— Значит, тебе нужно несколько лишних баксов? — спросил он, пялясь на груди.
Моя униформа – тусклое платье цвета хаки – была бы впору, если бы я не выбрала размер побольше в первый же день работы. Я сделала это, чтобы мистер Харрис не таращился на меня, как будто я – шведский стол, который можно есть.
— Насколько сильно они тебе нужны? — продолжал он, бегая глазами. Его мясистые руки сжались в кулаки. Он хотел раздавить меня как бабочку.
На этом наш разговор закончился.
— Он не может мне его дать, — сообщаю маме, содрогаясь от этого воспоминания. — Но есть и другие варианты...
— Я возьму несколько смен у Лонни, — предлагает она так, явно ненавидя слова, слетающие с ее губ.
Я выпрямляюсь и прижимаю трубку ко рту.
— Нет, мам. Нет. — Я злюсь, злюсь из-за того, что мы оказались в таком положении. — Мы придумаем что-нибудь другое.
Лонни всегда был худшим пороком мамы. Это из-за него она начала много пить, из-за него продала бы душу за бутылку текилы. День, когда она вышвырнула его на улицу, был одним из лучших дней в моей жизни. Я не позволю нам скатиться вниз, когда мы оказались так близко к тому, чтобы окончательно встать на ноги. Мама закончит обучение этим летом, откроет собственный салон и сможет содержать себя и Маккенну без моей помощи. Я буду свободна. Наконец-то.
— Не переживай. Я не хочу, чтобы ты справлялась с этим в одиночку.
Я ковыряю пятнышко грязи на джинсах, в которые каждый день переодеваюсь после смены, скидывая отвратительное рабочее платье. В день, когда уволюсь, я сожгу его в мусорном баке.
— Все в порядке. Правда.
— Когда твой кузен обещал забрать тебя? Уже полдевятого...
— У него вечерняя смена.
— Хорошо. Позвони мне, если он не появится, и я узнаю, сможет ли Нэнси тебя забрать.
Последняя часть ее предложения затухает, когда один из мужчин в костюмах подходит к бару для заказа. Мне не нужно оглядываться, чтобы понять, что это тот самый. Он через два стула от меня – достаточно далеко, чтобы не показаться самонадеянным, но достаточно близко, чтобы намекнуть.
— Ладно, мне пора, — прощаюсь я, уже убирая телефон от уха.
— Люблю тебя, — отвечает мама, прежде чем я вешаю трубку.
Я бросаю телефон на барную стойку, когда мужчина, наконец, начинает говорить.
— Можно мне два пива «Дос Экос» с лаймом и два светлых «Бада»?
От его голоса у меня по спине пробегает теплая дрожь. Тягучий, изысканный и без намека на акцент.
Бармен хмыкает и достает пиво, после чего открывает крышку. Я смотрю налево и вижу, что «костюм», прищурившись, разглядывает мой стакан с вишнями. До меня доходит, что он, вероятно, посчитал, что я несовершеннолетняя.
— Мне тоже «Дос Экос», — выпаливаю я, не подумав. Очевидно, моя гордость стоит тех пяти баксов, в которые мне обойдется пиво, хотя это практически час моей работы. Час чистки туалетов, заправки кроватей и попыток избежать странных пятен, оставленных странными людьми из-за детской импульсивности.
Я не хочу пива, но теперь у меня нет выбора, потому что бармен уже открывает бутылку и тянется за лаймом.
Тихие мотивы кантри-музыки заполняют тишину, повисшую между мной и мужчиной в костюме. Если он собирается что-то предпринять, то сейчас самое время.
Я перестаю дышать, ожидая, что он повернется ко мне и скажет что-нибудь очаровательное. Мне уже приходилось слышать много вступительных реплик от многих мужчин в этом городе, практически все из которых были нежеланны. Любопытно посмотреть, с чего начнет этот парень. Конечно, он станет лучшим. Само собой, он знает, как заставить женщину забыть о проблемах, пусть даже на одну ночь.
Я смотрю на него из-под ресниц. Он снял пиджак и закатал рукава белой рубашки, обнажая мускулистые предплечья. Серебряные часы сверкают в тусклом свете бара. Темно-коричневый ремешок пытается замаскировать их ценность, но я думаю, что они, вероятно, стоят больше, чем автомобиль, который я отчаянно пытаюсь починить. Или дороже самого трейлера, который мама унаследовала от своего отца. (В нем мы прожили всю жизнь).
Эти чертовы часы самый настоящий удар в живот после этого дня, визуальное представление о том, насколько отличается жизнь разных людей.
