Погреб, где хранились корнеплоды, был заполнен картофелем, тыквами, морковью, желтым шведским турнепсом и множеством других овощей, способных храниться всю зиму. Отдельное помещение занимали мешки с мукой, кукурузной крупой, сахаром и другими продуктами, необходимыми для выпечки хлеба, печенья и кексов. Это создавало впечатление достатка, даже богатства и умелого ведения хозяйства. Похоже, Илке, предвидя смерть, готовилась к ней, подумала Шарлотта, закончив осмотр.

В полдень на ранчо вернулась дочь Кончиты – Мария. Когда Шарлотта видела ее в последний раз, Марии было семнадцать лет и она еще не сложилась, как многие девушки ее возраста. Теперь же ей было за сорок и она стала зрелой, уверенной в себе женщиной.

С небрежностью и апломбом опытной кухарки Мария обсуждала с Шарлоттой разнообразные известные ей кухни – ее родную мексиканскую, блюда немецкой кухни и кое-какие французские рецепты. Получасовая беседа с Марией убедила Шарлотту в том, что больше можно не беспокоиться о качестве пищи.

– Илке научила меня всему. Мне так ее не хватает, – заключила Мария с искренностью и простотой, не допускающими и мысли о фальши. Ее полные слез глаза были красноречивее любых слов.

– Мне тоже ее недостает, – ответила Шарлотта. – Знаю, я никогда не смогу занять ее место, но, надеюсь, мы будем друзьями.

– Я тоже надеюсь, сеньора.

Прежде Шарлотта никогда не предлагала свою дружбу прислуге. Но она никогда не попадала в такое безвыходное положение. Поэтому недурно было заручиться союзницей в доме.

Если бы карта штата теперь не изменилась, семья Марии владела бы поместьем не меньшим, чем ранчо Прайда. И если бы не война, то родители Шарлотты все еще оставались бы хозяевами плантации, вместо того чтобы жить среди руин былой роскоши. А она не могла обречь Алицию на подобную участь.

Снова повторив свою клятву, что любой ценой обеспечит будущее дочери, Шарлотта вернулась к текущим делам. После того как с помощью Марии утвердила меню на неделю, Шарлотта провела пару часов, бродя по дому и составляя список всего, что следовало сделать в самое ближайшее время.

Ее интерес привлекло новое крыло дома. Его пятнадцать комнат включали оранжерею, игровую и музыкальную комнаты на первом этаже, великолепную анфиладу хозяйских комнат и несколько просторных спален для гостей на втором этаже. Все они были красиво отделаны, украшены лепниной, стены были оштукатурены до атласной гладкости, дубовые полы отполированы до блеска, но все комнаты были пусты.

Почему Патрик пристроил это крыло, если ни он, ни Илке не собирались обставлять эти комнаты? Может быть, они рассчитывали, что со временем здесь поселятся их невестка и внуки? Была ли у Улисса нареченная невеста? Эта мысль пугала Шарлотту.

К трем часам она составила список. Не будучи в состоянии ничего больше предпринимать, пока не появятся слуги, она переоделась в костюм для верховой езды и направилась к конюшне. Один из работников оседлал для нее смирную кобылу и рассказал, как добраться до ранчо де Варгасов.

Получасовая скачка легким галопом – и она оказалась у низкого одноэтажного строения, сложенного из известняка. Хотя этот дом никак нельзя было сравнить с особняком Прайдов, в нем было свое очарование. Ничего другого она и не ожидала – ведь это был дом Велвет де Варгас.

Шарлотта спешилась и привязала кобылу к коновязи. Пока она шла к двери по дорожке, вымощенной каменными плитами, сердце ее бешено колотилось от волнения.

Дверь приоткрылась, образовав щелку, и сквозь нее Шарлотта увидела полную женщину, близоруко щурившуюся на нее.

– Чем могу служить, мэм? Вы заблудились?

– Ты меня не узнаешь? – вырвалось у Шарлотты. Женщина распахнула дверь:

– Это и в самом деле ты, Шарлотта, или я вижу сон?

– Если это и сон, я надеюсь, он не похож на кошмар? – отозвалась Шарлотта. – Потому что это и в самом деле я.

Велвет пошарила в кармане передника и извлекла очки, которые водрузила на нос. Тщеславие не позволяло ей носить их постоянно, но ей хотелось видеть Шарлотту, а не расплывчатое пятно.

– Бог мой, да ты совсем не изменилась, ну ни чуточки! – воскликнула она, подавляя недостойную зависть, зашевелившуюся было где-то внутри и вызванную сознанием того, что сама она давно выглядит зрелой матроной.

