Никто не радовался больше, чем она, когда ее сын получил диплом доктора права.
Как же он мог быть столь несправедлив к женщине, бывшей не только его матерью, но и путеводной звездой?
Если бы тут не было отца, Улисс упал бы перед ней на колени.
– Мама, мне так жаль, что я едва могу это выразить. Мне легче будет отрезать себе язык, чем произнести еще раз то, что я сказал.
Илке улыбнулась вымученной улыбкой:
– Не могу себе представить политика без языка. – Она повернулась к Патрику: – Твоя очередь, дорогой.
Патрик несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем сумел выдавить из себя несколько слов. И когда наконец ему это удалось, голос его походил на скрежет металла.
– Я тоже сожалею. Это всего лишь бранное слово, которое мужчины бросают не задумываясь, когда они рассержены.
Для Патрика, возможно, это действительно было просто бранным словом, но оно больно ранило Улисса. Он ощущал его, будто выжженное клеймо. Патрику всегда было непонятно, почему Улисс так болезненно воспринимал обстоятельства своего появления на свет. А также многое другое.
Улисс любил отца, восхищался им и уважал его, несмотря на их непохожесть. Но по мере того как он рос, ему в этом доме становилось все тяжелее. Последние несколько лет они с отцом отдалялись друг от друга и теперь, похоже, говорили на совершенно разных языках.
– Я хочу сказать еще кое-что, – продолжал Патрик. – Это наш дом, твоей матери и мой. И мы вольны, черт возьми, принимать здесь, под своим кровом, любого гостя. Если ты не можешь этого перенести…
– Пожалуйста, Патрик, – перебила Илке, – не говори больше ничего. Мне хотелось бы забыть этот разговор. – Она протянула руку и дотронулась до руки мужа. – Я немного устала. Поможешь мне подняться наверх?
Выражение гнева на лице Патрика мгновенно сменилось выражением беспокойства.
– С тобой все в порядке, дорогая? Она улыбнулась ему:
– Я всегда в порядке, если ты рядом со мной. Патрик помог Илке подняться на ноги. Рука об руку, глядя в глаза друг другу, они покинули комнату, являя собой картину столь совершенной гармонии, будто никакого спора и не возникало. Улисс опустился в кресло. Даже звук их шагов совпадал.
Маленьким Улисс испытывал ощущение, будто он существует где-то на границе их любви друг к другу. И теперь он тоже испытывал это чувство.
Он всегда был одиноким ребенком, а теперь вырос и стал одиноким мужчиной. Было ли ему суждено полюбить кого-нибудь так же, как любили друг друга его родители?
Он подавил в себе желание вернуться в Керрвилл к безликому уединению роскошного номера в отеле «Нимитц». Он обещал матери остаться на уик-энд и потому должен остаться. Он не мог себе позволить ранить ее чувства больше, чем уже сделал это.
Де Варгасы заканчивали ленч, когда в кухню вошла Райна.
– Ты опоздала, – заметила Велвет, поднимаясь с места, чтобы наполнить тарелку дочери из казана, в котором на маленьком огне шипело рагу. – У тебя возникли неприятности со Старфайером?
– Весьма вероятно, – ответил Рио за дочь. – Но во всем Техасе еще не нашлось лошади, которую наша девочка не сумела бы обломать.
Услышав гордость в голосе Рио, Велвет улыбнулась. Райна родилась, когда ее отцу исполнилось сорок четыре года. Рио так и не смог привыкнуть к этому чуду. Подумать только! Стать отцом в столь позднем возрасте.
– Старфайер – просто мечта для наездника, – ответила Райна, в ее хрипловатом голосе звенел восторг. – Я опоздала, потому что заезжала к Прайдам отдать почту.
– Ты видела Илке? – спросила Велвет с беспокойством.
– Я отдала почту Улиссу.
– Почему она дома? Что, Илке больна? Райна пожала плечами:
– К чему все эти вопросы, мама? Улисс ничего не говорил. А я не спрашивала. Что же касается его приездов и отъездов, меня это не интересует.
– Никак не пойму, как такая любящая пара, эти Прайды, сумели произвести на свет такую бесчувственную хладнокровную рыбу, как Улисс. Уж эти мне законники! – Рио просто выплюнул последние слова. – Для всех нас, простых смертных, они хуже чумы. Как и политики. Кто бы мог подумать, что этот парень захочет быть и тем, и другим одновременно! Большое разочарование для его отца.
