Мара слушала Дану как зачарованная.

– И почему я сразу не подумала про танец менад? – Она посмотрела на Дану, и на лице ее появилось восхищение – так смотрят на явившихся людям богов или богинь. – Это прекрасно! Но роль одной из главных жриц тебе не подойдет… это недостойная тебя роль. Ты будешь главной, самой главной жрицей! – Она приложила ладони к груди. – Ты затмишь всех своей красотой… уверена, что зрители запомнят твой танец на всю жизнь!

– Танцевать будем обнаженными, а в качестве жертвы Вакху выберем Винсента . Думаешь, бог будет доволен?

Мара закивала. Дана несколько секунд изучала ее, а потом беззаботно рассмеялась – и очарование рассеялось. Моя подруга тоже улыбнулась и помотала головой.

– Я шучу, милая. Но предложение танца остается в силе.

Когда за Марой закрылась дверь, Дана прошла в гостиную.

– Платье уже готово, – сказала я ей. – Пойдем, тебе стоит его примерить.

– Я в нетерпении! – уведомила меня Дана, следуя за мной по коридору в направлении мастерской. – Надеюсь, я не отвлекла вас с Марой от важного разговора?

– О нет, нет. Мы говорили о мелочах, ты не помешала.

– Какие у вас с ней отношения? Вы приятельницы? Подруги? Больше чем подруги?

Я открыла дверь и, пропустив Дану вперед, вошла следом.

– Скорее, подруги.

– И каково это – дружить с вакханкой?

– Как по мне – так же, как с… обычными смертными. Да и о том, что она вакханка, я узнала совсем недавно. От Винсента.

– Винсент. – Дана улыбнулась, оглядывая мастерскую. – Он не упустил случая узнать ее поближе – надо отдать ему должное, он умеет взять быка за рога в нужный момент. Даже если это рогатое существо – сам Дионис. Или его жрица.

Платье висело на отдельной вешалке – вчера я достала его из шкафа, где хранила остальные заказы – и поэтому найти его не составило труда. Дана восхищенно посмотрела на готовую вещь, погладила материал рукой, после чего, как и в прошлый раз, совершенно не стесняясь меня, разделась и примерила обновку.

– Оно великолепно! – Дана подошла к зеркалу и внимательно оглядела себя, повернувшись сначала одним боком, потом – другим, а потом попыталась увидеть спину. – Почему же я не знала о тебе раньше? Я бы одевалась только у тебя!

Я почувствовала, как щеки заливаются румянцем. К счастью, Дана этого не заметила – она была слишком увлечена своим отражением.

– Думаю, ты преувеличиваешь.

– Вовсе нет! – Дана, наконец, отвлеклась от своего занятия и подошла ко мне. – Я не помню, когда в последний раз сшитое на заказ платье подходило мне уже после первой примерки. Обычно я заставляю портних подбирать там и прибавлять тут по тысяче раз, даже если они до этого снимают мерки. А тут… ты будто почувствовала мой размер! Сколько я тебе должна?

– Это подарок, – улыбнулась я.

Дана подняла бровь.

– Подарок? – удивилась она. – В честь чего?

– Просто подарок. Я не нуждаюсь в деньгах, а подарить платье тебе почту за честь.

– Получается, я перед тобой в долгу?

– Я ведь сказала, что это просто…

– … просто подарок, да, я поняла тебя. Я хочу подарить тебе ответный подарок.

Я подняла голову, посмотрела на нее и на миг затаила дыхание от неожиданности: глаза Даны, которые раньше были серыми, теперь стали синими – такими же, как у меня. Странное и необычное ощущение – казалось, что я смотрю в зеркало.

– Глаза… как ты это делаешь? – не удержалась я от вопроса.

Дана улыбнулась.

– Существа, в которых течет достаточно вампирской крови, могут воссоздавать глаза и взгляд других существ. Тех, которые им не безразличны. Это будет самым простым объяснением.

– А я тебе не безразлична?

– Нет, Лорена, ты мне не безразлична. – Я попробовала отвернуться, но Дана уже держала меня за подбородок. – Знаю, что я тебе тоже не безразлична. Правда?

