможно было не заметить прелести здешних мест — красоты леса, чудесных зеленых лугов, светлых родников, сверкающей глади озера. Сейчас отдыхающие заканчивали завтрак в павильоне с открытой деревянной верандой, представляющей просторный обеденный зал.

— Смотри, вон они.

Дженни, остановившись у лестницы, ведущей вниз, на кухню, смотрела на группы отдыхающих разных возрастов, сидевших за длинными обеденными столами. Слышался звон посуды, смех, звяканье столовых приборов. Внимание Дженни было обращено на группу мальчиков от двенадцати до четырнадцати.

— Ну разве он не чудо? — прошептала она.

Нина не слышала, она не могла оторвать взгляда от юноши постарше, и каждая ее клеточка кричала: «Это он».

Он был очень высокий, с идеальной фигурой атлета, светлыми волосами и убийственной улыбкой. На нем были голубые шорты и серая майка с надписью «Воспитатель». Дженни, проследив взгляд подруги, толкнула ее локтем: