— Ну, наконец-то ты приехал! — кидается ему на шею подруга.
Мужчина окончательно теряется и робко кладет свою ладонь на лопатки подруги. Я стою дальше, напротив, и мне прекрасно видно ту боль, которую сейчас испытывает Руслан. Он столько лет ждал этого, искренних объятий своей дочери. Даже боюсь предположить, что сейчас происходит в его душе. Впервые в жизни я не стесняюсь тех слез, которые градом хлынули из моих глаз, но закусываю губу и немым жестом показываю, что цель визита совершенно иная.
— Рус! Гляди, у Янки совсем нервы сдают! — отстраняется подруга, пальцем указывает в мою сторону.
Юсупов напряженно сдвигает брови, не разуваясь, идет ко мне. Я беру его за руку, веду в спальню, демонстративно закрываю перед носом любопытной подруги дверь. Тяжело дышу, стараюсь успокоиться, по привычке закатываю рукава кофты.
— Ян, прости, — тихо произносит Руслан.
Он становится за спиной, кладет руку мне на живот, второй обхватывает запястье и подносит к своим губам. Легкое касание — стыдливое раскаяние. На коже уже вовсю синеет гематома, оставленная инвестором еще в клинике. До сих пор больно, но сейчас не до этого.
Я разворачиваюсь к мужчине лицом, беру двумя пальцами его подбородок, тяну ближе.
— Ты даже представить себе не можешь, Юсупов, как я сейчас на тебя зла, — шепчу ему в губы.
Руслан криво улыбается, я вздрагиваю, чувствуя, как горячие ладони ложатся на мой зад. Невероятно, только выскочил из постели Блонды и снова в бой. Толкаю мужчину в грудь, вырываюсь, подхожу к кровати, хватаю планшет.
— Как тебе? Ммм? Ты и сейчас будешь утверждать, что все хорошо?
Его темно-карие глаза на миг округляются, однако физиономия как всегда невозмутима, он тяжело вздыхает, проходит дальше, садится на кровать, сминая атласное покрывало. Теперь Руслан тоже знает и мне от этого чуть легче, становлюсь дальше, подпираю спиной дверь.
— И кто это сделал? — глухо произносит мужчина.
— Крысы, Руслан, завистливые крысы из агентства! Но мне админ сказал, что удалит к утру.
Юсупов встает, трет глаза, кидает устройство на матрас.
— Поздно уже, — не меняя тона, произносит инвестор.
Мысленно прошу о помощи всех Святых, потом проклинаю Юсупова. И угораздило мне с тобой связаться.
— Что теперь делать? Отвечай! — кричу, топаю ногой. — Меня убьют?!
— Поживешь пока со мной.
Вот это спокойствие с его стороны раздражает до чертиков, как ногтями по стеклу. Корежит просто. Мне становится очень жарко, делаю вдох…
— Прекрасное предложение! Твоя Белобрысая Швабра будет тоже в восторге. Раскладушку для меня уже купил?
— Ну, ты можешь остаться здесь, с Алиной. В ней же все-таки моя кровь, она обязательно защитит тебя, — язвит Руслан.
Рожа. Самодовольна наглая рожа. Поставил в безвыходное положение. Я рассматривала все возможные варианты, только не этот.
Срываюсь, хочу ударить Юсупова, но тот объективно сильнее. Быстро нейтрализует мой умысел, крепко прижимает к себе. Утыкаюсь носом в его толстовку, в ноздри снова пробирается аромат того самого парфюма. Приятный, сука. Ухх! Ненавижу…
Инвестор целует меня в макушку, гладит растрепанные волосы.
— Тише, маленькая.
Я слышу, как бешено колотится его сердце, кожей чувствую жар, который исходит от тела Руслана. Он тоже на взводе, но контролирует свои эмоции, из нас двоих кто-то должен сохранять трезвый ум и это явно не я.
Скрип двери, синхронно разворачиваемся в сторону звука.
— А я вам чай принесла, — как ни в чем не бывало, произносит Алина.
Ага. Долго выдумывала причину чтобы “погреть уши”?
— Выйди, дочка, не до тебя сейчас! — раздраженно кричит Руслан и тут же напрягается.
Подруга бледнеет, шатается, роняет фарфоровые кружки на пол. Звон, лязг, горячий чай разливается по паркету.
***
Руслан.
Я не выдержал, очень сложно сохранить контроль, когда вокруг тебя происходит столько событий. До этого момента, она считала меня просто другом, называла по имени, искренне смеялась и тайком рассказывала истории из жизни Степановой. Мы виделись всего нечего, но сейчас, когда Алина услышала одно лишь слово — «Дочка», я все сильнее начал узнавать в ее милом лице себя. Где тот прежний смех и беззаботная легкость?
Нет, теперь передо мной стоит моя маленькая копия, и ее глаза все больше и больше наполняются разочарованием, ненавистью и безусловным призрением. Я вижу в них свою сущность и мне горько осознавать, что моя родная кровь, не испытывает ничего кроме ярости.
Больше всего на свете, мне хотелось уберечь Алину от грязи этого мира, обмана, зла и страшной участи, которая нависла над девушкой, по нашей с Эммой глупости. Я подарил дочке свободу, но пожертвовал своей любовью к ней.
Да, хорошим отцом назвать меня сложно и я очень хочу в эту минуту разорваться на части, чтобы только не видеть больше этой враждебности, не сгорать от мучительного позора, за свое разбитое прошлое.
— Повтори… — почти шепотом, произносит дочь.
— Спокойно, Алин, — подбираю слова для предстоящего разговора.
А он неизбежен, как бы нам больно не было, придется расставить все точки над “и”.
— Ничего не хочу слышать!
Совсем еще ребенок. Она громко кричит, краснеет, прыгает на месте, пальцами затыкает уши. На секунду теряюсь, совершенно не понимаю столь детскую и чересчур эмоциональную реакцию. Да, Руслан, ты совершенно не знаешь свою дочь.
В комнате становится слишком душно или просто я сильно разнервничался, невыносимо жарко. Дочь не унимается, у нее истерия, бедняжка заливается слезами, и просто визжит, визжит так, что уши закладывает. Глотку охватывает спазмом, не могу и слова выдавить, тело начинает трясти.
Яна громко охает, придерживается за живот, идет к Алине.
— Заткнись! Замолчи! — хватает девушку за плечи, — он меня тоже так называет! — Немая пауза. Степанова, медленно разворачивается ко мне, шипит, буквально вонзает в голову невидимые стрелы. — Руслан, бывший священник. Все мы для него как дети.
No comments.
— Правда? — всхлипывает дочь.
Яна снисходительно кивает головой, обнимает Алину, гладит по голове, потом посылает ее за совком и шваброй.
— Ну что ты на меня так смотришь? — шепчет, закрывая дверь, — Мы все ей обязательно расскажем, позже.
— Не в этом дело, просто… в какой-то момент, я испытал чувство стыда за свою дочь. Не то чтобы я расстроился, просто как, вот как можно поверить в эту муть?
— Твоей Алине, все божья роса, Юсупов, смирись уже. Пропал, исчез, а подруга воспитывалась безумной Агнет. Что ты хотел увидеть через двадцать лет? Плазму от телевизора?
Черт возьми, она права. Продолжаю стоять на месте, морально успокаиваюсь, чешу затылок.
Яна подходит к шкафу, достает чемодан и принимается поковать вещи. Суетливо, комком закидывает очередной свитер невнятной расцветки, и шумным выдохом оповещает о завершение сбора.
— Я так понимаю, ты согласна?
— Не знаю, что ты задумал, Юсупов, но жизнь моего ребенка дороже гордости и капризов.
В ее светлых глазах столько решительности, смелости. Не смотря юный возраст, Яна, не позволяет себе истерик, старается рассуждать здраво, обстоятельства не сломили ее. Минус один, и я сейчас не имею в виду острый язык Степановой.
Нет, она до сих пор верит людям, верит в их порядочность и совесть. Глупо. Глупо было оставлять справку о беременности в таком видном месте, надеясь на честность и такт коллег.
Деревянная створка за моей спиной вновь открывается, Алина шмыгает носом, начинает собирать осколки, и я опять не выдерживаю, выхватываю у нее совок, чтобы дочь не порезала руки.
— Руслан, — склоняется над ухом доченька, — Яна же правду сказала? Ведь ты не можешь быть тем Зверем, который убил мою матушку.
Ножом по сердцу, но я стискиваю челюсть, положительно киваю головой.
Обстоятельства изменились, и теперь я твердо решил, что через две недели девчонки обе поедут со мной Грецию. Обе. И уже за границей, в спокойной обстановке, мы сумеем достучаться до Алины, постараемся объяснить. О документах можно не беспокоиться, сейчас многие сроки решаются с помощью купюр. Яна тоже пока не в курсе, пусть это будет сюрпризом.
Прошло так много лет, но я больше чем уверен, что Коэн, и его подельники, не забыли того боя. Наглого мальчишку, который посмел очернить честь уважаемых людей высшего ранга. Такие как они не привыкли проигрывать, сейчас, я бы мог вернуть всю сумму и даже больше, однако принцип превыше всего.