Женат ли он? Он вдовец, и у него есть дочь, которую зовут Эмили, скоро ей исполнится восемь. Любит ли он искусство? Да, особенно скульптуру, музыку, литературу и живопись, у него дома большая коллекция старинных книг. Чем он интересуется по жизни? Интересы у него разносторонние – от фотографии до охоты. Он играет на скрипке, пишет стихи и музыку, рисует и любит «покопаться в саду» – очень хорошо, что в том доме, который он купил, есть большой сад. На каких языках он говорит? Помимо английского, хорошо говорит на французском, немецком, итальянском и испанском. Знает латынь и арамейский, неплохо владеет хинди и тремя диалектами арабского, а также знаком с древнегреческим, но «совсем чуть-чуть».
Отец остался доволен, и сначала пожелал Кристиану поскорее обзавестись женой, а потом на радостях даже предложил познакомить его с кем-то из его многочисленных приятельниц, на что гость уклончиво ответил:
– Пока я в этом не заинтересован.
Перлу, тогдашнюю сожительницу отца, это, похоже, не убедило: она убирала со стола тарелки и приносила новые блюда, а в перерывах между этими занятиями пожирала Кристиана глазами. Но он либо привык к тому, что женщины так на него реагируют, либо просто ей не заинтересовался.
На новоселье компания собралась немногочисленная: нас было от силы человек семь. Я, теперешние соседи Кристиана и Майкл, его коллега, молодой врач (к тому времени он не только начал работать, но и успел завести знакомства в коллективе). Теперь мы с ним жили рядом, на одной улице, и дома наши располагались практически напротив. Ходить тут по ночам было страшновато, так как в опасной близости отсюда располагались Темная площадь и городское кладбище, но Кристиана это не смущало: я часто видел, как он прогуливается по вечерам в компании своей дочери. Дочь, к слову сказать, оказалась совсем не похожа на отца: светлокожая, даже бледная, голубоглазая, с золотыми волосами, курносым носиком и мягкими, славянскими чертами лица. Она держала Кристиана за руку и смотрела по сторонам.
Почему-то я думал, что наш новый знакомый обставил дом в мрачном стиле, но ошибся. Единственное, что оказалось мрачноватым – картины Кристиана, которые висели на стенах в гостиной, но такое впечатление создавалось благодаря особенному мазку кисти (такой я не видел еще ни у кого, хотя успел повидать достаточно картин), тяжеловатому, хотя и искусному. Помещения же были оформлены в светлых тонах: восторженных гостей провели по комнатам и продемонстрировали им каждый уголок. В конце концов, мы расположились в «комнате для гостей»: именно так ее назвал Кристиан. Раньше тут было большое помещение, которое использовали как кладовку, но полки убрали, стены покрасили в темно-зеленый цвет, а пол застелили ворсистым ковром с причудливым восточным рисунком. В углах комнаты аккуратными стопками лежали шелковые подушки с кисточками, которые тут же были разобраны гостями и использованы вместо неудобных стульев (коих тут не было вообще).
«Восточная водка», которой нас угостил Кристиан, оказалась приятной на вкус, хотя я никогда не питал особой любви к анису. Мы раскурили кальян, в который вместо обычного табака поместили таинственную смесь восточных трав, и минут через сорок глаза у гостей уже весело блестели. Кристиан показывал нам фотографии, сделанные им во время путешествий, и сопровождал демонстрацию снимков рассказами. Это было в Индии. Это – в Китае. Это – в Австралии. Это Норвегия, это Исландия, это Гавайские острова.
Когда перевалило за полночь, фотографии нам наскучили, и мы, откинувшись на подушки, завели непринужденную беседу о каких-то пустяках, иногда прерываясь для того, чтобы сделать очередную затяжку. В какой-то момент взгляд мой остановился на гравюре, висевшей на стене: двое мужчин в восточной одежде сидели за низким кофейным столиком и играли в настольную игру. Гравюра была выполнена в левантийском стиле – я видел такие в турецких музеях.
– Что это у вас, Кристиан? – спросил я, кивая на гравюру.
– Очень ценная вещь. Почти что портрет.
– Чей? – не понял я.
