Айво вновь и вновь возвращался в мыслях к случившемуся. Все казалось таким нереальным. Айво вдруг поймал себя на том, что он ждет не Беттину, а Джастина… Вот-вот раздастся его голос в просторном пустом холле и в дверях появится элегантный человек с улыбкой на губах и смеющимися глазами. Не Беттину, а Джастина надеялся увидеть Айво в этой тихой комнате, отделанной деревянными панелями.
Перед Стюартом стояла чашка остывшего кофе, которую час назад принес дворецкий. Они уже все знали. Айво рассказал слугам о печальном известии сразу же как пришел в дом. Он также позвонил адвокату и литературному агенту Джастина. И больше никому. Ему не хотелось, чтобы сообщения по радио или в прессе появились прежде, чем узнает Беттина. Слугам тоже было наказано ничего ей не говорить, когда она вернется из школы, лишь проводить в кабинет, где в тишине ждал Айво… кого-нибудь из них. Ах, если бы только Джастин мог войти в дом, если бы все оказалось тяжелым сном и не надо было бы говорить с Беттиной…
Айво вертел в руках тонкую, синюю с золотом чашку из лиможского фарфора, в глазах у него стояли слезы. Вдруг он услышал, как открылась дверь в квартиру и глуховато заговорил дворецкий, а потом, звонче, она. Айво зримо представил, как она с улыбкой сбрасывает с себя тяжелое красное пальто и что-то говорит дворецкому, который со всеми был учтиво-непроницаем и позволял улыбаться только ей, «мисс». «Мисс» улыбались все. Лишь Айво не смог бы заставить себя улыбнуться в этот день. Он встал и медленно приблизился к двери, почувствовав, как заколотилось сердце в ожидании Беттины. Господи, как ей сказать?
— Айво? — она, казалось, была удивлена, увидев его в дверях кабинета. — Что случилось? — Удивление сменилось участливым взглядом. Она протянула ему руки. Беттина знала, что Айво обычно не покидает офис так рано. Он редко выходил из-за рабочего стола раньше семи-восьми вечера, поэтому его нечасто удавалось пригласить на обед, но этот недостаток ему охотно прощали. Издатель «Нью-Йорк Мейл» имел право засиживаться на работе, и все-таки многие хозяйки в городе добивались чести видеть его среди своих гостей. — Ты выглядишь утомленным, — сочувственно сказала Беттина и, взяв Айво за руку, пригласила сесть. — Папа дома?
Он молча покачал головой. Когда Беттина поцеловала его в щеку, на глаза Айво навернулись слезы.
— Нет, Беттина, — и, ненавидя себя за малодушие, добавил: — Пока нет.
— Может, выпьешь чего-нибудь, а то у тебя с этим кофе очень несчастный вид?
Ее теплая и нежная улыбка разрывала сердце Айво. Все-то она замечает. Такая заботливая, невероятно молодая и прелестная. Доверчивая. Как сказать ей горькую правду? Крупные локоны каштановых волос разметались, глаза сияют, щеки разрумянились с мороза. Сегодня она казалась Айво более хрупкой, чем всегда. И вот ее улыбка угасла. По выражению лица Стюарта она поняла, что случилось нечто непоправимое.
— Айво, в чем дело? Ты все время молчишь. — Она, не отрываясь, смотрела ему в глаза и не выпускала его руку из своих, — Айво!
У него на глазах опять невольно выступили слезы, и Беттина побледнела. Айво бережно взял ее к себе на колени. Она не противилась, будто понимая, что нужна ему, а он нужен ей. Беттина прильнула к Айво, ожидая, что он ей скажет.
— Беттина… Джастин… — к горлу подступали рыдания, и он, как мог, сдерживал их. Надо быть сильным. Ради Джастина. Ради нее. На этот раз она напряглась в его объятиях и, сделав резкое движение, освободилась.
— Что, Айво? — В глазах стоял ужас. — Несчастный случай?
Айво покачал головой, затем медленно поднял глаза, и тогда Беттина поняла, что страх ее не напрасен.
— Нет, любимая. Он умер.
В первое мгновение она ничего не поняла, не хотела понимать. Ее окатила волна оцепенения, и в комнате все, казалось, застыло.
— Как? — Руки у нее нервно затряслись, а глаза забегали. Она смотрела то на Айво, то на свои руки. — Как, Айво? — Она в тревоге вскочила и отошла в дальний угол комнаты, словно это могло удалить ее от страшной правды. — Что ты несешь? — Теперь она, давясь слезами, кричала срывающимся, озлобленным голосом, но выглядела при этом такой беззащитной и хрупкой, что ему захотел ойь вновь взять ее на колени.
