волком со своей стаей.
Вчера я пережил самые ужасные моменты в жизни и самые
лучшие. Когда я думал, что она до тебя добралась, я чувствовал
только ступор и непонимание. Мне было холодно. А ты моё
тепло, ты то, что мне необходимо, чтобы жить. И я задышал,
когда увидел тебя в зале ожидания. Я понимаю твою реакцию, я
принимаю её, но я такой, какой есть. Меня не вылечить, не
собрать, но я хочу, чтобы ты мне помогла, научила меня быть
нормальным человеком.
Я устал, малышка, я так устал быть не рядом с тобой. Это
невыносимая пытка, я готов даже молчать, только помоги мне.
Не бросай меня, не сейчас, не тогда, когда я нуждаюсь в тебе.
Когда я осознал это. Столько лет впустую я бродил по
пустыне собственного отчаяния, и ты мой оазис. Всегда была
им. Не просто так я залезал к тебе в спальню, мне хотелось
погреться, побыть самим собой. А ты была маленькой, я
должен был защищать тебя, но это у меня, вообще, выходит
херово. Но я научусь, я обещаю.
Разреши мне показать тебе, что я тот человек, которому ты
можешь доверять. Однажды ты попросила у меня прощения за
то, что не смогла мне показать, что я тебе нужен. Нет. Это я
не позволил, потому что не хотел, для меня это было дико. А
сейчас я снова каюсь. Врал. Боялся, что когда узнаешь меня, то
сбежишь от меня. Но я не могу назвать то, что я испытываю
любовью. Это что-то другое, сильнее. Я хочу владеть тобой.
Каждую секунду, каждой клеточкой твоего тела, твоей душой,
прошлым и настоящим, всей твоей жизнью. Когда тебя нет
рядом, то я лезу на стены, меня трясёт, и я сам не заметил,
как стал наркоманом. Но у моего наркотика есть аромат, имя,
голос, запах волос и до жути взрывоопасный характер. Не могу
пожаловаться, потому что я кайфую от этого. Я зависим…
тобой.
Ненавидеть себя за то, что я сделал — это теперь моё кредо,
мой крест. Мне надоело чувствовать себя виноватым и
просить прощения. Я хочу спокойствия, хотя понимаю, что нам
с тобой рай не светит. Но я готов. И боюсь узнать: готова ли
ты?
Твой Гарри. (Даже не проси самого себя называть
«медвежонком» или «малышом». Это попахивает не той
стороной моего эго).
P.S. Да, забыл сказать, что у нас первоклассный секс. И ни одна
девушка не заставляла меня, её хотеть так, как я хочу тебя.
Как хотел всё наше знакомство. Я всегда знал, что с тобой это
не просто секс, это нереальная страсть, в которой можно
сгореть и умереть. Но это самое лучшее, что я знал. »
Я только сейчас поняла, что читала его вслух на одном
дыхании, и лёгкие загорелись от нехватки кислорода, а некоторые
буквы на белом листе поплыли от слез, капающих из моих глаз.
— Вау, — первой пришла в себя Реджи, а я перечитывала
письмо.
Невероятно. Я сама не могла понять, как мир стал ярче
вокруг, почему я слышала пение птиц за окном. Душа…моя душа
улыбнулась. А сердце стало биться ровнее. Это не облегчение.
Это что-то глубже. Я тоже была больна им всю свою жизнь. Я не
видела никого, кроме Гарри. Он мой маяк, и я всегда буду
возвращаться к нему. Он моя первая и единственная любовь.
Любовь. Разве можно одним словом описать трепет в груди при
встрече с ним, дрожание рук, отсутствие мыслей в голове, потому
что там только он, эйфорию во всём теле? Нет. Это смешно.
Потому что одно слово не показатель чувств. Оно иногда даже
лишнее, ведь хватает взгляда с блеском в зелёных глазах, лёгкого
поцелуя в нос, ласки, которая не требует ответа. Мелочи. Но они
так важны на нашем пути, чтобы, наконец, понять, что никогда и
никто в твоей жизни не сможет заменить его.
— И что дальше? — тихо спросила Реджи, а я вернулась из
своих мыслей в палату.
— Не знаю, — прошептала я. — Ведь это будет глупо, если я
поеду к нему и попрошу обнять?
— Попробуй, — улыбнулась подруга и откинулась на
подушки.
— Нет, — нахмурилась я. — Он наверно злится на меня, ведь
я такая дура. Я не понимала его, просто не желала понять. Я
эгоистка не меньше, чем он. Мы оба играли друг с другом, не
хотели принять положение дел, не доверяли. А сейчас? Мы будем
бояться сделать что-то не так, по крайней мере, я точно. И какое
у нас будущее, Реджи? Я учусь в Гарварде, а он живёт и работает
в Нью-Йорке. Мы вернёмся, и у нас каждого будет своя жизнь. А
вдруг не получится, вдруг мы начнём раздражать друг друга,
вдруг я надоем ему, и он захочет кого-то ещё, когда станет
спокойно? Ведь азарт — это наша доза. Мы зажигаем друг друга,
потому что противостоим…
— Какие глупости, просто умереть мне сейчас, — перебила
меня подруга. — Ты хоть сама слышишь себя? Он написал его,
письмо у тебя. Гарри признался во всём. А ты забежала настолько
вперёд, что проще купить себе место на кладбище и ожидать
конца. Живи, ошибайся, плачь, грусти, смейся, но рядом с ним.
Я не знала, что сказать. Она была права, но сомнения в груди
не давали двигаться. Нет, не в нём, в себе. Я должна ему
рассказать об его отце, теперь я должна покаяться и отпустить
грехи, пусть и не свои. И только тогда, я смогу насладиться нашей
жизнью. Я стану свободной пленницей. И я буду
довольствоваться этим, потому что это самая моя заветная мечта
— показать, как сильно я люблю Гарри.
— Ну, что ты ответишь ему? — громко спросила Реджи, что я
вздрогнула. — Готова или нет?
— Да, — еле слышно ответила я.
— Лив, у тебя проблемы с речью? Я не слышу, — улыбнулась
подруга.
— Да, я готова, потому что ничего не могу с собой поделать, я
люблю его. И чтобы он не сделал, не перестану заниматься этим
делом. Наступать на одни и те же грабли стало привычно, но
только бы этими граблями был он. Детская любовь переросла в
ненависть и обиду, а сейчас она укрепила свои позиции и взошла
на Олимп, — открывала я свою душу. — И что мне теперь
делать?
— Пойти к нему, — ухмыльнулась Реджи.
— Я не знаю, где он. Сейчас семь утра, — напомнила я.
— Позвони ему.
— Я заблокировала его, и телефон оставила дома, —
призналась я, а через минуту продолжила уже пытаясь найти
вариант. — Ну, вот приду я в квартиру Лиама, а его там нет…
— Предположим, что он там, — тут же перебила меня она.