От пальчиков на ногах, которые она время от времени поджимала, вверх по тонким щиколоткам до коленок, на которых такие впадинки красивые… зацеловать бы… а потом по бедрам снова вверх, до рубахи, которая по-пуритански все лишнее прикрыла. Хотя ему-то не лишнее совсем, а Питеру да — нефиг пялиться…
Как только Катя трубку положила, продолжая улыбаться еще, Андрей чашку с недопитым кофе поставил, подошел вплотную, на стол подсадил, между ног вклинился…
— Привет, — одной рукой затылок зафиксировал, другой скользнул под рубаху по горячему животу к груди, сжал нетерпеливо, почувствовал, как она навстречу подалась, улыбнулся в губы прям…
— Привет, — оторвался на минуту, быстро по пуговкам прошелся, расстегивая вновь, потом уже губами к груди, она же в волосы его зарылась — руками, голову откинула, то ли зашипела, то ли выдохнула.
— Ты как? — он замер взгляд поднял, проверяя… Не знал ведь еще, что можно уже, что нельзя. Как нравится, как нет…
— Хочу.
Но это ничего, времени много, изучат, проверят, попробуют. Андрей кивнул, плотнее к себе прижал, губами губы ее мучать начал, рукой по бедру скользнул, туда, где жарко и очень его прикосновений сейчас не хватает…
Оказалось, она быстро зажигается, вспыхивает, сгорает… Как ночью было — без стонов и криков, сжимается пружиной просто, ноготками в плечи впивается, дышит часто, когда близка к пику, жмурится, а потом расслабляется, улыбкой расцветает…
— С добрым утром? — Андрей тоже улыбнулся, наслаждаясь туманом, который в ее глазах стоит…
— С добрым, — и поцелуем новым, благодарным, теплым…
— Завтракать будем или поспим еще? — Катя обняла его руками и ногами, голову на плечо положила, отдыхала, кажется, Андрей же чувствовал, что самое время горы сворачивать. Он теперь может.
— Надо Марине позвонить…
— Зачем?
— Узнать, приехали уже, когда нам явиться?
Андрей кивнул, руки ее с себя снял, по ногам еще раз до бедер, с улыбкой отмечая, как глаза больше становятся… Будто спрашивая: «Что? Опять?», а когда он ограничивается поцелуем в голый живот, вспыхивают разочарованным «Жаль»… Хотелось сказать: «Не жалей, детка, все успеется… Еще пощады просить будешь!», но позвонить действительно надо было, а ему сварганить что-то поесть. Тем и занялись…
— Алло, Марин, ну что вы там? — Катя со стола соскочила, босыми ногами по кухне прохаживала, пытаясь не наступать на стыки плитки… Андрей заметил это, хмыкнул… По-детски как-то… Но тоже мило. В ней все мило. Желанно все. Любимо. Говорила минут пять, правда больше слушала…
— Я не одна приеду, Марин… — когда о главном заговорила, к Андрею подошла, прислонилась свободным ухом к его спине, рукой обняла.
— А с кем? — теперь и Веселов слышал, что на том конце провода говорят.
— С Андреем… Веселовым…
— В смысле? — а там удивлены были. Сильно. — Если ты шутишь так, Коть, то не смешно…
— Не шучу, Марин, мы… помирились…
Катя замерла, Андрей замер, где-то там тоже замерли, кажется…
— Марк его грохнет. Но вы приезжайте…
Марина была немногословна, но честна… Катя скинула, правда отлипать от Андрея не спешила. Тепло его впитывала, близостью наслаждалась…
— Думаешь, убьет-таки? — нельзя сказать, что Андрей сильно этого боялся, но на теплую встречу сразу точно не рассчитывал.
— Попробовать может. У дедушки ружье на даче есть, надо попросить, чтобы спрятал…
Катя меланхолично пошутила, Андрей хмыкнул, развернулся, в охапку ее сгреб, в макушку поцеловал.
— Тогда надо еще разочек успеть… пока жив… Или парочку…
На руки подхватил, в спальню понес опять.
— Но мы в одиннадцать выйти должны…
— Справимся…
— И Кота покормить перед выходом…
— Ага… Все успеем, Коть. Не сомневайся.
А она и не сомневалась. Готова взлетать, падать готова, радоваться и горевать, закрывать собой от разъяренного отца. Ко всему готова. Лишь бы с ним.
