– Уверен, кто бы это ни был, он получил за это кругленькую сумму, – кисло заметил Джастин.
Клэй постучал по газете ногтем:
– Здесь говорится, что Эриел была любовницей лорда Х. Он поймал ее при попытке украсть его деньги, и это было причиной того, что она ударила его. Похоже, они считают, что ты, которого они называют лордом Г., встретил ее в доме Хорвика, воспылал к ней чувствами и что именно поэтому ты решил ее вызволить.
Клэй бросил газету на письменный стол.
– И что ты собираешься делать?
– Вчера я говорил с Хорвиком. Он уже согласился отказаться от судебного преследования.
Клэй усмехнулся:
– Полагаю, ты убедительно объяснил ему, что с ним будет, если он этого не сделает?
Уголки рта Джастина чуть приподнялись.
– Уж куда убедительнее!
– А как Эриел? Ведь теперь ее репутация погублена. Что ты собираешься предпринять?
– Забрать ее отсюда. Пока мы разговариваем, Сильви пакует ее чемоданы. Через час мы отправляемся в Гревилл-Холл.
Не прошло и нескольких минут, как дверь снова распахнулась. На этот раз в комнату бурей влетела Эриел. За два дня, что она провела в доме Джастина, после того как он выручил ее из Ньюгейтской тюрьмы, она отдохнула и вполне оправилась. Кожа ее светилась, а бледно-золотые волосы блестели. Трудно было поверить, что это та самая замарашка, которую Джастин вынес на руках из тюрьмы. Но сегодня глаза ее гневно сверкали. Она смотрела на него с яростью, уперев изящные руки в бока.
– Я хочу знать, что происходит. Сильви говорит, что вы приказали ей упаковать мои вещи. Она утверждает, что вы собираетесь увезти меня из Лондона. Я снова у вас в долгу. Я обязана вам, я в долгу у вас за спасение и за то, что уладили мои дела с лордом Хорвиком, но это не дает вам права принимать решения за меня, когда речь идет о моей жизни. Если вы решили уехать из города, это ваше дело, но я с вами не поеду. Я и прежде принимала решения сама и впредь буду их принимать сама. Я хотела бы побыть в одиночестве.
Джастин предпочел не упоминать о том, сколь безуспешной была ее попытка стать независимой. Он просто взял газету, принесенную Клэем, и протянул ей.
– Четвертая колонка, внизу, – сказал он.
В недоумении Эриел развернула газету и принялась за чтение. Она быстро пробежала статью глазами, потом медленно ее перечитала, и ее нежно-розовые щеки побледнели.
– Это неправда. Все до последнего слова – ложь!
Джастин осторожно взял газету из ее дрожащей руки.
– Я хочу отвезти вас в Гревилл-Холл подальше от сплетен, от досужих языков. Там вы сможете спокойно решить, чем хотите заняться в будущем.
– Но ведь там живет ваша сестра. Наше вторжение приведет ее в ярость.
– Я уже послал ей известие о нашем прибытии. Кроме того, этот дом принадлежит мне, а не ей. Барбара живет там, потому что я позволяю ей это. Захочу ли я остаться там на неделю или на год, ее это не касается.
Большие синие глаза Эриел пристально вглядывались в его лицо.
– Я тоже живу за счет ваших щедрот, и какой же платы вы ожидаете от меня?
Джастин виновато отвел глаза при этом обвинении, брошенном ему в лицо. Он хотел бы увидеть ее нежную улыбку, услышать ее звонкий смех, хотел, чтобы она произносила его имя так тихо, будто выдыхала его. Но ни на что он не мог надеяться.
– Вы будете моей гостьей. Я только хочу быть уверенным в вашей безопасности.
– Почему? Почему вы это делаете?
– Потому что вы мне небезразличны, черт возьми! Неужели так трудно в это поверить?
Эриел теперь выглядела изумленной, будто потеряла дар речи. Джастин смотрел на нее в упор со смешанным чувством гнева и каким-то другим, трудно определимым, но не менее сильным. Всего в нескольких футах от них Клэй пробормотал что-то неразборчивое, потом кашлянул, прочищая горло.
– Не хочу отвлекать тебя от сборов. Тебе предстоит долгое путешествие в Гревилл-Холл. – Он повернулся к Эриел и добавил мягко: – Иногда мы не замечаем очевидного. Поезжайте с ним, дорогая. Со временем все уладится.
Эриел долго не могла ничего произнести, наконец кивнула. Джастин почувствовал, что избавился от долго давившего на него тяжкого гнета.
– Мне надо до отъезда закончить кое-какие дела, – сказал он. – Через полчаса жду вас в холле.
