Пообедали они все вместе на внутреннем дворике с видом на бассейн, и Билл пригласил всех девочек к себе домой на, как он выразился, скромный междусобойчик. Никто из ребят не упомянул фотоаппарат, который они решили приобрести. И не только из опасения, что кто-то из девочек откажется принять участие в вечеринке, но ради того, чтобы продлить удовольствие от ожидания и от последующей неожиданности. Само по себе это уже было достаточно интересно.
Правда, Ронни, самый старший в компании — ему уже исполнилось девятнадцать, — считал, что дело не выгорит.
— Но ты же сам хотел, чтобы мы это сделали, — удивился Эд. — И деньги сдал.
— Конечно. А что из этого? Вы же делаете ставки в Лас-Вегасе, но вовсе не потому, что нуждаетесь в деньгах. Вы даже не особенно надеетесь на выигрыш. И тем не менее играете. И причина этого — если вы не чокнутый, конечно, — сама игра. Ощущение, что ты играешь. А там — мало ли что случится. Главное — сыграть. Так и здесь. Разве что вероятность выигрыша еще меньше.
— Почему? — спросил Эд.
— Из-за Мерри, — ответил Ронни. — Она еще слишком мала. Сколько ей? Пятнадцать? Шестнадцать? К тому же все это время она проучилась где-то на Атлантическом побережье. Нет, с ней ничего не выйдет.
— Хорошо, но она же только одна, — вставил Гарри. — С остальными-то, надеюсь, все в порядке?
— Тут достаточно одной. Если откажется одна, то остальным придется волей-неволей поддержать ее. Женская солидарность. То же самое, как если втягиваешь девчонок в стрип-покер.
— Отличная мысль! — воскликнул Эд. — Стрип-покер — как раз то, что нам нужно.
— Точно! Я тоже за раздевашки, — добавил Билл.
— Нет, братва, ничего не выйдет, — сказал Ронни.
— Тогда зачем ты позволил мне пригласить их? Почему ничего не сказал — мы могли бы придумать предлог, чтобы не звать Мерри?
— Я не подумал, — честно признал Ронни. — К тому же у нее потрясающие титьки.
— Угу, это точно, — поддакнул Билл.
— Катитесь вы все к дьяволу! — в сердцах сплюнул Эд. — Пошли за фотоаппаратом.
И Билл сходил в магазин и купил «Поляроид».
Вечером, в девятом часу, Пэм заехала за Мерри в своем ярко-красном «ягуаре» и несколько раз призывно нажала на клаксон. Мерри пожелала матери и отчиму спокойной ночи. Элейн тоже в ответ пожелала Мерри спокойной ночи, а вот Гарри пробурчал что-то невразумительное. Мерри знала, что Элейн с Гарри не одобряют ее частые поздние отлучки, да и Пэм с ее спортивной машиной им не нравится; тем не менее ни один из них не осмеливался упрекнуть Мерри или посоветовать, как не следует себя вести. Мать боялась, что, обидевшись, Мерри снова улетит в Нью-Йорк или Париж. Или еще куда-нибудь — к отцу. Гарри тоже притих, словно опасался, что Мерри может рассказать матери о его недавних домогательствах. Только Лион жизнерадостно и весело распрощался с Мерри, да еще и помахал рукой, добавив:
— Желаю хорошо провести время.
Пэм привезла Мерри к Биллу.
Началось все, как обычно. Играла музыка, бар ломился от самых разнообразных напитков. Собрались все внизу, в просторной игротеке, где, по проекту отца Билла вдоль одной стены возвышалась стойка бара, а стена напротив была уставлена игральными автоматами — бильярдами и даже «однорукими бандитами». Остальное пространство оставалось свободным для танцев, только по обеим сторонам стояли большие диваны, обтянутые красной кожей. На стенах красовались головы лося, оленей и антилоп, которые Холлистер-старший приобрел у знакомого таксидермиста в Лос-Анджелесе.
Мальчики и девочки сидели и разговаривали. Время от времени танцевали. Либо просто сидели с бокалами в руках, отбивая пальцами такт. Одним словом, все было довольно скучновато. Однако именно так и было задумано. Это Ронни сказал, что чем скучнее будет поначалу развиваться вечеринка, тем больше у них шансов на успех. Любое новое предложение на таком фоне должно показаться интересным, поскольку что-то всегда привлекательнее, чем ничего.
Билл подождал, пока доиграет до конца очередная пластинка, а потом словно невзначай сказал, обращаясь к Гарри и Эду, что купил «Поляроид».
