Андрей всегда как-то спокойно относился к общественному мнению, но очень чувствительно к личному. Так вот убило его другое.

Получается, это она разнюхала и в Сплетницу бросила? Ведь так?

Но за что? А он-то ее считал нормальной. Общались же спокойно. Он этот рюкзак на чертов крючок вешал каждый раз… Угодить пытался. А тут… Ради хайпа что ли?

Зачем тогда из класса вышла-то? Могла бы и вживую на реакцию посмотреть…

Скомкав злосчастную записку, Андрей сунул ее в карман, а потом руку поднял, тоже просясь выйти.

Учительница кивнула, он встал…

Уже чувствовал на себе заинтересованные взгляды одноклассников, оставался по этому поводу спокоен, но гнев все равно клокотал… Что ж за девки-то вокруг него оказываются вечно? То одна сначала хвостом крутила, а когда он наконец-то втюрился, начала нос воротить, то вторая ангелом прикидывалась, а потом решила за его счет одношкольников повеселить…

Но разница все же была. Однозначно была. Если с первой поговорить он так и не смог — запретили, а потом и сам уже не захотел, то у Кати спросить, зачем она это сделала, собирался.

Причем прямо здесь и сейчас…


* * *

Возвращаться в класс на этом уроке Катя уже не планировала.

Сосредоточиться все равно не выходило, да и Андрею, наверное, не слишком сейчас приятно будет. Зачем его напрягать своим присутствием, когда ни помочь не можешь, ни посоветовать ничего?

Девушка и так долго решалась, прежде чем записку написала. До последнего сомневалась, но потом поставила себя на его место и поняла, что хотела бы, чтобы кто-то близкий сказал, чтобы был какой-то запас времени на подготовку к «выходу во внешний мир», в котором все уже тебя обсуждают…

Сбежав по лестнице на первый этаж, Катя толкнула дубовую входную дверь, вышла во двор…

Здесь было еще свежо. Без куртки оставался риск быстро замерзнуть, но этого Катя боялась куда меньше, чем вернуться в класс.

До конца урока все равно недолго — меньше пятнадцати минут уже, а потом… Почему-то Катя думала, что Андрей уйдет сегодня раньше. Она бы ушла. А завтра будет новый день, новые сплетни, новый взгляд на вещи…

Девушка прошла через школьный двор так, чтобы как можно меньше «светиться» в окнах классов, выскочила за калитку, направилась прямиком к той самой лавке под деревом, села, закрыла глаза, начала вдумчиво дышать, как учили когда-то на занятиях по пилатесу, представляя себя маленьким муравьем во вселенной, такой огромной, что все окружающие тебя проблемы не стоят и секунды, потраченной на волнения по их поводу…

Иногда это помогало, сегодня тоже могло бы помочь, если бы не…

— Ты что думаешь, это круто, нашкодить по-мелкому и сбежать?

Андрей налетел на нее будто из ниоткуда, или она сама так углубилась в размышления о муравьях и вселенных, что когда он практически в лицо свой вопрос выдохнул, причем зло так, искренне, Катя отпрянула, открывая глаза.

Он стоял над ней, наклонившись так, что лица их действительно оказались ближе, чем когда бы то ни было, видно было, что Веселов злой, но не совсем понятно, почему на нее…

— Я думала, так лучше будет, лучше же сразу узнать…

Парень хмыкнул, только не так, как обычно, а куда более грубо.

— И непременно от тебя? Да? Непременно от тебя узнать надо было?

Катя открыла рот, собираясь что-то ответить, а потом закрыла. Его что, злит, что это она ему рассказала? А кто должен был? Он же и не общается больше ни с кем особо. Не расскажи она — парень еще долго ходил бы, ничего не понимая.

— Я думала, так лучше будет… — вот только найти более подходящий ответ не вышло и во второй раз.

— Кому лучше? Кому? А я ведь думал, ты нормальный человек, но нет — непременно надо было все разнюхать и остальным рассказать? Все вы такие… Дуры…

Сказал, словно выплюнул, презрительным взглядом окатив… И тут Катя совсем потерялась. Застыла, глядя на него то ли со страхом, то ли с удивлением, а потом…

— Подожди, ты что, думаешь, что это я в Сплетнице написала? — стоило понять, почему он, весь такой возмущенный, приперся, страх с растерянностью подвинулись, уступая место раздражению.

— А кто? А потом благородно решила меня предупредить. Спасибо большое за это. Дружеское. Вот только лучше бы своей личной жизнью занималась. Питером своим, или как там хахаля твоего забугорного зовут? Китэн ты… эдакая…

Андрей и сам не сказал бы, почему сейчас в памяти всплыли те обрывки разговоров подруг, которые он слышал, и которые касались какого-то друга-иностранца Кати. Но очень хотелось ей насолить, а так, казалось, сделать это будет легче.

