Мерри никогда не увлекалась спортом, однако решила записаться в теннисный клуб «Беверли-Хиллс», чтобы брать уроки тенниса. Ей нужно усовершенствоваться — объяснила она домочадцам. Однако на самом деле ей нужен был предлог для частых отлучек, а теннис для этой цели вполне подходил. Не хуже всего остального, во всяком случае. Во-первых, она и впрямь будет играть в теннис, что само по себе и приятно и полезно. Во-вторых, в клубе она обзаведется новыми знакомыми из числа своих сверстников, чего, как уже поняла Мерри, ей уже стало недоставать в последнее время. К тому же нужно же вести хоть какую-то светскую жизнь, а теннисный клуб «Беверли-Хиллс», к которому, кстати, принадлежал и Мередит Хаусман, как раз предоставлял такую возможность, поскольку являлся привилегированным клубом, членство в котором было строго ограничено. Однако Мерри имела право на временное членство в клубе, благодаря тому, что в нем давно состоял ее отец.
Все получилось проще и удачнее, чем она предполагала. Оказалось, что в подобном положении находится не одна она, но также и дети многих других звезд экрана, с которыми Мерри немедленно связали узы понимания и сочувствия. Никто, как эти дети, не понимал, как тяжело считаться в классе и в школе знаменитостью только из-за того, что твой отец или твоя мать — кинозвезда. Эти дети рано познали тяготы и хлопоты бесконечных переездов, переходов из школы в школу, частой и долгой жизни без родителей, одиночества по ночам и вместе с тем — беззаботной роскоши и мотовства, головокружительной легкости в общении, свойственной богеме. И эти дети приняли Мерри в свою среду так радушно и чистосердечно, как в британской колонии на далеком тропическом острове приняли бы новую семью из Англии или как собрание низложенных царей и великих князей в Лиссабоне приветствовало бы приезд новой высокопоставленной жертвы очередной революции.
Из-за необычного, оторванного от жизни, полуреального существования, которое вели эти дети, они рано научились разбираться в том, насколько преуспевают их родители. Причем определялось это крайне просто: по приглашениям на дни рождения, которые им присылали или, наоборот, забывали присылать.
Подобные детские дни рождения, как и большинство голливудских вечеринок, напоминали фондовую биржу. Родители обычно приходили вместе с детьми, чтобы обменяться свежими сплетнями, заключить сделки, подписать контракты, а то и просто лишний раз показаться на людях.
С Пэм Джеррард, дочерью режиссера Уолтера Джеррарда, Мерри познакомилась через своего тренера в клубе «Беверли-Хиллс». Они сыграли вместе несколько матчей, и как-то раз Пэм предложила Мерри после игры вместе пообедать. Остальное было уже просто.
На очередном дне рождения они собрались все вместе. Там была Лайла Фрэмптон, дочь известного певца, и Билл Холлистер, мать которого долго считалась одним из секс-символов Америки, да и сейчас еще оставалась им, так что сам факт существования Билла позорил и унижал ее в глазах публики. Что же это за сексуальная богиня, если ее сыну уже семнадцать? Еще там был Ронни Голден, отпрыск великого комика. Некогда великого, по меньшей мере. Сейчас он разве что швырялся тортами в рекламных роликах да то и дело прикладывался к бутылке. Еще там был Гарри Грин, отец которого ставил все фильмы про Дракулу, а ранее прославился постановками Брехта на сцене Берлинского театра. И Джил Морган, внучка знаменитого танцовщика. И Эд Кент, сын исполнителя ковбойских песенок. Ну и естественно, Пэм и Мерри.
Собралась вся компания у Билла Холлистера, мать которого улетела на две недели в Нью-Йорк, оставив огромный особняк с бассейном и потрясающим баром, которыми обычно никто не пользовался.