Пять бутылок пива звякают о барную стойку. Мужчина забирает четыре бутылки и велит бармену добавить мое пиво к их счету. Только это. Ни слова в мою сторону. Он просто предполагает, что я хочу, чтобы он заплатил за мое пиво.
Высокомерный ублюдок.
Если бы я могла себе это позволить, я бы отказалась. Но я молчу. Когда он возвращается к своим друзьям, я перебираю в уме все возможные мотивы, по которым он решил оплатить мою выпивку. Может, это просто из вежливости? Или, может быть, он взглянул на мои джинсы с белой футболкой и пожалел? Что ж, в подмышке есть небольшая дырочка, но в принципе она еще довольно-таки приличная!
Не представляю, что он там навоображал. Я делаю глоток пива и понимаю, что по вкусу оно как моча.
Мне хочется оставить его на стойке нетронутым, но мне все равно остается только пить, пока сижу и жду Джереми. Он опаздывает и не отвечает на звонки. Я снова набираю его номер, но он не берет трубку. Начинаю сомневаться, что он вообще появится.
Я подавляю стон при мысли о том, что придется как-то добираться домой. Расстояние между трейлером и баром около пятнадцати километров. Пятнадцать километров, которые мне придется пройти глубокой ночью. Несколько раз я его уже преодолевала, но не могу сделать это сегодня. У меня нет сил. Лучше спрячусь в той дальней кабинке и переночую здесь.
Когда сзади раздается взрыв смеха, я борюсь с желанием обернуться. Еще один глоток пива согревает меня изнутри, и я понимаю, что оно ударяет в голову. Мне много не надо. Пью я нечасто, особенно на пустой желудок. Мир размывается, и в центре внимания оказываются проблемы.
Я соврала маме по телефону. Я обнадежила ее, что мы найдем другой вариант, но есть ли надежда? Что можно придумать в таком маленьком городке, как Оук Дейл? Дела здесь хуже некуда. Мы так долго пытались тут выжить, что я не совсем уверена, что жизнь может быть другой.
Покончив с пивом, я отодвигаю его в сторону и доедаю вишенки. Я практически слышу, как желудок протестующе стонет: «Пожалуйста, пожалуйста, впусти в меня что-нибудь зеленое, прежде чем умрешь».
Раздается скрип отодвигающихся стульев, когда господа в костюмах встают, чтобы уйти. Один из них подходит к бару и расплачивается, но меня интересует не он, так что какая мне разница?
Я чувствую себя потерянной, когда понимаю, что он уходит с ними: покинет бар и оставит меня позади.
Когда мужчины уходят, я напрягаю слух, пытаясь услышать его, но так как они все болтают одновременно, я не могу отличить один голос от другого. Дверь бара распахивается. Шум с шоссе врывается внутрь – машины проносятся мимо нашей глуши, направляясь в лучшее место.
Дверь захлопывается, и я остаюсь наедине с двумя завсегдатаями в конце бара и барменом, который все еще питает ко мне неприязнь из-за вишенок. Я это знаю, потому что он продолжает ворчать себе под нос «неблагодарная дурёха». В общем, из нас бы вышла замечательная реклама антидепрессантов. Я понимаю, что по-настоящему подавлена, потому что даже эта мысль не заставляет меня улыбнуться.
— Что-нибудь еще? — спрашивает бармен, обращаясь к той части зала, где несколько минут назад сидели мужчины в костюмах. Я так резко оборачиваюсь, что едва не падаю со стула.
Он все еще там. Один. Сидит за столом и убеждает бармена, что все в порядке. Он не хочет больше пить... Тогда почему он все еще здесь? Телевизор над баром не показывает никакого матча (его давным-давно сломали). Вокруг нет никого, с кем можно было бы побеседовать, если не считать пары рыгающих мужланов в дальнем углу (я не считаю).
Затем его взгляд встречается с моим, и до меня доходит. Он здесь ради меня. Мое сердце замирает, пропуская удар, а потом начинает бешено колотиться.
Он - не решение моих проблем. Но из него выйдет отличное отвлечение, короткая передышка от тяжести груза на моих плечах.
Я смотрю на него. Боже, он такой красивый со всеми этими жёсткими чертами. Настоящий мужчина. Широкая грудь, жилистые предплечья, высокая фигура. Даже сейчас он не улыбается. Он нахмурен, а его мягкий рот – пожалуй, только это в нем мягкое – слегка искривлен. Словно он злится на меня за то, что я поставила нас в такое положение. Злится на меня за то, что я заставила его остаться.