Когда нам принесли заказ, я всё ещё собиралась с духом, чтобы сказать Илье про его отцовство. Но судьба решила иначе. Перед нами поставили по тарелке с мясными колбасками типа котлет и по горшочку овощей в соусе. Бутылку красного вина открыли прямо у стола и предложили мне, но я помотала головой:
— Я не пью!
— Для тебя есть сок, и он похож на вино, — фыркнул Илья, наполняя мой бокал, пока официант наливал ему вино.
— И жизнь моя тоже только похожа… на жизнь, — пробормотала, разбирая приборы.
— Что ты сказала? — не расслышал Илья.
— Ничего. У меня вопрос.
— Задавай, — мой биг босс даже вилку отложил и подался ко мне всем телом, выражая неподдельный интерес. Думает, что я его о личном спрошу, наверное.
— Вопрос почти деловой. Почти.
— Даже так? — его глаза смеялись. А вдруг не поверит?
— Почему ты купил фирму вместе с Шагалиной?
Илья поперхнулся, глядя на меня пристально, потом спросил:
— Почему такой странный вопрос?
— Значит, не ответишь? — я попробовала кусочек чевапчичи, прищурившись. Вкусно!
— Отвечу, — медленно сказал Илья. — Она давно хотела меня привлечь к инвестициям в моду, а мне стало интересно — каково это, руководить модным домом.
— То есть, она в наш дом ничего не вложила? — если нет, то это становится очень любопытным делом.
— Вложила, конечно, мы вложились пополам.
— Вот даже как…
Я замолчала, пережёвывая очередной кусок, отломила кусочек хлеба, попыталась вспомнить точно, какими словами Шагалина отвечала собеседнику по телефону в туалете. Всё прогорит, долго не протянут, даже и делать ничего не понадобится. И просила дать ей время. Значит, кто-то заказал фирму, как киллеру заказывают человека. А если Шагалина потеряет свои инвестиции, значит, ей пообещали дать больше, гораздо больше, чем она вложила. Ведь не за идею же она собралась разваливать модный дом! Сколько там у нас активов и фондов? Модный дом — это дорого! И тот, кто заплатил Шагалиной за диверсию, достаточно богат, чтобы позволить себе такую прихоть…
— Ника, ты тут? Ещё вопросы будут? — усмехнулся Илья. Я кивнула:
— Да, я хотела знать, кто тебя ненавидит так сильно, чтобы испортить бизнес в отдельно взятом модном доме.
— Неожиданно, — ответил Илья, и я поняла, что он растерян. Но лишь на долю секунды, потому что сразу взял себя в руки и строго спросил: — О чём ты?
— О твоей жене.
Я увидела его нахмуренные брови и поправилась:
— О твоей бывшей жене. Я слышала, как она говорила с кем-то по телефону в туалете. Обещала, что развалить фирму не займёт много времени.
— Ника… — Илья опустил взгляд в свою тарелку, попытался отрезать кусок мяса, но со звоном положил нож и снова глянул на меня — ещё строже: — Я понимаю, что ты не обязана любить Юлию, что ты испытываешь к ней неприязнь, но это перебор. Это похоже на чёрный пиар конкурентки.
— Я знала, что ты не поверишь, но должна была сказать.
Есть перехотелось. Так и вышло, как я думала. Выглядит, конечно, как если бы новая девушка очерняла старую, однако я точно знаю, что слышала. Как же убедить Илью проверить информацию?
— Понимаешь, даже если я больше не живу с ней, у нас общий ребёнок. И он связал нас на всю жизнь, неважно, с кем я встречаюсь, на ком женюсь, с кем сплю.
Ребёнок… Да. Это навсегда. Хотя тут тоже есть заковыка: ведь со мной у Ильи тоже будет общий ребёнок. Общие дети! Ха-ха, червонная дама бьёт бубновую! Господи, о чём я думаю? Никогда нельзя ребёнком привязывать мужчину. Так и мама говорила. Мужчины проходящи, дети остаются на всю жизнь… Ведь Илья с Шагалиной тоже были женаты, а потом развелись. Интересно, кто из них подал на развод? Вряд ли я это когда-нибудь узнаю…
— Ника, — вывел меня из своих мыслей голос Ильи. — Ты меня слушаешь?
— Да! Нет. Прости. Я задумалась…
— Давай больше не будем о моей бывшей жене. Тебе нравится сербская кухня?
— Пока да, — усмехнулась я. — А это что?
— Это? — он указал на горшочек. — Это сатараш. Попробуй.