– Мой . – Он пожал плечами с таким видом, будто объяснял простейшие и понятные всем вещи. – Я слева.
Несколько секунд все молча изучали гравюру.
– А справа кто? – наконец, спросил один из гостей.
– Ну как же? – Кристиан в очередной раз пожал плечами, будто желая сказать: неужто не узнаете? – Это Сулейман Великолепный. Мы беседовали почти четыре часа… надеюсь, его не разочаровал тот факт, что я плохо говорю на османском.
Повисла напряженная пауза. Удивленным Кристиан не выглядел: он обвел взглядом гостей так, будто проверял, какое впечатление оказал на них его короткий рассказ.
– У вас прекрасное чувство юмора, доктор Дойл, – сказал его коллега, после чего все дружно рассмеялись, и неловкость была сглажена и забыта.
Сложно сказать, что сблизило нас с Кристианом: любовь к искусству, соседство или же причина была другой, но его прогноз касательно дружбы сбылся: уже месяца через три мы знали друг о друге все. Точнее, он знал обо мне все, а я знал о нем почти все. Это «почти» относилось к его покойной жене. Я бесчисленное количество раз пытался узнать от него что-то о ней, но Кристиан не называл даже имени. «Когда-нибудь я тебе об этом расскажу, Эдуард», раз за разом повторял он. «Но не сейчас».
(4)
– Да у нас, похоже, сегодня жареная курица? Что празднуем, Эдуард?
– Мы празднуем то, что у нас нет повода для праздника.
– Отличная мысль.
Кристиан пригладил ладонью влажные волосы и остановился, изучая накрытый стол. Я поднялся для того, чтобы разложить еду по тарелкам, но он покачал головой.
– Справлюсь сам. – Он взял тарелки. – Завтра у меня выходной. С утра закончу картину, а вечером иду в «Полную луну». Хочешь пойти со мной?
– В «Полную луну»? – вяло поднял бровь я. – По правде говоря, мне не хочется никуда идти.
– Тебе нужно развеяться. Сколько можно мучить себя мыслями об Анне? Кстати, что там у вас, вы не помирились?
– Нет. Да и вряд ли помиримся. – Я изучал белоснежную скатерть и столовые приборы на ней. – И еще эта бессонница…
Почему-то я был уверен, что Кристиан предложит мне восточные травы, которые возвращают сон, или же снотворные таблетки, но его реакция была неожиданной. Он резко выпрямился и посмотрел на меня. Тарелки выскользнули из его рук и, спланировав на пол, разлетелись на осколки. Я испуганно поднял голову и посмотрел на него.
– Бессонница ?! – спросил Кристиан. – У тебя бессонница, Эдуард, а ты мне ничего не сказал?!
– В смысле? – не понял я.
– Как давно у тебя бессонница?
– С неделю, наверное. С того момента, как мы с Анной расстались.
– Так я и знал !
Кристиан сел за стол и сцепил руки в замок.
– Это всего лишь бессонница, – успокоил его я. – Я ведь не умру?
– Очень смешная шутка, Эдуард. У тебя всегда были проблемы с чувством юмора.
– Я что-то пропустил, и теперь от бессонницы умирают?
Кристиан налил себе стакан воды из прозрачного стеклянного кувшина и сделал пару больших глотков.
– Ладно, извини, я переборщил, – признал он, успокаиваясь. – Но ты мог бы мне сказать об этом. Я бы выписал тебе снотворное. Или дал бы травяной чай.
– Лучше снотворное, – сказал я. – На травяные чаи я не полагаюсь.
Кристиан ушел и вернулся с пустым бланком для рецептов и ручкой. На бланке с уже поставленной ранее печатью он написал несколько слов и отдал его мне.
– Это лекарство есть в аптеке в старой части города – той самой, что напротив музея Основателя. Принимать половину таблетки за раз. Не больше.
– Поможет? – спросил я с сомнением в голосе.
– Вряд ли, – вздохнул Кристиан. – Если бы ты сказал мне об этом раньше…
– Да что на тебя нашло? Я должен рассказывать себе обо всех своих болезнях?!
Он поморщился и покачал головой.
– Не злись попусту, Эдуард, это делу не поможет. Если таблетки не подействуют, мы будем принимать другие меры. Более действенные .