— Ты совсем больной, что ли? — и по Кате ответ действительно долбанул. Вот только она знала, какая часть больше — первая (и обвинение в том, что это она в Сплетнице его историю разместила) или вторая (и попытка на ровном месте унизить)… — Отойди от меня, придурка кусок.

И если еще утром Катя была искренне рада видеть Андрея. Спокойно рада, как было у них всегда. То теперь… готова была убить. И терпеть его рядом не собиралась — толкнула в грудь, ведь он продолжал нависать, встала, уйти собиралась, он за руку схватил.

— Объясни мне, зачем ты это сделала? Просто объясни! Что я тебе плохого сделал-то? Что я всем вам плохого сделал? — Андрей же в эту секунду злился не меньше. И не только на Катю. Он злился на всех, втершихся в доверие и предавших. Поступок Кати стал последней каплей, но его снова накрыло. Алисой накрыло, Катей прихлопнула.

А ведь он удивлялся, что девушки могут быть такими разными. И речь не о внешности. Пусть они с Катей знакомы всего ничего, но она стала для него спасительной соломинкой, дающей хрупкую надежду на то, что вера в хороших людей вернется. Но зря он за эту соломинку хватался. Зря. Хрустнула слишком быстро…

— Я тебе ничего объяснять не собираюсь. А не отпустишь — будешь говорить с моим отцом, понял? — оказалось, Катя умеет морозить взглядом и колоть тоном не хуже, чем Алиса когда-то. Но та делала это как-то скучающе, а эта яростно.

— С радостью поговорю. Но сначала ты мне ответь — какого черта тебе надо было обо мне что-то вынюхивать? Я что, выставочный экспонат какой-то? Актер знаменитый? Я что, тебя в свою жизнь приглашал? Может тебе сразу ключ от квартиры дать надо было и рассказать, где бельевая полка?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


На сей раз слова Андрея подействовали на Катя не так, как брошенное ранее обвинение. То было беспочвенным, а это… Сам того не зная, Веселов обвинил ее в том, в чем действительно можно было обвинить. Она ведь вынюхивала… И лавка эта — прямое доказательство. Фото, вон, до сих пор в шкафчике лежит. Склеенное уже. Хранится зачем-то…

И гнева в девушке стало меньше. А вот стыд за себя накатил, и понимание… Маленькое, хрупкое такое, откуда у парня такая реакция. Не от дурного характера и скудости ума, нет. Он ведь такое пережил… А тут…

— Это не я сделала, Андрей, — и ответ получился уже спокойным. Катя произнесла слова, глядя в глаза парня, пылавшие праведным гневом, а еще немного болью, заметить которую удалось не сразу. — Я не писала это в Сплетницу, я просто… — девушка запнулась, почувствовав, как ком в горле встал. — Просто увидела утром, испугалась, что ты можешь от кого-то постороннего узнать, представила, как именно узнаешь и решила… — снова запнулась, — решила, что лучше я…

Вдруг откуда-то слеза взялась. Одна, слава богу. Ее можно было свободной рукой смахнуть, и сделать вид, что не было…

— Я бы так с тобой не поступила. Я бы так вообще ни с кем… — а вот вторая такая же слеза — тяжелая, будто бусина скатившаяся из глаза по щеке и грохнувшаяся на сырую землю, стала действительно плохим сигналом.

Катя и сама не сказала бы, откуда слезы. Ей вдруг и себя жалко стало, и Андрея. Но его жальче, пожалуй. Девушка всхлипнула, а третью и четвертую слезу уже двумя руками вытирала — Андрей ее отпустил.

— Прости, я… — она собиралась развернуться и уйти. Куда-то, где успокоиться можно, а уж потом сделать вид, что ни разговора этого не было, ни записки утренней, ни поста злосчастного на Сплетнице. Но Веселов решил иначе — перебил.

— Это ты меня прости. Я, видать, совсем мозгами поехал из-за этой… — Катя снова всхлипнула, Андрей же, толком не соображая, зачем он это делает, стоит ли, поможет ли… к себе ее притянул, обнимая. Чтобы она уже так, скрываясь от мира и его самого не только своими ладонями, но и его толстовкой, могла успокоиться. — Я после тех… даже отношениями не назовешь… не сильно людям доверяю, а особенно девушкам. Ты не виновата. Это у меня ум набекрень уже. Везде предательниц вижу, а ты… Ты хороший человек, Кать. Забудь все, что я говорил. Ты очень хорошо поступила. Как друг настоящий, хотя я ведь для тебя кто? Так, знакомый без году неделя. Спасибо тебе.