Внедорожник Самойловых въехал на дачу…
— Что Катя сказала? — за рулем был Леня, Марина рядом. Она договорила, скинула, хмыкнула…
— Зятя нам везут, Лень… Выросла Катя наша…
— Какого зятя? У нее парень есть новый что ли? А почему я не знаю?
— Если б новый, — Марина в зеркало заднего вида глянула, Сереже улыбнулась. Тот внимательно слушал все… И ничего не понимал. Но это пока… Скоро со всем разберется… — А то старый. Андрей Веселов…
— Тот самый, который…
— Ага… — Марина с Леней переглянулись многозначительно, поняли друг друга. У Маркуши сегодня будет сложный день. Но ничего. Это ему ответка кармическая. За то, сколько в свое время им нервов вытрепал своей избранницей. Причем та-то реально не лучшим вариантом была, а тут…
— Она любит его?
— Очень, — Леонид же главный вопрос Марине задал, она ответила. И этого было достаточно. Кого любит один Самойлов — того полюбят все. Это правило. Его не нарушают.
Ланс, спавший в своей будке, сначала высунул нос, потом высунулся сам, начал лаять, виляя хвостом…
Первым из машины вышел Леонид, шикнул на пса, открыл багажник, достал сумку. Небольшую, более чем скромных размеров, при этому полупустую…
С другой стороны дважды двери хлопнули. Передняя и задняя.
— Идем, Сереж, не стесняйся, — Марина улыбнулась несмело десятилетнему ребенку, который теперь совершенно точно, без единого сомнения, стал ее приемным сыном, взяла его за руку, повела в сторону дома…
Он смотрел с опаской — и на Марину, и на дом, и на собаку, которая подошла, стала обнюхивать.
— Он добрый, не переживай, — Леонид догнал их, сначала Сережу по плечу похлопал, потом Ланса по голове потрепал… — Подружитесь, дай только он тебя обнюхает …
Семья остановилась, позволяя старенькому псу мальчика обойти со всех сторон, запоминая запах… Он явно принял нового члена семьи — хвостом завилял, даже на плечи запрыгнуть попытался, чтобы облизать хорошенько… Только грозное: «Ланселот!» хозяина заставило одуматься… Ну ничего. Будет еще возможность… Ланс не сомневался…
Сережа же… продолжил свой путь. Молча смотрел, изучал, не верил до конца… Он вообще научил себя не ударяться в веру лишний раз, потому что больно разочаровываться. И за себя больно, и за Марину с Леонидом, которые… за те годы, что длилась катавасия с усыновлением, стали для него одной большой надеждой. Несбыточной до сегодняшнего дня…
Двое взрослых и ребенок в дом зашли, Марина достала с полки тапочки, поставила на пол перед Сережей.
— Это твои… Со звездолетами… — снова улыбнулась… Ей страшно было до ужаса. До колик в желудке. Сердце где-то в горле билось, руки дрожали. Хотелось то ли курить, то ли умереть сразу, потому что… не верилось. Никак не получалось поверить, что не сон, что реальность, что они дома. Что Сережа дома… — Давай комнату твою посмотрим, а потом обедать будем?
Сережа не ответил толком, кивнул только. В тапочки переобулся, свои ботинки долго ровнял, чтобы стояли аккуратно… Не делают так дети в десять. Не делают… И он отучится. Марина себе зарок дала — от всего отучит, в лепешку расшибется, но он почувствует себя просто ребенком. Любимым, счастливым ребенком.
Они молча на второй этаж поднимались, Самойлова с замиранием сердца дверь в его спальню открывала. Столько раз себе этот момент представляла, так мечтала о нем, а теперь…
Леонид у двери остался, с улыбкой наблюдая за происходящим, они с Сережей чуть глубже в комнату прошли. Мальчик смущался. До невозможности смущался, оглядывался, замирал, руки к чему-то тянулись непроизвольно, он себя отдергивал… То и дело испуганные взгляды на теперь уже родителей бросал. Будто спрашивая: "вы не шутите? Это мое? Это мне? Но за что?"…
— Там под кроватью сюрприз, — Марина понимала, что сам он смелости долго еще не наберется, пришлось подтолкнуть, а потом отойти к Лёне, глянуть на него так, что он поймет, боится и счастлива. Счастлива и боится. Дождаться, пока обнимет, снова на Серёжу взгляд перевести.
Он на колени опустился, коробку достал, открыл…
— Соберем вместе? — еще больше испугался, кажется, зарделся, но улыбку сдержать не смог. Ребенок просто. Ребенок… Кивнул, осмелел, крышку открыл, начал разглядывать… Детали, инструкции, пакеты какие-то…