Мы стояли в комнате, где умерла Изабель, пока внизу проходила панихида горожан по моей сестре. Наш городок слишком маленький. Каждый помнил соседей и не забывал почти никогда. А учитывая, что дом нам так и не удалось продать, мою семью до сих пор воспринимали здесь, как родню.

— Что мне сделать с этим? Я не могу понять, как так вышло, пастор.

Мужчина повернулся ко мне лицом и добродушно улыбнулся. В пустом взгляде промелькнула грусть. Он был слеп, но мне казалось, что этот человек видит намного больше остальных.

— Будь с матерью. Она погибнет без тебя, Грета.

— О чём вы? — я хотела понять к чему клонит мужчина, но то, что он сказал, перевернуло моё понимание полностью.

— Я пытался спасти твою сестру. Но запрещал видеться со всеми друзьями, и держал взаперти в этих стенах её не я. Она сама заперла себя здесь.

Более он ничего не хотел мне говорить, а лишь твердил одно и тоже: "Приходи на вечернюю проповедь в субботу…"

— С самого первого дня, как я перевелась и осталась в Сиэтле, ты ведешь себя слишком странно, Энн. Вы все ведёте себя слишком странно! Ты сама меня отговаривала от попыток добиться правды! Ты читала её дневник! Ты видела, что там написано! Так, что происходит сейчас?

Выражение на лице девушки менялось на глазах. Я теперь, буквально, видела перед собой совершенно другого человека. Лицо Энни вытянулось, а следом я ощутила, как кожа правой щеки запекла от хлесткой пощёчины.

В голове что-то будто щелкнуло, а перед глазами потемнело, но я повернула лицо обратно, и схватилась за щеку, совершенно не понимая, за что получила по лицу.

— Надеюсь тебе понравилось спать с этим ублюдком! Только вот тебе совет, больше не строй из себя праведную тихоню, а заглатывай член без этой лживой херни. Может, когда он тебя доведет так же, как Иззи, до тебя дойдет, что петинг в коридоре не стоит слёз родной сестры. Тебе же понравилось, как он тебя трахал рукой?

Наконец до меня дошло, что тогда Энн не спроста появилась прямо посреди коридора.

— Ты следишь за мной? — я схватила её за руку и притянула к себе.

— Отвечай, Энни! Я тебе не Изабель!

В её глазах появились слезы, а мне стало совсем не по себе. Девушка словно обезумела, и я не могла понять причину всему этому, пока она сама её не показала во взгляде. Чужие люди так не любят. Это не дружеские чувства. Это слишком сильные эмоции, которые прямо фонтанировали из девушки.

Энн постоянно таскалась за Изабель. Ещё со школы она не отходила от моей сестры ни на шаг. Они и поступили сюда тоже вместе. Даром, что Энн была младше Изабель, но и это не помешало ей пойти следом за моей сестрой.

— Господи… — я выдохнула, и отпустила руку Энн, по щекам которой уже текли слезы, — Ты что была влюблена в мою сестру?

— А я не могу её любить? — шепотом и сквозь всхлипы спросила девушка, — У меня нет такого права? Почему после слова "любить" вы все ведёте себя, как твари, если оно произнесено не в нормальном для вас понимании?

— Энни… — я хотела успокоить её.

Меня уже даже не волновало то, что она ударила меня. Теперь всё вставало на свои места. Энн любила Иззи, не как сестру, она действительно её любила.

— Ты хоть представляешь, КАК это смотреть на любимого человека и понимать, что он никогда не будет с тобой? Ладно ещё это. Пережить можно всё, когда знаешь, что твой любимый человек будет счастлив, хоть и не с тобой. Но когда ты смотришь на то, как он убивает себя намеренно. Как уничтожает себя прямо на твоих глазах… Это всё равно, что смотреть на то, как ты сам умираешь, но со стороны. Это боль сильнее любой, Грета. Боль, которая живёт с тобой каждый день. Но это лишь начало, мой конец вот на этих видео! И я тебе, клянусь, если это дело рук, Майкла, я убью его собственными руками.

Пока она говорила, у меня немели ноги. В прямом смысле, начиная от пят поднималась дрожь, и я понимала, что ещё немного и лишусь опоры.

"Сколько же я не знала о жизни, которая окружала меня?

