Беттина не знала, что ей делать — сердиться или просить прощения — и что сказать Энтони. Наконец она произнесла:
— Ну, и что теперь? Будешь попрекать меня тем, что я замужем за… — она чуть поколебалась и закончила: — Что называется «приличным человеком»?
Энтони посмотрел ей прямо в глаза.
— Нет, но я буду попрекать тебя тем, что ты замужем за человеком почти втрое старше тебя.
На этот раз она вспыхнула:
— Это не твое дело.
— Как знать, может, и мое. Ее сердце учащенно забилось, и она отвернулась к стене.
— Я очень люблю его.
— Может быть, ты любишь его деньги. Он вызывал ее на грубость и почти добился своего. Беттину чуть не колотило:
— Попробуй еще раз сказать это. Айво меня спас. Он единственный, для кого я что-то значу.
Беттина как-то рассказала Энтони историю с отцовскими долгами, когда они пили кофе у него на мансарде.
— Но это не причина, чтобы выходить за него замуж, — Энтони и правда рассердился.
— Я же говорю тебе: я люблю его. Можешь ты это понять? — Беттина была вне себя от ярости. — Он мой муж, и он прекрасный человек.
Вдруг голос у Энтони стал мягче, он буквально ласкал Беттину словами:
— Стоит мне лишь подумать, что твой муж на сорок три года старше тебя, у меня сердце кровью обливается.
Он с сожалением смотрел на Беттину, которая на сей раз не отвела взгляд.
— Почему? — Несмотря на то, что у нее кровь пульсировала в висках, она старалась выглядеть спокойной и уравновешенной.
— Это неестественно. Ты должна выйти замуж за кого-нибудь помоложе. Надо пользоваться своей молодостью, совершать глупости, иметь детей, в конце концов.
Беттина сначала на это ничего не ответила, только вздохнула и поглубже уселась на неудобной кровати.
— Энтони, я никогда не была молодой и глупой. А Айво я знаю всю жизнь. И он — лучшее, что в ней было и есть, — сказала наконец Беттина и подумала: «Зачем я это делаю? Зачем я защищаю Айво перед ним?» Энтони с грустью посмотрел на нее.
— Хотел бы я, чтобы и обо мне кто-нибудь сказал такое.
Беттина улыбнулась, в первый раз за время спора. Гнев ее начал стихать.
— Может быть, кто-нибудь и скажет это однажды. А теперь давай договоримся кое о чем.
— О чем?
— Хватит молоть чепуху об Айво и не цепляйся ко мне; хоть он и более чем вдвое старше меня.
— Хорошо, хорошо, договорились, — скороговоркой произнес Энтони. — Однако не жди, что я смогу понять тебя.
— Я и не жду, — сказала Беттина, хотя почему бы ему и не попытаться ее понять? Ведь они — друзья. — И пойдем поскорей в театр, не то нас уволят.
Через несколько минут все плохое ушло. Им предстояло слишком долго путешествовать вместе, чтобы позволять себе при этом ссоры. Они вместе уходили и вместе возвращались, вместе ели и вместе беседовали, вместе смотрели телевизор в гостиничных номерах и спали бок о бок в залах ожидания аэропортов и вестибюлях отелей, когда ожидали расселения. Они были неразлучны. Крохотное ядрышко в большом коллективе. Все — и труппа, и персонал — держались вместе, словно срослись, но тем не менее неизбежно возникали группировки и парочки, и среди последних числились Энтони с Беттиной. Никто до конца не понимал, в чем тут дело, никто не смел задавать вопросов, но через полмесяца все знали, что, разыскивая одного, непременно найдешь и другого.
— Беттина!
Энтони барабанил утром в дверь номера, где жила Беттина. Обычно она оставляла ему запасной ключ, и ему приходилось шлепать и тормошить ее, поскольку она так уставала, что разбудить ее, не прибегая к грубоватым методам, было невозможно. Но прошлым вечером здесь, в одной из гостиниц города Портленд, штата Орегон, она забыла дать ему ключ.
— Беттина! Проснись, черт возьми! Беттина!
— Выбей дверь, — с улыбкой посоветовал проходивший мимо дублер.
— Просыпайся ради Бога, глупая женщина!
Наконец она, зевая, подошла к двери.
— Спасибо, Энтони. Долго меня будил?
— И не спрашивай! — Он округлил глаза и по-свойски вошел в номер.
— Ты принес кофе?
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но в этой ночлежке кофе не найти. Ближайшее кафе — в двух кварталах отсюда.
Беттина в изнеможении посмотрела на него.