– Да, – кивнула я, до сих пор глядя ей в глаза. Они поменяли цвет и из синих снова стали серыми, но теперь уже не были холодными – это был теплый, человеческий взгляд.

Наверное, именно так чувствует себя зачарованная жертва вампира, думала я, изучая лицо Даны. И все-таки, какая же она красивая. Это даже не красота, нет – это какая-то первобытная сила, божественная энергия, почувствовав которую один раз, вы уже никогда не освободитесь от этого плена. Как ужасно было бы, принадлежи такая красота смертной женщине – она бы увяла, как цветок, а потом умерла бы.

Дана относилась к женщинам, ради которых мужчины погибают, предают, начинают войны. К таким женщинам не приходят – к ним приползают на коленях , оставляют у их ног все сокровища мира, дарят им Вселенную – только бы они, эти женщины, удостоили их хотя бы взглядом. Как же счастлив был Винсент – она принадлежала ему почти двести лет… и до сих пор его сердце принадлежит ей.

Дана обняла меня за талию. Это был отнюдь не любовный жест – так, скорее, обнимают добычу , свою законную собственность. Властный и уверенный жест, который мог принадлежать, скорее, мужчине, а не женщине, но вместе с тем нежный и… зовущий . Наверное, поэтому он не вызвал во мне ни тени протеста. Так ощущает себя человек, оказавшийся в надежных и знающих, что делать, руках.

– Хорошо, что у нас с тобой выдался свободный вечер, – сказала мне Дана. – Кто знает – может, я чему-нибудь тебя научу? Или научусь чему-нибудь от тебя? Я не из тех снобов, которые считают, что ни один смертный не владеет искусством любви так, как мы. Ведь искусство – это что-то, чему учатся всю жизнь, даже если это вечная жизнь. Ты согласна?

(2)

– Спасибо… было очень вкусно!

Голос Даны доносился до меня будто через туман – создавалось впечатление, словно уши мои до отказа набиты ватой. Несколько секунд я смотрела на то, как она вытирает губы, после чего меня осенило, и я прикоснулась к своей шее.

– Тебе понравилось? – спросила Дана, сложив испачканную в крови салфетку вчетверо.

Я посмотрела на свои пальцы – кровь в сумерках казалась черной. Дана откинулась на подушки, приняв позу натурщицы художника, и посмотрела на меня с улыбкой.

– До завтрашнего утра заживет, – сказала она мне таким тоном, будто это был не укус вампира, а мелкая ссадина.

– Как… как ты это сделала? Ты меня зачаровала?

Дана поморщилась.

– Нет, что ты. Я тебя не зачаровывала. Но против твоей воли я бы ничего не сделала – просто не смогла бы. Я задала тебе вопрос, а ты ответила утвердительно.

– Я не помню, что ты что-то у меня спрашивала.

– Конечно, потому что я не задавала вопрос вслух. Я спросила мысленно .

Я снова потерла шею.

– То есть… ты мне это внушила?

– Да нет же, Лорена. Я не могу тебе ничего внушить, и зачаровать тебя тоже не могу – у тебя есть печать Прародительницы. Помнишь, ты спросила у меня про глаза? Обычно смертные не замечают этих изменений. А тех, кто их замечает, зачаровать невозможно. С такими людьми каратели могут общаться на уровне… инстинктов? Зачастую люди хотят чего-то, но сами этого не понимают. А мы чувствуем такие желания.

Наверное, выражение лица у меня было потерянное, так как Дана успокаивающе кивнула.

– Не забивай голову, – посоветовала она. – Даже мы не до конца понимаем суть этих процессов.

– А Винсент… он так не умеет?

– Нет. Но зато он умеет многое из того, чего не умею я. – Она помахала в воздухе сигаретной пачкой. – Ну что, закурим?

Мы закурили, и пару минут вечернюю тишину спальни нарушало только едва слышное тиканье часов и урчание кондиционера. Наконец, Дана заговорила.

– Я должна попросить у тебя прощения, Лорена. Я плохо о тебе думала и желала тебе зла.