Не сказав ни слова, Эриел вышла и тихонько притворила за собой дверь.
– Пока я возьму дела на себя, – предложил Клэй. – Если тебе потребуется помощь, дай знать.
Губы Джастина растянулись в благодарной улыбке.
– Спасибо тебе, Клэй, спасибо за все.
Как ему повезло, что у него есть такой друг, как Клэй! Джастин смотрел, как Клэй выходит из кабинета, затем повернулся к бумагам на письменном столе. Он не мог сосредоточиться на работе, как ни старался. Строчки расплывались перед глазами. Отложив в сторону папки, он открыл выдвижной ящик письменного стола. В самой его глубине на боку лежала маленькая, обитая бархатом коробочка, брошенная, как будто она не представляла никакой ценности, вроде скомканной бумажки. Он выдвинул ящик и открыл крышку коробочки. С белого атласного ложа ему подмигивали прекрасно ограненные сапфиры, окруженные ослепительно сверкающими алмазами. Ему показалось, что они смотрят на него с осуждением. С той минуты, как он прочел ее первое письмо, он хотел только одного – помочь ей. А вместо этого без конца причинял ей боль: отнял ее невинность, использовал и предал ее. Глядя на эти сверкающие камни, он усмехнулся. Жениться на ней было бы самым жестоким и худшим предательством из всех. Джастин взял из коробочки это изящное кольцо и подержал на ладони, любуясь игрой прекрасно ограненных камней. Он мечтал подарить Эриел это кольцо как символ прекрасной и яркой жизни, но не смог дать ей эту жизнь. Сама Эриел была светом, блеском, огнем, но он каким-то образом сумел погасить этот огонь. Его пальцы сжали эти великолепные сапфиры. Он сжимал их так крепко, что сапфиры врезались в его плоть. Он не мог разжать руку, пока ладонь не стала липкой и мокрой от крови.
Глава 19
Клэй поравнялся с Эриел, когда она была уже на лестнице.
– Мисс Саммерс… Эриел!
Она остановилась и испуганно посмотрела на него. Он не мог не заметить смятения в синих глазах.
– Мне надо собраться в дорогу, а времени осталось не так уж много.
– Знаю. Я просто… Я понимаю, что вы расстроены. Знаю, что для вас было ужасно то, что случилось, но и для Джастина это было очень нелегкое время.
Ее губы сжались.
– Нелегкое? В каком смысле нелегкое? Конечно, вы не будете уверять меня, что он чувствовал себя одиноким? Я полагаю, нашлось немало женщин, которые были рады составить ему компанию, когда меня здесь не стало. Я сомневаюсь в том, что у кого-нибудь из вас возникли трудности в общении с женщинами. Наверняка полно таких, кто был рад скрасить ваше одиночество.
– Да, мы оба никогда не страдали от недостатка женского общества.
Она повернулась к нему спиной и собралась уйти, но Клэй нагнал ее и схватил за руку.
– Джастина не интересуют другие женщины. Не интересуют с тех пор, как он встретил вас. Неужели вы не замечаете? Ему нужны только вы.
Она отвела глаза и уставилась в пол, будто разглядывала разводы на мраморе.
– Это не имеет значения. Меня не привлекает мужчина, который мне не доверяет, который считает, что я могу быть неверна ему.
– Возможно, если бы вы узнали его получше, вы могли бы понять… Джастин когда-нибудь рассказывал вам о Маргарет?
– Маргарет? Так звали его мать?
– Маргарет была молодой женщиной, которую Джастин имел несчастье полюбить. Это было давно. Когда мы учились в университете и оба были намного моложе. Маргарет была красива и своенравна. Она говорила, что любит его. Впервые за много лет он позволил своим чувствам свободно проявиться. Он надеялся, что они поженятся, но однажды он застал ее в постели с Филиппом Марлином. – Глаза Эриел широко раскрылись, она была потрясена. – Когда в ту ночь он увидел вас, то решил, что вы пошли на свидание с Филиппом, как это сделала Маргарет. Должно быть, он слегка помешался.
У Эриел задрожали губы, но она все-таки вздернула подбородок:
– Ему следовало спросить меня или хотя бы объяснить мне, в чем дело. Он должен был мне верить. Вместо этого он предпочел думать, что я такая же, как она. А я ничуть на нее не похожа.
– Джастин был не прав. Он ошибся, но ведь все ошибаются. В прошлом Джастин очень сильно страдал. Это сделало его подозрительным, недоверчивым. Но он не дурак. Он умеет учиться на своих ошибках. И никогда их не повторяет.