— У меня сердце раньше остановится.
— Я тоже подумал, что тебе туда не дойти, — с этими словами Энтони загадочно улыбнулся и вышел в холл. Через несколько секунд он вернулся с небольшим пластиковым подносом, на котором стояли две чашки кофе и блюдо с пирожками.
— Боже мой, какое чудо. Где ты это раздобыл?
— Украл.
— А мне все равно, уж очень есть хочется. Кстати, когда мы отправляемся? Вчера я пошла спать, а они так и не решили.
— То-то я думал, куда ты запропастилась.
— Ты что, смеешься? Я с ног валюсь. когда не высыпаюсь как следует.
Перед отъездом в турне их никто не предупредил, что придется давать спектакли каждый день. Эту несущественную деталь просто забыли упомянуть. И это было одной из причин, почему Айво до сих пор не прилетал увидеться с Беттиной, хотя она была в отъезде уже целый месяц. Не было смысла лететь на другой конец страны, если она занята каждый вечер. Они ежедневно перезванивались, но ее новости становились все туманнее. Все ее существование сосредоточилось в этих гастролях. У нее возникало ощущение, похожее на чувства, испытываемые моряком-новобранцем. Становилось все труднее общаться с теми, кто не жил рядом с ней.
— Так когда мы отправляемся? Энтони взглянул на часы и улыбнулся:
— Через час. Но, черт возьми, Беттина, ведь на все можно посмотреть и по-другому. Уже сегодня мы будем в Сан-Франциско!
— Ну и что? Думаешь, мы сумеем что-нибудь увидеть? Ничего подобного. Нас поселят в каком-нибудь вонючем отеле, а через три дня мы улетим из города.
Турне уже утратило для нее свою прелесть, но все же оно давало ценный опыт. Об этом она каждый день твердила Айво.
— Не через три дня, дорогая. Через неделю. У нас будет целая неделя!
На мгновение ее лицо осветилось. Беттина подумала, что стоит позвонить Айво и предложить ему прилететь к ней.
— У нас будут свободные дни?
— Как знать, может, и будут. Поторапливайся, приводи себя в порядок, а я тем временем помогу тебе собрать вещи.
Беттина улыбнулась и поднялась с постели. На ней была только ночная рубашка. Но она не стеснялась Энтони, почти как мужа, поэтому часто забывала накинуть халат.
— Ты звонил сегодня своему агенту? — крикнула она из душа. Энтони тоже крикнул в ответ:
— Да.
— Что он сказал?
— Ничего хорошего. Визу больше не хотят продлевать, и, как только завершится турне, мне придется уехать.
— Из страны?
— Очевидно.
— Вот сволочи.
— Именно. То же самое и я сказал, да еще ввернул пару едких выражений, — он улыбался ей через полуоткрытую дверь ванной. Беттина вскоре выключила душ и, завернувшись в полотенце, возвратилась в комнату. На голове у нее тоже было намотано полотенце.
— Что же ты теперь будешь делать? — участливо поинтересовалась она. Беттина знала, как ему хотелось остаться в Штатах.
— А что я могу, любимая? Уеду. Он недовольно пожал плечами и начал глубокомысленно созерцать содержимое кофейной чашечки.
— Если бы я могла чем-нибудь помочь тебе, Энтони.
— Боюсь, что ты мне ничем не поможешь. У тебя уже есть муж, — криво усмехнулся Энтони.
— При чем тут мой муж? — удивилась Беттина.
— Я бы мог остаться здесь без труда, если бы женился на американке.
— Ну и женись на ком-нибудь. Потом сможешь быстро получить доминиканский развод. А что, неплохая мысль?
— Все немного сложнее. Я должен прожить с женой хотя бы полгода.
— Ну и что? Найдется какая-нибудь. Энтони покачал головой:
— Боюсь, что нет.
— Тогда придется кинуть клич. Посмеявшись вместе с Энтони, Беттина опять исчезла в ванной. Вышла она оттуда в бирюзовой шелковой блузке, белой льняной юбке и черных кожаных босоножках на высоком каблуке. Жакет был переброшен через руку. Энтони, глядя на нее, не мог не улыбнуться — до того свежо и по-летнему она выглядела.
— Сегодня ты очень красивая, Беттина, — сказал Энтони с чувством, в котором присутствовало уважение, восхищение и удовольствие.
Позже, по дороге в аэропорт, он поинтересовался:
— Кстати, как твой муж? Не собирается навестить тебя?
Беттина неохотно покачала головой.
— Айво считает, что в этом нет смысла, раз мы лишены выходных. Думаю, он прав.