— Беттина, дорогая, — он встал и двинулся к ней, но она отшатнулась от него, ничего не желая знать, а потом вдруг бросилась в его объятия и зарыдала, вздрагивая всем телом.
— Господи, нет, нет! Папа… — Она плакала долго и громко, совсем по-детски. Айво крепко обнимал ее. Теперь он остался единственным близким ей человеком. — Как это случилось, Айво? — Хотя ей вовсе не хотелось знать. Она хотела услышать лишь одно: что все сказанное — неправда. Однако услышать это ей было не суждено…
— Сердечный приступ. За обедом. Сразу же вызвали врачей, но оказалось слишком поздно. — В голосе Айво слышалась нескрываемая боль.
— Почему они ничего не сделали? Господи, почему?.. — Она обнимала Айво за шею и рыдала, сотрясаясь худеньким телом. Этому было невозможно поверить. Всего лишь минувшим вечером они танцевали с отцом здесь, в этой комнате.
— Беттина, они сделали все, что было в их силах. Все, что можно было сделать, однако… — Господи, какая мука рассказывать ей об этом. Невыносимо. — Все произошло так внезапно, в одно мгновение. Клянусь тебе, они сделали все, что могли, но в их власти было очень немногое.
Беттина прикрыла глаза и кивнула, затем медленно освободилась из его объятий и подошла к окну. Она встала спиной к Айво, глядя на заснеженный Центральный Парк с аллеями, вдоль которых выстроились голые, узловатые деревья. Каким он теперь казался отвратительным, бесприютным, пустым, а всего лишь накануне вечером он выглядел сказочным и прекрасным: тогда она стояла у окна спальни, одеваясь к приему и поджидая первых гостей. Теперь она их ненавидела — всех, укравших у нее последний вечер, который можно было провести вдвоем с отцом. Последний вечер в его жизни… Она плотно сомкнула глаза и приготовилась задать непростой вопрос.
— Он… Он просил передать мне что-нибудь?
— Нет, не успел.
Она кивнула и тяжело вздохнула. Айво не знал, как поступить: подойти к ней или оставить ее одну. Он понимал, что теперь ее очень легко ранить, даже если просто прикоснуться к ней — нервы у нее были на пределе, она стояла у окна, страдающая и одинокая. Теперь она осознала, что осталась одна на всем свете. Впервые в жизни.
— Где он?
— В больнице, — с усилием произнес Айво. — Прежде чем заняться устройством похорон, я хотел поговорить с тобой. У тебя есть какие-нибудь пожелания? — Он медленно подошел к ней, взял за плечи и повернул к себе. На него смотрел не ребенок, а взрослая женщина, в глазах которой была усталость прожитых лет. — Беттина, прости, что приходится спрашивать тебя об этом, но, может быть, отец отдал какие-нибудь распоряжения на случай своей смерти?
Она присела, чуть тряхнув каштановыми локонами.
— Мы никогда не говорили с ним о таких вещах. Он не был религиозным. — Беттина закрыла глаза, и по щекам медленно скатились две крупные слезы. — Думаю, мы должны все устроить очень скромно. Я не хочу, чтобы… — она собралась с силами и продолжила: — Чтобы толпы чужих людей пришли смотреть на него и… — тут она склонила голову, плечи у нее затряслись, и Айво вновь обнял ее. Долго она не могла успокоиться, а потом посмотрела на Айво выцветшими глазами. — Я хочу сейчас же увидеть его.
Айво кивнул. Беттина молча поднялась и пошла к дверям.
По пути в больницу она держалась пугающе спокойно, застыла на заднем сиденье лимузина Айво, задумавшись, с совершенно сухими глазами. Казалось, она сжалась от напряжения, закутавшись в шубу из седой лисы. Из-под меховой шапки смотрели огромные глаза ребенка.
Когда машина. остановилась у больницы, она опередила Айво, вошла в вестибюль и в нетерпении ждала, когда Айво проводит ее к отцу. Сердцем она еще не понимала, что случилось, и надеялась, что он встретит ее живой и невредимый. И только когда они подошли к последней двери и замерло дробное стучание ее каблучков по больничному коридору, от страха у нее расширились зрачки, и, чуть помедлив, она шагнула в сумерки морга. Он лежал там, накрытый простыней. Беттина на цыпочках подошла к нему, встала рядом, собираясь с духом, чтобы приподнять простыню и посмотреть на лицо отца. Айво молча наблюдал за ней, затем неслышно приблизился, взял Беттину за руку и шепнул ей:
— Ну что, пойдем?
Однако она покачала головой. Ей надо насмотреться на него. Надо сказать «прощай». Ей хотелось остаться наедине с отцом, но она не знала, как сказать об этом Айво. Но потом она даже обрадовалась, что он не отходит от нее.