Я попробовала. Подцепила вилкой пару кусочков… чего? Сладкого перца. В сметанном соусе? Хм. Спорное блюдо. А сбоку раздался нежный голос:
— Сербы едят это совершенно варварским способом — хлебом и без вилки!
— Таня!
Илья встал и поцеловал руку жены Живана. Девушка зарделась до такой степени, что это стало выглядеть неприлично. Она что, из глухой деревни приехала, что ли? Но это так мило!
— Я очень рада, что вы пришли поужинать, — сказала Таня. — Как сатараш? Получился?
— Вкусно, — признала я. — Правда, я не знаю, каким он должен быть, и не думаю, что смогу есть его без вилки.
— Живан ест хлебом, а я так и не научилась, — со смехом отмахнулась Таня, обнимая ладонью большой живот. Ого, это же сколько месяцев? Может, у неё тоже близнецы?
— Татьяна, а ты чего это скачешь по ресторану, да ещё и кашеваришь? — с притворной строгостью спросил Илья. — Садись, отдохни, как тебя муж дома не запрёт?
— А он силы такой не имеет! — рассмеялась Таня. — Вот рожу скоро и буду дома сидеть, а пока хоть нагуляюсь!
— Гуляка, смотри, родишь в ресторане! — усмехнулся Илья. — Давай я угощу тебя бокалом сока!
— Угости, — согласилась Таня. — Хотя, наверное, это мне надо вас чем-то угостить. Я ещё не вникла в тонкости ресторанного бизнеса.
— Давай будем считать, что сатараш — это угощение, — рассмеялся Илья. Таня только головой покачала, улыбаясь в бокал сока. А я спросила:
— Это у вас сколько месяцев?
Говорят, между беременными сразу устанавливается контакт. Вот и Таня отлично поняла, о чём я, ответила, поглаживая живот:
— Уже на девятом.
А потом наклонилась ближе и сказала тихонечко:
— Можно на ты. А ты на каком месяце?
— Как ты узнала?
— Видно, — прыснула Таня хитро.
— Ну, не знаю, где тебе там видно… — пробурчала я, пытаясь разглядеть собственный животик, но она ответила просто:
— По лицу видно, ты светишься!
— Да ну, скажешь тоже, — смутилась я, но Илья поднял бокал:
— За вас, девушки, и за ваших детей!
За такой тост не выпить грех, поэтому мы с Таней дружно чокнулись малиновым соком. При этом я заметила, как она морщится, словно от боли. Спросила:
— Тебе плохо?
Таня снова покраснела, как утренняя заря, и покачала головой, ответила неохотно:
— Да тянет что-то с утра и тянет, ничего страшного.
Вспомнив всё, что я читала о последних месяцах беременности (да, я люблю ужастики на ночь!), и сопоставив с Таниным сроком, я осторожно спросила:
— А регулярно тянет? Ты время засекала?
— Не засекала, да и срок у меня только через две недели, — легкомысленно отмахнулась Таня. Тут уже и Илья встревожился:
— Пойду-ка я Живко позову, пусть везёт тебя в роддом!
— Что ты, Илья, не надо! — перепугалась Таня, оглянувшись. — Он петь собирался, не надо его дёргать!
Живан и правда подошёл к микрофону, который стоял на маленькой эстраде, где играли живую музыку. Сделав знак музыкантам, сказал своим непередаваемым голосом:
— Эту песню я посвящаю своей любимой жене Тане и всем влюблённым людям!
— Ой, обожаю, — прошептала Таня, пока все на неё смотрели, а потом сказала мне: — По этой песне Живко назвал ресторан, её он мне пел, когда мы только встречались.
Чуть гнусавым, бархатистым, красивым голосом мужчина пел на сербском, и звучало это завораживающе, но совсем непонятно. Поэтому я спросила у Ильи:
— Ты понимаешь?
— Немного… Знай только одну вещь: он тебя любит дольше, а я люблю тебя больше! — Илья улыбнулся сам себе и продолжил: — Девять тысяч метров на небе я в ту секунду, когда ты мне улыбнешься. Девять тысяч метров под морем я на дне, если ты на меня не смотришь.
— Как это романтично, — выдохнула я. Хотела сказать, как Тане повезло с мужем-певцом, но та повернулась ко мне и сквозь стиснутые зубы пробормотала:
— Мне кажется, я сегодня рожу…
— Схватки всё-таки?
Она виновато глянула на Илью, а потом прошептала мне:
— Кажется, у меня отошли воды.
Под столом было мокро. Если бы не прозрачный цвет лужи, можно было подумать, что Таня не добежала до туалета. А так да, без вариантов: ей пора ехать в роддом. А муж поёт. Я нашла руку Ильи, который слушал песню, и сжала её: