— Не поддаюсь… на провокацию, — кивнула, спускаясь на гравий дорожки. — Я спокойна. Я беременна.

— Не волнуйся ты так, Валя просто служащая. Пошли! Улыбайся!

Я улыбнулась. Илья мотнул головой:

— Не скалься, ты же не собираешься её кусать?

— Прости. Я лучше не буду улыбаться.

Так мы и подошли к крыльцу: Илья с улыбкой, а я без. Валя изобразила на миловидном круглом лице, лишённом аристократичности, подобие приветливости:

— Здрасьте! А я как знала, Илья Владимирович, с утра прибралась в вашей спальне. А девушка в гостевой комнате будет ночевать? Или домой поедет к вечеру?

— Валя, мы же договаривались, — укоризненно ответил Илья. — Знакомьтесь: Валя — Ника. Можно нам чаю? Будь добра, Валечка.

— Подогреть блинчики, — шепнула я, подпихивая его в бок локтем. Илья взял пакет и передал Вале:

— И подогреть блинчики, пожалуйста.

Горничная взяла пакет и окинула меня не слишком добрым взглядом. Казалось, от него не ускользнули ни складочки на талии, ни вывернувшийся край лацкана на пиджаке, ни маленькое пятнышко от шариковой ручки, которое осталось на кармане… Ощутив себя в полной мере неряхой и особой, далёкой от шика Ильи, я вспомнила, что нельзя поддаваться на провокации, и вздёрнула нос.

— Пошли, в прошлый раз ты не успела осмотреть дом, я покажу тебе террасу, бассейн.

— У тебя есть бассейн? — удивилась я. — Хотя да, при таком доме должен быть бассейн! Но я не умею плавать…

— Ну и не будешь плавать. Позагораешь на лежаке, а я буду брызгать в тебя!

— Ах-ах, как смешно!

Мы прошли через гостиную к задней двери, и я ахнула, на этот раз уже в искреннем восхищении:

— Ничего себе! Это ты цветами занимаешься?

— Ты что?! Садовник, конечно!

— Красота неописуемая! Мама умрёт от зависти, когда я ей расскажу!

— Да ладно тебе…

Цветы были повсюду. Вдоль дорожки, вокруг бассейна клумбами, рядом с маленьким прудом на альпийской горке… Строгие шары георгинов мешались с легкомысленными белыми ромашками, пошлые флоксы выпячивались вперёд благородных роз, а с кустов свисали живописные гроздья яркого жёлтого львиного зева. Аромат… Описать аромат сада я бы не смогла. Но знала, что именно здесь смогла бы создавать прелестные вещи, рисовать эскизы моделей и вдохновляться на шикарные в своей простоте ансамбли.

— Илья, — я обернулась к нему, взяла за руку, — можно я останусь тут навсегда?

— Нельзя, — рассмеялся он. — Ты же хотела смотреть на фонтаны!

— Да какие тут фонтаны! Я влюбилась в твой сад! Это просто чудо!

— Мне приятно.

— Я готова переехать на всё лето, только чтобы жить в этом саду!

Илья обнял меня за плечи, приподнял лицо и шепнул:

— Переезжай, и не только на лето.

А потом поцеловал — долго, нежно, сладко.

Нашу идиллию прервал голос из дома:

— Чай готов, блины нагреты, идите обедать, пожалуйста!

Илья скорчил гримасу, а я шёпотом спросила:

— Это уже начались провокации?

— Не волнуйся, Валя приберётся и уйдёт домой. А мы с тобой перекусим и поедем в Петродворец.

Я подавила в себе желание обидеться на горничную и пошла за Ильёй в гостиную. Там ничего не изменилось с прошлого раза, когда я обсыхала перед зажжённым камином. Только прибавились срезанные цветы в вазах. На столе стояли чашки с дымящимся чаем и блинчики на тарелке, прикрытые прозрачным колоколом. Валя отиралась в дверях кухни, делая вид, что очень занята чистотой стеклянной перегородки. Но я-то видела, как женщина бросала на меня подозрительные взгляды. Как будто вторая Шагалина смотрела и кривилась: «Кто ты, а кто я!»

Я встала как вкопанная и затормозила Илью, который обернулся с удивлением:

— Что случилось?

— Я перехотела блины и чай! — сказала непривычно капризным тоном. — Давай прямо сейчас в Петродворец!

— Ну давай, — кивнул он. — Валя, ты свободна сегодня и завтра, спасибо большое, в понедельник как обычно.

Валя пробурчала что-то весьма неразборчивое, но очень понятное по смыслу, а мы с Ильёй снова вышли к джипу. Он распахнул передо мной дверцу и расхохотался, согнувшись к сиденью:

— Ника, ты чудо!

— Что я опять такого сделала? — наморщила лоб.

— Ты меня развела! Как мальчишку!

— Неправда… Как это?

Я подтолкнула его в бок с обидой, а Илья снова приник губами к моим губам, потом оторвался и пояснил совершенно серьёзно:

— Я настолько привык к женским капризам, что беспрекословно подчинился. Не волнуйся, Валя нам не помешает. Я её приструню.

— Не надо никого приструнивать, — испугалась я. — Давай просто посидим в Нижнем парке Петродворца. Там же есть какое-нибудь кафе? Я даже сама за себя заплачу…

Илья закатил глаза, прямо как Дауни-младший, подсадил меня в машину и сам сел на водительское место. Заводя мотор, пробормотал:

— Сама за себя она платить будет, с ума сойти… Со мной ещё никто так не разговаривал!

— Ну, не обижайся, — протянула я. Илья фыркнул:

— Буду обижаться! Короче, Ника, забудь. Мы едем гулять, смотреть на фонтаны и есть чебуреки. Согласна?

— Чебуреки… М-м-м!

— Рискну предположить, что согласна! Тогда в путь.

Всего полчаса нам потребовалось, чтобы добраться до парка, купить билеты и пройтись по дорожке мимо аккуратно подстриженных деревьев и широких фонтанов к дворцу. А оттуда мы добрались до чебуречной.

— О-о-о, здесь можно сесть, какое счастье! — я плюхнулась на стул за столиком под зонтиком и вытянула ноги, по которым тут же побежали мурашки. Илья махнул рукой, подзывая официантку, и сел рядом:

— Устала?

— Нет. Но сесть приятно.

— Один дамский и один баварский, — заказал Илья. — Ника, морс или квас?

— Чай.

— Два чая.

Я проводила взглядом удаляющуюся официантку и прищурилась:

— Ох, зря мы сюда пришли.

— Это почему?

— Потому что, если ты не забыл, у нас с ресторанами не ладится! — рассмеялась я. — Правда, здесь падать некуда, и рожать никто не собирается, но мало ли что нам приготовила судьба!

— Нет уж, тихо, молчи! — Илья оглянулся по сторонам с притворной тревогой. — Мы не будем говорить о подставах!

— Но согласись, что надо быть готовыми ко всему!

— Я готов. Я с тобой готов ко всему, — он улыбнулся мне, нашёл мою руку и сжал легонько.

— Вижу-вижу, ты даже готов терпеть моё невезение каждый день.

— Твои достоинства перевешивают.

— Поделись, пожалуйста, где ты нашёл достоинства! — тут уже и я рассмеялась, расслабленная и счастливая, но потом вспомнила — мне надо сказать ему о детях! И добавила: — Вообще, это даже странно, потому что ты зовёшь меня переехать к тебе, но ни разу даже не намекнул, что чувствуешь ко мне.

— По-моему, это и так понятно, разве нет? — он наклонился ближе и поцеловал мои пальцы, отчего я смутилась. Ответила:

— Мы, девушки, любим ушами. И нет, не понятно!

— Вот так всегда, мы им поступки, цветы, рестораны, а они ушами, — проворчал Илья. — Ладно, вредная вымогательница слов! Я в тебя влюбился! Так лучше? Или объяснить, когда и за что?

Влюбился! Он любит меня! Не могу поверить, что он вообще на меня внимание обратил… Да, объясни, пожалуйста, будь так любезен, Илюшечка…

Илюшечка… Боже, я так назвала его про себя? Моего босса… Начальника. Боже, Ника, ты пропала. Ты сама влюбилась, как кошка, и только сейчас осознала это…

— Объясни, — выдавила я, придавленная таким открытием.

Илья усмехнулся:

— Когда ты высказала мнение, идущее вразрез с мнением коллектива, Ника. Я подумал тогда: что она из себя строит, эта бухгалтерша! И пригласил тебя в ресторан, чтобы узнать больше о твоей персоне.

— А я свалилась в залив, — подытожила я.

Его смех привлёк внимание других посетителей кафе, но Илью это внимание не смутило. Он ответил, пытаясь успокоиться:

— Да, это было эпично, но… так необычно!

— Скажи ещё, что этим я запомнилась тебе настолько, что ты решил продолжить со мной встречаться, — покраснела я, но нам наконец-то принесли чебуреки и чай.

— Я продолжил с тобой встречаться, потому что хотел этого, — мягко ответил Илья. — А теперь я хочу, чтобы ты приняла моё предложение.