Дальше все пошло как по маслу. Всем сразу сделалось любопытно. Кто-то тут же припомнил историю с чикагской порнографией, а еще кто-то незамедлительно предложил, что неплохо бы им сделать несколько «разэдаких» снимков. Пэм, Мерри и Джил несколько смешались, а вот Лайла обеими руками проголосовала «за». Впрочем, Лайла всегда с готовностью клевала на любую приманку и в особенности на Билла Холлистера. Однако опытный Ронни предвидел, что девочки могут заколебаться, поэтому на этот случай у него было заготовлено другое предложение, которое тут же пошло в ход: сначала они поиграют в стрип-покер. А это означало, что раздеться придется не всем, а следовательно, и позировать для фотоснимков тоже будут вынуждены не все. Возможно, в другой обстановке такой предлог кому-нибудь показался бы притянутым за уши, но, как справедливо подметил Ронни до прихода девочек, должно было хватить и такого. Девочкам, чтобы позволить себя уговорить, нужна была хоть какая-то зацепка. Ее и в самом деле хватило.
Они начали играть, и снова события развивались по сценарию Ронни. Джил проиграла туфлю, потом Лайла, за ней Билл и Эд, затем Лайла проиграла вторую туфлю, а после нее проиграл Ронни. Так продолжалось до тех пор, пока все восемь игроков не оказались на той стадии полураздетости, которая в действительного граничила между двумя играми. Выигрывал, казалось бы, Эд, который снял с себя только туфли и носки. Но в то же время он был и главным проигравшим, поскольку цель игры заключалась в том, чтобы побыстрее остаться голым. К этому, собственно, все и стремились. Поэтому на самом деле Лайла, облаченная только в лифчик и трусики, выигрывала в такой же степени, как и Эд. Как предсказал незадолго до вечеринки Ронни, игра должна была привести (и привела) к чисто клиническому случаю массовой истерии. Такова уж психология толпы. Лайла, конечно, была несколько смущена тем, что ей первой придется обнажить что-то из того, что обычно тщательно скрывают, но выхода уже не было. Пару кругов спустя, за которые Ронни проиграл рубашку, а Мерри — юбку, Лайла закурила очередную сигарету, озабоченно перебирая карты и облизывая губы, которые внезапно пересохли. Да, она проиграла, и ей пришлось снять лифчик.
Никто не сказал ни слова и даже, казалось бы, не глазел на нее; в то же время взгляды всех были устремлены на ее грудь. Лайла держалась невозмутимо и с достоинством и даже не пыталась прикрыть грудь руками, хотя для этого ей достаточно было всего-навсего держать карты перед своим лицом. Нет, поступить так — значило бы нарушить негласный кодекс, который они выработали этим вечером, когда дружно согласились играть на раздевание.
Впрочем, сама игра тоже не была главной целью. Никто ни разу не напомнил про «Поляроид», который Билл оставил в конце стойки бара. Никто даже не смотрел в ту сторону. Но все о нем помнили, что одновременно возбуждало и пугало.
Они сыграли еще несколько кругов. Некоторые отчаянно рисковали в тщетных попытках всколыхнуть хоть какой-то интерес к самой игре, к карточному раскладу. Двойки и тройки вообще не котировались. Стриты натыкались на флеши, масти находили на каре. Но до карт никому дела не было. Зато все внимательно следили за тем, как Мерри снимает комбинацию или Пэм расстегивает и стягивает с себя бюстгальтер, а Гарри избавляется от брюк. Наконец, Лайла, которой суждено было обнажиться первой, снова проиграла, встала, стащила трусики с бедер, а потом перешагнула через них, подняла и отбросила в сторону. Нагота Лайлы сразу подняла настроение, заставила сердца биться оживленнее. Теперь дело уже явно близилось к заветному фотоаппарату на стойке бара. Лайла была брюнеткой, поэтому жгуче-черные завитки волос на треугольнике лобка подчеркивали ее наготу, каким-то образом выставляя ее даже более обнаженной, чем она была.
Мерри вздохнула с облегчением. До сих пор она сидела ни жива ни мертва, боясь что ей выпадет раздеться первой. Мерри была абсолютно уверена, что не сможет этого сделать, и даже настроилась на то, что ей придется убежать из игротеки и из этого дома. Как можно раздеться, когда все вокруг одеты? Мерри это казалось совершенно немыслимым. Или она неправа? Глядя на Лайлу, Мерри вдруг каким то загадочным, непостижимым для себя образом стала приходить к выводу, что она уже вовсе не против того, чтобы хотя бы частично обнажиться. Даже предвкушает эту минуту. Сложена она безусловно не хуже Лайлы. Раздеться ей теперь в худшем случае придется только второй по счету, и она окажется уже не одинока.