– Совершенно с тобой согласна, – последовал мгновенный ответ Райны.
Сердце Велвет мучительно сжалось – она услышала фальшивую нотку в голосе дочери. Райна никогда не говорила о своих чувствах к Улиссу. Однако Велвет не зря посвятила свои молодые годы древнейшей профессии – кое-что она знала об отношениях мужчины и женщины. Ее дочь была без памяти влюблена в Улисса, хотя сама не подозревала об этом.
Велвет молила Бога, чтобы дочь никогда не узнала о своих подлинных чувствах. Велвет давно уже приучила себя к мысли, что Улисс не для Райны. Пусть только попробует причинить зло Райне, она сдерет с него живого шкуру. Если, конечно, Рио не опередит ее.
– Папа, не знаешь, что Патрик собирается делать со Старфайером? – спросила Райна.
– Улисс положил глаз на этого жеребца. Он что-то говорил насчет того, чтобы забрать его в Остин.
– Не думаю, чтобы кто-нибудь из них собирался его продать.
– Откуда такая беспечная девчонка, как ты, возьмет деньги, чтобы купить этого красавца? – поддразнил Рио.
– Я откладываю понемножку, – упрямо возразила Райна.
– Солнышко, – сказала Велвет, – я-то думала, что ты собираешься потратить свои сбережения на новые платья.
– Ты и папа покупаете мне всю необходимую одежду. А кроме того, что мне делать с таким ворохом тряпок?
– И в самом деле, что? – размышляла Велвет.
Неожиданно чувство вины, которое никогда ее не оставляло, навалилось так, что стало трудно дышать. Райну никогда не приглашали на вечеринки, как других девушек. Несмотря на ее красоту, пока еще у их дверей не появлялся ни один претендент на руку и сердце Райны. Она ни разу не бывала подружкой на свадьбе и, похоже, никогда не будет невестой. И все это из-за неблаговидного прошлого Велвет. По-видимому, Райна была обречена на одинокое существование.
Илке Прайд не могла припомнить, когда она чувствовала себя такой усталой. Ей казалось, что даже после того, как родила Улисса, она была менее утомлена. Последние несколько недель утомление, даже изнеможение, словно угнездилось в ее костях. Каждое утро подъем был для нее подвигом – триумфом духа над телом.
Когда приближалось время сна, она с трудом могла дождаться возможности улечься на чистые прохладные простыни и закрыть глаза. Но сегодня она должна была поговорить с Патриком об их сыне. Только Господу Богу было известно, сколько времени у нее осталось для такого разговора.
Она услышала шаги Патрика на лестнице и распрямила плечи. Он не должен видеть ее поникшей.
Дверь спальни открылась, и Илке увидела мужа в зеркале над туалетным столиком. Каким красивым он ей показался, каким сильным и полным жизни! Он легко нес на широких плечах свои пятьдесят восемь лет. Если бы не серебристые пряди, словно иней, припорошившие его густые темные волосы, он выглядел бы немногим старше Улисса.
Ей стало невыносимо больно при мысли о том, что она покидает их обоих. Следовало ли сказать правду? Вправе ли она хранить свою страшную тайну?
– Говорил ли я тебе когда-нибудь, что женился на самой красивой женщине на свете? – спросил Патрик, подходя к ней.
– Не меньше тысячи раз. Но мне всегда приятно это слышать.
Он потянул ее за руки и заставил встать, повернул к себе лицом и обнял – она целиком скрылась в его объятиях. После стольких лет, прожитых вместе, его прикосновение все еще обладало властью воспламенять ее.
Илке полюбила его с той самой минуты, как увидела, а тогда ей было всего семнадцать. И она все еще любила его, теперь даже глубже и полнее, теперь, когда она понимала, как можно любить другого человека. Она прижалась к мужу, подчиняясь его силе. Объятия Патрика всегда были для нее и наслаждением, и убежищем.
– Ты чувствуешь себя лучше? – спросил он, откидывая голову назад, чтобы как следует рассмотреть ее лицо.
Тревога затуманила его серые глаза. Боже! Неужели он знал?
– Что ты хочешь сказать?
– За ленчем ты была расстроена. Если бы Улисс был мальчишкой, я отвел бы его за амбар и всыпал бы ему по первое число.
Илке взяла Патрика за руку, подвела его к постели и усадила рядом с собой.
– Ты никогда не бил его, даже когда он был мальчишкой. А теперь, когда он вымахал такой… Шесть футов с лишком! Не поздно ли начинать?