Кэти Летт - Бешеные коровы

* * *

На случай внезапного приступа профессионального рвения у офицера таможни до выхода из порта капитан спрятал Мэдди и Джека в моторном отделении. Там пахло солью, рыбой и дизельным топливом, которое пульсировало в двигателе, как кровь в виске. Убаюканный ритмичным постукиванием мотора, Джек спокойно сосал грудь. Мэдди свернулась вокруг него, как кошка-мать. Так они и спали, вымазанные молоком, пока не пришел Скип с известием о том, что все позади.

Они молча сидели на капитанском мостике, наблюдая за огоньками прощающейся с ними Англии. Скип вытащил ломоть хлеба, намазал его маслом и клубничным джемом, обмакнул хрустящую корку в дымящийся горячий чай и протянул Мэдди. Она с острым приступом голода поняла, что ничего не ела последние двадцать четыре часа, и с удовольствием впилась зубами в предложенное угощение. Импровизируя, Скип налил немного виски в фиолетовый колпачок от бутылочки Джека.

— Ах! — воскликнул он, сделав глоток. — Будто ангелы пописали на гланды! Давай! — сказал он Мэдди, протягивая ей пластиковый «стаканчик». — На Карибском море можно устроиться на работу, — предложил он. — Или сесть на судно, идущее на юг. У меня приятель ходит по Микронезии.

— Может, я сначала немного поработаю. — У нее перехватило дыхание, когда она заметила, как на милом детском личике отразилось плутоватое, бессовестное выражение лица Алекса.

— Так ты у нас карьеристка и не приемлешь семейных ценностей, да?

Мэдди снова посмотрела на Джека, но от того выражения не осталось и следа.

— Да уж. Разбрасываюсь мужьями направо и налево.

Скип пожал плечами.

— Дети неплохо растут и в неполных семьях. Правда, если ты скучаешь по этому мерзавцу…

— Скучаю по нему?! — взвилась Мэдди. — Меня мучает по нему такая же ностальгия, как по швам в моей промежности. Я влюбилась в человека с высоким уровнем интеллектуального развития и полным отсутствием мозгов, — неожиданно для себя сказала она.

Скип повозился с какими-то инструментами и схемами и потом предложил ей еще виски.

— Джиллиан не особенно много рассказывала мне о тебе, да и я не совал носа в чужие дела. Но судя по тому, что тебе пришлось пережить, — ты очень мужественный человек.

Мэдди казалось, что она может стечь на пол от усталости. Она откинулась назад вместе со спящим у нее на руках Джеком. Кожаная подушка под ней вздохнула.

— Не очень.

— Не представляю себе, как я бы со всем этим справился. Я тут собирался проколоть ухо, да сбежал.

— Почему?

— Так больно же! Я к стоматологу-то не ходил уже двадцать лет!

— Фу. Напомни мне, чтобы я не целовалась с тобой.

— Ладно, но если ты передумаешь, проверь мой левый моляр. Договорились?

Мэдди ласково улыбнулась. Четыре пряди волос на голове Джека были зачесаны в манере любителей старины, и он строил ей смешные рожицы. Так смотрел его отец, когда на Мэдди было слишком много губной помады. Только Джек был вне всякой конкуренции. Предметом единственной страсти, которая теперь владела сердцем Мэдди, был Джек. Она с восхищением коснулась его маленького ангельского личика. Она снова и снова целовала его теплую головку, а он что-то лопотал ей в ответ. Она не знала, что именно он говорил, но эта речь была определенно построена на одних восклицаниях, перемежающихся со звоном серебристого смеха. Мэдди почувствовала, как в нее вливается живительная, неизмеримая радость. Она поняла, что эта любовная связь станет лучшим романом ее жизни. На всю ее жизнь. Без всяких условий… Правда, потом спохватилась она, некоторые условия все же будут: никаких стерильных детских стишков, ясель и никогда больше какашки не будут использоваться в качестве декоративного материала!

Паруса проходящих мимо яхт надувались ветром. Вода ластилась к бортам их судна как кошка. «Вторая часть приключения преступницы», — подумала Мэдди. Как ее предки за двести лет до нее, она позорно спасалась водным бегством со своей Родины. Англия манила, как любовное письмо, написанное такими авторами, как Джейн Остин и Вита Саквил-Уэст, Джон Донн и Александр Дрейк. А Джек был драгоценным постскриптумом. Он стал для нее Родиной. Плохо было лишь то, что она верила в освященный, стерилизованный миф об Идеальной Матери. Она с трудом забралась, даже запрыгнула на этот пьедестал, но там оказалось, что настоящая жизнь проходит мимо, постепенно растворяясь в прошлом, оставляя ее в одиночестве, беззащитной перед взорами, ветрами и птичьим пометом. Так всегда бывает с теми, кто на пьедесталах.

Англия стонала под тяжелыми статуями заплесневевших адмиралов и давно забытых премьер-министров. Единственный памятник, который Мэдди хотела бы видеть, мог бы называться так: Мемориал Неизвестному Солдату, Матери Пятерых Детей. Или там могло быть такое посвящение: Сумевшей вырастить ребенка и сделать карьеру.

Церковные служители и министры снова и снова затевали бессмысленные обсуждения Традиционных Семейных Ценностей. Мэдди ни разу не встречала ни одну из них в жизни. Их не было в нищих кварталах и среди стэнфордских мамаш. Их не было в жизнях выпускниц пансиона благородных девиц и зависящих от гувернанток представителей среднего класса. Правда заключалась в том, что «традиционные семьи» были всего лишь психологической игрой, в которую время от времени играли политики и гуру от педагогики, но никогда не воспринимали ее всерьез. «Черт возьми, — пронеслось в голове у Мэдди. — Это же почти мудрость!»

Мудрость. Ха! Она отпила свой виски. Мудрость — это бикини, которым судьба прикрыла вашу наготу, когда вы после родов покрылись растяжками, целлюлитом и обзавелись лишним жирком на бедрах.

Над горизонтом висела двурогая луна. Садилось солнце. Отблески света пронизывали мрачные облака и падали на палубу. Брызги от движения их судна рассеивались в воздухе, превращая его в радужные сгустки света.

Там, на одно мгновение, пока она смотрела на светящуюся воду, ей показалось, что счастье существует. Она поцеловала полуприкрытые веки Джека, который боролся со сном. Во всяком случае, сейчас у нее хватало мудрости воспринимать концовку истории в формулировке «и они жили долго и счастливо» не с точки зрения вечности, а в простой повседневной жизни.

ДЖИЛЛИАН КАССЕЛС стала донором не одной дюжины яйцеклеток для счастливых семейных пар, потом забеременела четырьмя близнецами. Естественным образом, от своего гинеколога. Роды не были обеспечены средствами страховки, чего нельзя сказать о внимании средств массовой информации. Она продала права на свою историю крупной компании по производству готовых продуктов из фасоли, стала очень богатой и получила пять предложений руки и сердца.

В ходе предвыборной кампании все крупные журналы запестрели снимками счастливой семейной жизни АЛЕКСАНДРА ДРЕЙКА и Петронеллы де Уинтер. Он пришел к выводу, что все-таки может найти счастье в браке и что единственная преграда этому счастью — его жена. Его беспокойство лишь усилилось, когда его начавшие отрастать трансплантированные волосы приобрели конфигурацию слова «ублюдок».

ЭДВИНА ХЕЛПС была арестована за неоднократное похищение детей и приговорена к шести годам заключения в Холлоуэй, где сама слала жертвой мстительной психологини. Ее апелляцию отложили до слушания, но она не надеется на справедливость юридической системы, где окончательное решение выносят двенадцать человек, которым не хватило ума отпереться от своих обязанностей присяжных заседателей.

СЕРЖАНТ СЛАЙН ушел из полиции, чтобы стать членом психоделического буддийского центра возрождения в Брайтоне. Он бросил свою жену ради Эдвины Хелпс, был ею отвергнут, и его разум теперь витает где-то в облаках. Это нехорошо, потому что он слишком мал для самостоятельных полетов. Последний раз Стайна видели где-то в лесу под Коннектикутом вцепившимся в мужчину средних лет, такого же волосатого, как он сам.

ПЕТРОНЕЛЛА ДЕ УИНТЕР поняла, что, для того чтобы превратиться в сенсацию, иногда требуются годы. Она развеивает свою скуку, проверяя карманы костюмов Алекса и внимательно вычитывая отчеты о тратах в поисках признаков супружеской измены. Пресса начала измерять температуру их отношений… ректальным термометром. Ее единственным утешением стали еженедельные занятия верховой ездой с капитаном Джеймсом Хьюитом.