Я хорошо помнила тот день, и то, как отец буквально вынудил меня сидеть с ним в беседке и слушать рассказы подруг мамы о какой-то чуши. В тот день и мое настроение не было радужным. Хотя моя сестра стала совершеннолетней и покидала дом, я не могла радоваться этому всё равно. Ведь мы не всегда враждовали с ней. Это началось, как только ей исполнилось шестнадцать.

Внезапно всё изменилось. Если вначале я постоянно защищала Иззи от придирок родителей, то потом она и вовсе закрылась от меня. И я не могла понять в чем причина. Сколько бы не спрашивала её, ответ был всегда один: "Пошла к черту, Грета!"

В день её рождения, Энни не пустили в дом. Помню, мать просто выпроводила девушку, сказав, что праздник семейный и она может поздравить Изабель в школе. Я не понимала этого, ведь Лилиан и остальные ребята сидели в это время на заднем дворе и жарили барбекю.

Теперь же до меня дошло в чем причина.

Семья Энни постоянно ходила в общину пастора Абрахамса. Отцу он не нравился, как и половине городка. Слепой старик, который заставлял во всеуслышание рассказывать о своих грехах, воспринимался как безумец. Пансионат, который он содержал, собирал всех неблагополучных людей из окрестностей.

По сути, пастор приводил всех беспризорников из округи и это не нравилось жителям города. Все опасались такого соседства. Ведь нередко среди жителей пансионата были бывшие заключённые, и все об этом знали.

Когда ко мне попал дневник Изабель, я была уверена в том, что единственный способ добиться правды, искупить свою вину перед сестрой — это отомстить Майклу, и доказать всем, что именно троица "черных тузов" виновата в том, что случилось с моей сестрой.

Но уже на следующий вечер, я горько пожалела о своей импульсивности и непроходимой тупости. Ведь я заявилась в гостиницу к Маю, понимая что сегодня поставлю точку и выведу его на чистую воду. Но вместо этого, меня ждало совершенно другое.

Все были слепы. Никто из этой истории не знал, что происходит на самом деле. Вернее я не понимала, что такое может происходить в моей жизни.

Я вошла в вестибюль гостиницы "Гранд Кепитал", а в руке сжимала тетрадь Изабель. Всё, что мне нужно было от Майкла это его признание в том, что он использовал мою сестру и довел до суицида. Это я собиралась записать на диктофон сотового, а потом предъявить в суде, как доказательство того, что шайка Ли тем и занималась, что использовала девушек. К этому всему я собиралась прикрепить заявление о попытке изнасилования. Вот так… Легко и просто я собиралась переспать с ним, а потом избить себя же в кровь и со спокойной душой сказать, что это сделал он.

Низко, подло и гадко. Но ведь и он, и его свита поступали точно так же. Поэтому я не чувствовала совершенно никаких угрызений совести. В моих руках была карта с приглашением, на которой был его почерк. В моих руках была тетрадь сестры, а другие доказательства оставалось только создать. Впрочем то, что он и сам мог вынудить меня к интимной близости тоже исключать было нельзя.

Ли чужой. Холодный и скрытный, мало того эмигрант. Состряпать подобное для меня и с моими связями было непросто, но возможно. Однако это поставит конец в этой истории навсегда.

Подобное давало мне надежду, что я сумею, наконец, обрести душевное равновесие и успокоиться, зная, что сделала всё правильно.

Полгода я ждала момента, когда этот парень попадет мне в руки, и он сам изъявил такое желание, своим любезным приглашением, которое страстно подкрепил в кромешной темноте коридора.

Уже в лифте, я понимала, что это будет слишком трудно для меня. Он может и не раскрыть рот. Май спокойно может не признаться в подобном, но тогда есть и другие доказательства — приглашение на встречу и запись разговора о том, чем он и его дружки занимаются. И тогда я смогу хотя бы так возобновить дело Изабель, и доказать всем, что моя сестра не отбитая наркоманка, а глубоко больной человек, которого сломали.

Это именно то, о чем мне и сказал пастор. Это и будет то, что сможет успокоить меня. Ведь я и не подозревала, что любила свою сестру настолько. Несмотря на все её выходки, на всю боль, которую она мне причиняла, я хотела понять причину, почему она это делала. А ещё больше хотела доказать всем, что Изабель не проститутка, и что довести до такого состояния можно любую девушку. Просто играть с ней, как с куклой, привязать к себе и выбросить, подобно мусору.