Ее лицо стало ледяным, как и вся фигура. Темные глаза сузились и стали похожи на щелочки в обрамлении черных ресниц.
– Я отлично поняла.
– Хорошо, а теперь прошу меня простить. – Он улыбнулся ей тенью улыбки. – Желаю приятно провести вечер.
Розалин ничего не ответила, но ее полные губы гневно сжались. Не обращая внимания на ее полный желчи взгляд, преследовавший его, пока он шел через комнату, Джастин отправился на поиски Эриел, проклиная свою сестру. Барбара пригласила Розалин, чтобы причинить ему неприятность. И он опасался, что ей это удалось. Оглядев зал, комнату для карточных игр и большую гостиную, он не заметил никаких признаков Эриел. Клэй был занят беседой с леди Окснард, и он приостановился, чтобы спросить, не видел ли ее кто-нибудь из них.
– Последний раз, когда я ее видел, она танцевала с моим… с Ратмором, – сказал Клэй, бросая внимательный взгляд на Джастина.
– Кажется, я заметила, как она выскользнула из зала, чтобы глотнуть свежего воздуха, – сказала леди Окснард, поднимая лорнет, чтобы как следует разглядеть дверь, ведущую на террасу. – Там ужасно холодно. Уверена, что она уже вернулась в дом.
Конечно, она должна вернуться, но Эриел ведь не боялась холода, и он знал, как трудно ей дался этот вечер. Он вышел на террасу в туман, плевавшийся мелким дождем. Его башмаки скользили на каменных плитах, а холодный воздух просачивался сквозь одежду. Он не нашел Эриел и направился к дому, но углядел какое-то движение в саду. Джастин тотчас же пошел по усыпанной гравием дорожке к застекленному павильону. Кусты снова дрогнули, и из них на низкую каменную скамью выпрыгнул рыжий полосатый кот экономки. Джастин чертыхнулся и, все больше волнуясь, вернулся в дом. Но и там Эриел не было. Конечно, что-то случилось. Он поднялся по лестнице в комнату, примыкавшую к его спальне, и постучал. Он не думал, что она уединится в своих покоях, когда в доме было столько гостей. Теперь, гневно сжав губы, он вошел, не ожидая ответа, и увидел ее силуэт в лунном свете, струившемся из окна.
– Я искал тебя, – сказал он тихо, сделав шаг к ней. – Не думал найти тебя здесь. Ты плохо себя чувствуешь?
– Нет, я… – Эриел опустила глаза. В руках она все еще держала свою книжку, куда записывались танцы. Он заметил, что руки ее дрожат. В неверном свете ее прелестное лицо казалось бледным, а прекрасные синие глаза были затуманены болью. Он нежно приподнял ее лицо за подбородок.
– Скажи мне, что случилось.
Она покачала головой, пытаясь улыбнуться, но ей это не удалось.
– Все в порядке, – ответила она, но глаза ее были полны слез.
Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, но одежда его была влажной от тумана, и он подавил это желание.
– Мы ведь женаты. Я твой муж. Скажи мне, в чем дело.
Эриел отвернулась, подошла к окну и устремила взгляд на зимний сад.
– Я видела тебя с той женщиной. Она ведь была твоей любовницей. Верно?
Джастин заставил себя сохранять спокойствие.
– Это было много месяцев назад, до того как я встретил тебя.
Она повернулась лицом к нему. Глаза ее блестели от слез.
– Я убеждала себя, что следует молчать… что мне не стоит спрашивать… но я не могу больше притворяться. Мне надо знать правду.
Он весь сжался, готовясь к худшему. К чему, он и сам не знал.
– Продолжай!
– Когда ты уехал в Лондон по делу… дело было только предлогом? Ты поехал туда, чтобы встретиться с другой женщиной?
На мгновение его сердце, казалось, остановилось.
– Ты так подумала?
– Не знаю. Я… твоя сестра сказала, что ты не мог бы удовольствоваться одной женщиной. Что ты потому и уехал, что тебе необходимо разнообразие. Сегодня вечером… когда я увидела тебя с леди Истгейт… я поняла, что она была твоей любовницей. Может быть, она та женщина, ради которой ты ездил в Лондон?
В одно мгновение Джастин оказался рядом с ней и сжал ее в объятиях. Он замочил ее платье, но теперь ему это было безразлично. Он хотел, чтобы она узнала правду, чтобы снова поверила ему. Он должен был убедить ее.
– Моя сестра – злая маленькая лгунья, – сказал он, прижимаясь лицом к ее волосам. – Ты это знаешь так же хорошо, как и я. Нет никакой другой женщины, и я не хочу другой. Не хотел с тех пор, как встретил тебя. – Он почувствовал, что она дрожит, проклял себя и отстранился. – Ты должна мне верить, Эриел. Если ты хочешь, чтобы у нашего брака был хоть крохотный шанс на успех, ты должна поверить, что я говорю правду.
– Я хочу, – прошептала она. – Я хочу верить тебе, я хочу этого больше всего на свете.
Он продолжал смотреть ей в лицо.