Не безразличие, не неприкрытый цинизм и даже не нескрываемое презрение ее новых друзей к окружающим поражало Мерри, а ее собственная наивность и невинность. Она никогда не задумывалась над тем, как повлияла на ее жизнь головокружительная карьера отца. Между тем в ее новой компании подобные вопросы обсуждались открыто. Никто из ее новых друзей не испытывал ни малейшего стеснения в средствах. У всех родителей имелись крупные накопления, позволявшие безбедно жить на ежегодные банковские выплаты. Отец Билла Холлистера, например, числившийся вторым продюсером фильмов собственной жены (на самом деле заключением контрактов, выписыванием чеков, рассылкой писем и телефонными звонками вместо него всегда занимался кто-то другой), совершенно не выносил, когда его беспокоили по поводу такой ерунды, как карманные деньги для сына, жалованье для прислуги, мелкая наличность для почтальона и зеленщика и так далее. Поэтому он просто оставлял пару сотен долларов мелкими купюрами в верхнем выдвижном ящике своего письменного стола из гарнитура «Ридженси». Как кран с водой — любой жаждущий может подойти, отвернуть его — и напиться. Время от времени отец заглядывал в ящик и добавлял денег.
Мерри, никогда прежде не сталкивавшаяся с такими людьми, была поначалу просто очарована новыми знакомыми. Она ходила с ними на пляж. Ее возили по шоссе вдоль тихоокеанского побережья, чтобы высматривать на песке спальные мешки, которые извивались и дрыгались, словно выброшенные на берег Дюгони. Подобные сценки случались каждый день. Причем на Мерри больше впечатление производили не наблюдение за столь бесстыдными любовными актами, а то поразительное безразличие, та почти механическая отрешенность, с которой ее друзья воспринимали эти действа. Они ни к чему не относились всерьез — даже к сексу, который в жизни их родителей был чем-то сродни Родине и национальному флагу — сокровенным, торжественным и святым. Для этих же подростков подобная торжественность была совершенно невыносима. Они слишком хорошо знали, что за ней следует. Для них не были тайной ни бесконечные измены, ни разводы, ни тяжбы по поводу установления отцовства или раздела имущества, ни любовные треугольники и другие подобные истории, которые разбивали их детство и вырабатывали в них пренебрежительное отношение к жизни и к окружающим.
С другой стороны, никто из них секс безусловно не отрицал и не презирал. После плавания в бассейне в «Беверли-Хиллс» Ронни Голден упомянул статью из «Лос-Анджелес таймс» по поводу распространителей порнографии из Чикаго. Самым интригующим в статье было то, что порнографией занимались любители — главным образом, семейные парочки, которые обменивались друг с другом своими цветными фотоснимками, выполненными с помощью «Поляроида».
— Почему именно «Поляроида»? — полюбопытствовала Пэм.
— Разве не ясно? — удивился Гарри. — Если снимать с помощью обычного фотоаппарата, то нужно нести пленки в аптеку или самому обзаводиться темной комнатой, а это связано с такой возней, что мало кого привлекает.
— А в аптеках такие пленки, наверно, не проявляют?
— Конечно, — фыркнул Гарри.
— Свинство какое, — покачал головой Эд. — Предположим, муж и жена хотят сняться в голом виде и сохранить на память фотокарточки. Должны же они иметь на это право, черт возьми!
— А к чему им это? — спросила Пэм.
— Не знаю. Но такое право у них должно быть, — пожал плечами Эд.
— Мне кажется, — вмешалась Лайла, — что такие фотокарточки нужны для того, чтобы, когда муж и жена состарятся и одряхлеют, они могли бы разглядывать их и вспоминать, какими были в молодости.
— Совсем необязательно, — сказал Ронни. — Voyeurs, по-моему, никогда не переведутся.
— Кто такие «вуаёры»? — спросила Мерри.
— Извращенцы, которые любят подглядывать в окна или в замочные скважины, — ответил Ронни.
— Господи, а кто же это не любит? — изумился Билл Холлистер.
Все расхохотались, и разговор перешел на другую тему.
Позже, в раздевалке, когда мальчики одевались после душа, Билл спросил Гарри и Эда, не думают ли они, что ему стоит приобрести «Поляроид».
— Конечно. Почему же нет? — ответил Эд.
— Что? О чем это вы? — спросил Ронни, выходя из душевой кабинки. — Что вы на сей раз замышляете?
— Мы о «Поляроиде», — сказал Эд. — Билл хочет купить его себе.
— А что, если нам всем скинуться? — предложил Гарри.
— А у кого он будет храниться? — уточнил Эд.
— Разыграем в карты или бросим жребий, — предложил Ронни.
Все полезли за бумажниками и быстро набрали кипу десяти-, двадцати- и даже пятидесятидолларовых купюр.
— А вдруг девчонки не согласятся? — спросил Эд.
— Тогда найдем таких, которые согласятся, — сказал Ронни. — Никаких проблем.