— Ты располагайся пока, Серёнь, а мы позовем, когда обед готов будет…
Леонид сказал, видел, что в детский глазах огонек зажегся. Не хотелось своим присутствием смущать. Пусть попривыкнет сначала, осмотрится…
Он же не так отреагировал, как ожидалось…
Тут же коробку с конструктором закрыл, обратно под кровать отправил, поднялся…
Колени отряхнул от несуществующей пыли, пальцы крутить стал… Сказать что-то хотел явно, но боялся… На Лёню глянул сначала, потом на Марину. Взглядом задержался…
— Спасибо вам большое… Я не подведу…
Марина не выдержала-таки, подошла в два шага, в объятья заключила.
— Ты не сможешь подвести, Серёж. И не за что благодарить. Это тебе спасибо, что ты есть. Просто есть, — поцеловала в темно-русую головушку, к двери пошла, пытаясь незаметно слезы утереть, уже у самого выхода затормозила, обернулась.
— Все равно спасибо… Марина, — мальчик же улыбался. Несмело, но искренне. Вдохнул (видимо, чтобы смелости набраться), потом же, заикаясь шепнул… — м-мама… — сердце Марины будто замерло, она застыла… — м-мамочка… — и оборвалось. На дно безусловной. Или на ее вершину.
Эпилог
Прошло два года.
Лето. Кате и Андрею двадцать три года.
— Веселов, расслабься, ты будто впервые сюда приехал, вот честно… — Катя улыбалась, подставляя лицо солнцу, шла по дорожке от ворот до дома, в котором жили Марина, Леонид и Сережа. Она фиксировала Андрея за руку, отчасти для поддержки, отчасти, чтобы не сбежал. Такой риск был всегда, если предстояла встреча с ее отцом, а сегодня…
Варианта не встретиться не было. Дома праздник. День единства Самойловых. Присутствие всех членов семьи обязательно. Даже тех, кто уже не совсем Самойлов, но еще и немножечко Веселов. Даже тех, кто совсем Веселов, а с Самойловыми связан только законными узами.
Этот День был учрежден два года тому. И отмечали его летом в субботу той недели, в которую их семья стала чуть больше — у них появился Сережа…
— Не впервые, в этом и проблема…
При воспоминании о прошлых двух опытах участия в этом мероприятии Андрея пробивал нервный смешок. Отношения с тестем строились с переменным успехом, двигались в сторону дружелюбия миллиметр за миллиметром с периодическими откатами.
До драк и стычек никогда не доходило, слава богу… Но за два года бывало всякое…
Вспомнилось, как они с Катей впервые приехали…
Пьяные после совместной ночи и нежного утра, ничего не боялись, будто парили… Да только… Марк Леонидович к встрече явно был не готов. Ружье-то Леонид с Мариной убрали, и ему бы по идее самому оправдываться и объяснять, зачем соврал, а по факту… Пришлось доказывать, что они во всем разобрались, все обсудили, обиды друг на друга не держат, любят…
Марк же подумать обещал… Все присутствующие глаза закатывали, да только… Он считал, что его «подумать» что-то решит. Вот и думал два года уже. Присматривался все к зятю, изучал, сомневался… Вроде бы толковый парень — работает, учится, дочку любит, на руках носит, пылинки сдувает… И смотрит так… Эх… Даже завидно делалось, в чем Самойлов и себе-то признаваться боялся. А еще не признавался, что чисто в профилактических целях зятю спуска никогда не даст, наверное. Пусть чувствует, что за Катю всегда есть, кому постоять…
Катя же и не сомневалась. У нее всегда был папа с дедушкой, подрастал Ленечка, из ребенка в юношу потихоньку превращался Сережа… А теперь был еще и Андрей…
Они поженились через год после памятного разговора. Не спешили, позволили себе снова пережить те конфеты-букеты, которые недополучили и недодарили в семнадцать. Даже съехались не сразу. Хотя, казалось бы, зачем такие сложности? Но это была игра, в которую хотелось доиграть. Соседи. Воспитывают одного на двоих Кота. Сгорают от страсти, ходят в гости… Гоняют чаи… Испытывают все то, что друг без друга не испытали бы.
Съехались через полгода, свадьбу через год сыграли. К сожалению для Веры, снова обошлись без стриптизера на девичнике и даже без алкоголя — самой Бархиной к тому времени уже нельзя было — шел седьмой месяц беременности…
Катя с Андреем расписали бы тихо, да только… Слишком хотела родня с обеих сторон на празднике погулять… Вот и гуляли. Казалось, всем миром. Семьи, друзья, друзья друзей, их дети… Кутили два дня. Второй — уже без новобрачных. Они взяли Кота и укатили в Рим. Как шутили, работать над улучшением демографической ситуации в стране, по факту же… с этим они тогда не спешили, а вот налюбиться все никак не могли. Ни за год, ни за два. За три тоже не налюбятся, вероятно, но… Такова жизнь, что тут поделать? У них всегда есть оправдание — чего бы это ни стоило, надо наверстать пропущенные по глупости четыре года.
Им навстречу из будки вылез Ланселот.
— Мой любимый старичок! — видно было, что пес рад видеть гостей до одури — хвост мел из стороны в сторону со скоростью света, но старость давала о себе знать, поэтому нестись навстречу не очень получалось, а вот Кате было не сложно — она подбежала к любимцу, обниматься стала, позволила лицо себе облизать, как в детстве…
— Ланс! Катя! Что творите-то! — на пороге Марина оказалась, увидела творящееся безобразие, на Андрея посмотрела, оставшегося стоять на мощенной дорожке с клеткой в руках, в которой прижав уши сидел отъевшийся Кот… Хотя уже Котяра, наверное. Пять килограмм чистой харизмы. А еще неистового ора и дурного нрава… Их любимец. Результат их воспитания… Страшно было представить, какими дети будут…
— Ко мне можешь не подходить с поцелуями после этого… — Андрей крикнул жене, в сторону дома пошел. Надеялся ли, что это как-то повлияет на интенсивность лобызаний с псом? Три ха! Только пыла больше стало…
— Она не со мной. И я вообще не знаю эту женщину, — Марина с болью во взгляде смотрела, как Ланс валяет Катерину в траве, обняла подошедшего Веселова, вздохнула тяжело.
— Она беременна, Андрюш. И это еще сроки ранние. Потом будешь ночью за таранькой бегать, под утро просыпаться от звуков остервенелого хруста пищевого мела…
Он тоже вздохнул.
Есть такое дело. Они сами с Катей недавно узнали. Катя первым делом Марине сообщила и Вере, остальные не знали пока вроде бы. А Андрей уже страдал. Но и радовался до безумия, а еще боялся немного. Молодые ведь… Только универ закончили. Работа есть, жилье есть, деньги есть, да только… все равно страшно.
Катя вон ночами не спит иногда, боится, что если ее мать не любила, и она ребенка своего полюбить не сможет. Вдруг генетическое это? Андрей как впервые услышал — не поверил даже, а потом… Они долго, методично, раз за разом повторяя, приходили к выводу, что не существует такой генетической предрасположенности. Зато есть куча примеров, которые доказывают обратное. Самойловы умеют любить детей. Всем сердцем и душой. И этого полюбят…
— Нацеловалась? — Марина в дом зашла с Котом, Андрей же на пороге остался, дождался, пока довольная Катя подойдет… Глаза горят, в волосах — трава, щеки красные, в пятнышко… Идеальная.
— Не бурчи, а то папу натравлю… — а еще за словом в карман не лезет… И знает, чем пугать…
Марк будто чувствовал — стоило Андрею с Катей в дом зайти, он из кухни показался…
— Мне сказали уже, что целовать тебя нельзя. Он же пес, Коть… А тебе же не пять лет… — мужчина с укором на дочь глянул, она же только язык показала, а потом в ванную помчала — смывать следы собачьей любви.
Андрей с Марком одни остались… Оба напряглись… Оба прокашлялись…
— День добрый, — Андрей руку протянул, приветствие выговорил. Таким тоном, что самому смешно стало — грубоватым, серьезным… Годков так на сорок…
— Добрый-добрый… — и Марк таким же ответил. Они замялись, оба чувствовали себя слегка неловко…
— Вы давно нас ждете? — Андрей больше для проформы спросил, чтобы не молчать, пока переобувается.
— Да нет. С полчаса буквально… Мясо жарить начали. Вы вовремя…
Веселов улыбнулся невольно. Все же Марк Леонидович старался, это чувствовалось. Мог ведь и наехать, что они опоздали как всегда, но нет. «Вовремя»…