– В прошлом однажды я солгал тебе, но никогда не сделаю этого снова. Никогда. Я поехал в город по делу. Я не взял тебя с собой, потому что хотел, чтобы ты оставалась здесь, в тепле и безопасности. – Его рука дрожала, когда он погладил ее по щеке. – Скажи, что веришь мне.
Текли долгие томительные секунды. Потом ее глаза закрылись, и она шагнула вперед, в его объятия.
– Я верю тебе.
Он сжал ее в объятиях яростно, отчаянно. Его щека теперь прижималась к ее голове.
– Верь мне, Эриел, – прошептал он. – Я никогда больше не обману твоего доверия. – Господи! Каким счастьем было обнимать ее, вдыхать аромат, исходивший от ее волос. – Ты дрожишь, – сказал он. – Твое платье промокло.
– Это не важно. – Ее руки обвились вокруг его шеи. – Ничто не имеет значения, кроме того, что ты не желаешь никого, кроме меня.
Джастин прижал ее к себе с отчаянной силой.
– Я хочу тебя, – произнес он хрипло. – И всегда буду хотеть.
Он запрокинул ее голову и жадно, властно поцеловал ее, будто предъявил на нее права, как ему давно хотелось сделать. И когда ее рот раскрылся ему навстречу, приветствуя вторжение его языка, ему показалось, что мрак, гнездившийся внутри его, начал рассеиваться и исчезать.
– Джастин, – прошептала она, прижимаясь к нему с такой силой, будто хотела навсегда слиться с ним воедино и никогда не отпускать его.
Он снова поцеловал ее нежно и крепко, показывая, что желает ее, и теперь уже уверенный в том, что и она желает его тоже. Его руки тряслись, когда он пытался расстегнуть пуговицы на ее красивом золотистом платье. Он сделает ее своей, он прогонит холод жаром своего тела. Ему удалось расстегнуть ее платье, и оно соскользнуло с ее плеч на пол, когда он поднял ее на руки и понес на постель.
– Господи, как я тосковал по тебе, – прошептал он. – Я так по тебе тосковал.
Последовал новый страстный поцелуй. Теперь Эриел целовала его так же жадно, как и он ее. Их соитие было страстным, торопливым, будто они старались наверстать упущенное. После этого она лежала, свернувшись клубочком, прижимаясь к нему. Его пальцы нежно перебирали ее волосы. После утомительного вечера она была в полном изнеможении. Наконец ее глаза медленно закрылись, и она уплыла в сон. Во сне лицо ее обрело беззаботность – с него исчезли страх и неуверенность, столь долго томившие ее. Он хотел бы навсегда избавить ее ото всех волнений и поклялся, что сделает все возможное, чтобы это было так. Он думал о жестокости своей сестры, о тех сомнениях, которые она посеяла в душе его жены, и губы его гневно сжимались. Если Барбара будет продолжать в том же духе, он выдворит ее из Гревилл-Холла. Если бы не Томас, он бы уже сделал это теперь, сегодня же. Но у него не хватало духа вырвать ребенка из родного гнезда и отослать прочь. Уж он-то хорошо знал, как чувствует себя человек, которого перебрасывают с места на место, без настоящей семьи и дома.
И все же Барбара должна была изменить свое недоброжелательное поведение. Если этого не случится, ему придется отослать ее отсюда. Так или иначе жестокости и подлости его сестры следовало положить конец. Скоро Барбара узнает, каковы будут последствия ее поведения в том случае, если она снова будет строить козни. Он должен был сделать это для Эриел. И внезапно осознал, что это важно и для него самого.
На следующий день Барбара стояла в оцепенении в своем роскошном салоне, ожидая, пока дверь закроется за братом. В момент, когда он скрылся за дверью, руки ее сжались в кулаки.
– Как он смеет?! – Гнев обжигал ее горло, разъедал его, как кислота. – Как он смеет?!
Она повернулась к письменному столу, стоявшему в углу. Ей потребовалась целая минута, чтобы успокоиться, взять гусиное перо и окунуть его в чернила. Несколько капель упало на белый лист бумаги. «Дражайший Филипп!» – начала она, потом нахмурилась и нацарапала еще несколько слов. Скомкав бумагу, она бросила ее и взяла новый лист. «Мой дорогой Филипп!» Она описала стычку с братом и то, как Джастин набросился на нее и пригрозил ей выбросить ее из дома, по праву принадлежащего ее сыну. Она излила всю накопившуюся в ней желчь, понимая, что Филипп был единственным человеком в мире, способным ей посочувствовать. Она выразила желание, чтобы Филипп поспешил осуществить их план. Письмо она подписала «С любовью, Барбара». Потом запечатала его воском, звонком вызвала лакея и поручила ему отправить ее послание. Руки ее перестали дрожать. В ней снова забурлил еще не улегшийся гнев. Джастин мог воображать, что выиграл, что одержал победу, и пока что она была готова позволить ему так думать. Но это продлится не долго, о, совсем не долго! Ставки были высоки, риск огромен, но игре было суждено скоро закончиться. У Барбары не было ни малейшего сомнения в том, что в конце концов выиграет она.