– Как и ты, – ответила Шарлотта.

– Как бы не так! Мы с тобой слишком давно знакомы, чтобы не быть честными друг с другом. Единственное, что еще можно во мне узнать, это рыжие волосы. Да и то от хны.

– Все равно ты выглядишь прекрасно, – сказала Шарлотта тем самым памятным Велвет медовым голосом.

– Но что это я? Держу тебя на пороге. Войди и будь нашей гостьей. Тебе столько предстоит узнать!

Велвет оглянулась на одиноко стоящую у коновязи лошадь:

– А Найджел с тобой? Вы вместе совершили это путешествие?

– Найджел совершил долгое и одинокое путешествие девять месяцев назад, – ответила Шарлотта загадочно.

Услышав горечь в голосе Шарлотты, Велвет вгляделась внимательнее в лицо своей старой подруги. Несмотря на то, что графиня сохранила стройную фигуру и моложавое лицо, она выглядела несколько утомленной, и при внимательном взгляде можно было заметить, что жизнь ее потрепала, как это бывает с бархатным платьем, которое надевают слишком часто.

– Ты все еще любишь шерри? – спросила Велвет, приглашая ее в гостиную, которой семья пользовалась редко.

– Я предпочла бы бренди, если у тебя – есть.

– Конечно, есть. Я не настолько уж изменилась, – ответила Велвет.

Несмотря на разницу в общественном положении, между Шарлоттой и ею всегда существовало некое родство духа. Она никогда не забывала, как Шарлотта приняла ее на ранчо «Гордость Прайда» с распростертыми объятиями много лет назад, когда все так называемые порядочные женщины переходили на другую сторону улицы, чтобы только не здороваться с ней.

– Ничего нет лучше доброго французского бренди, чтобы облегчить человеку тряску по ухабистой дороге, – сказала Велвет со вздохом. – А в последнее время, солнышко, вся наша жизнь состояла из постоянной тряски по ухабам.

– Ты имеешь в виду Илке? Велвет кивнула:

– Я-то знала, что она больна, поэтому ее смерть не вызвала у меня шока. Вот для Патрика это было тяжелым ударом. Мы пытались помочь ему, но, кажется, он решил отгородиться от друзей и не пускает никого в дом.

Велвет достала из буфета графин и налила в стаканы по доброй порции бренди, потом вернулась к Шарлотте со стаканами.

– Не стой, дорогая, в ногах правды нет. Садись-ка сюда, солнышко, – сказала она, жестом указывая на мягкую софу, привезенную из Сент-Луиса пять лет назад, но выглядевшую, как новая, оттого что в доме почти не бывало гостей. – Моя дочь Райна вчера познакомилась с твоей дочерью, поэтому я поняла, что и ты здесь. Откровенно говоря, я удивлена, что Патрик не отослал тебя, как он это делает со всеми.

– Может быть, потому, что у нас с Патриком есть кое-что общее, – сказала Шарлотта дрогнувшим голосом.

– Потому что вы были женаты?

– Я думаю, он тотчас же забыл об этом.

– Чепуха. И он, и Илке – оба были очень привязаны к тебе.

К ужасу Велвет, Шарлотта разразилась слезами.

– Я не хотела тебя расстраивать. Я понимаю, ты еще не смирилась с мыслью, что ее больше нет.

Велвет взяла Шарлотту за руку, стараясь успокоить. Шарлотта вцепилась в нее:

– Знаю, это звучит эгоистично, но я почти зла на Илке за то, что она умерла. Мне было так нужно поговорить с ней.

Велвет не могла не отозваться на боль, прозвучавшую в голосе Шарлотты.

– Мы не были так близки, как вы с Илке, но ты можешь поговорить и со мной. Я умею хранить чужие секреты – в этом деле я мастер. Ты хотела сказать, что у тебя и Патрика есть нечто общее.

Шарлотта отпустила руку Велвет, взяла свой стакан и одним духом выпила бренди.

– Мы оба в трауре. Найджел умер.

Прошла минута, прежде чем Велвет переварила услышанное. Найджел был так же полон жизни, как и любой другой из известных ей мужчин. В своих мыслях она все еще видела его красивым и молодым, ерзавшим и метавшимся, потому что его раздробленная нога держала его прикованным к постели.

– Право же, мне горько это слышать. Должно быть, тебе ужасно его недостает.

Шарлотта рассмеялась сдавленным смехом. Казалось, она не замечала, что по щекам ее струятся слезы.

– Недостает его? Да если бы он был жив, я сама бы его прикончила. Он умер в объятиях другой женщины.