Утро выдалось жарким и влажным. Липкий соленый ветерок подгонял нас в спину, когда мы выехали с мощеной насыпи на изрытую колеями дорогу. Она гордо именовалась Лондонской лишь потому, что вела в сторону столицы, и оказалась просто ужасной. Мы увязали в грязи, словно пилигримы стародавних времен на пути к святым местам Кентербери.
LXIII
Каким же мрачным казался мне тот знойный день! В голове неотвязно крутились мысли о французах и потере «Мэри-Роуз». Я не замечал ни чудных, вьющихся по изгородям роз, ни кудрявых деревенских детей, играющих в пыли. (Отчего же эти картины всплывают в моей памяти?) Больше всего мне хотелось узнать, что происходит на восточном побережье, не высадились ли французы и в других местах.
Ближе к вечеру мы достигли Басингстока, и я решил сделать там остановку. В тот день я встал на рассвете, а предыдущей ночью почти не сомкнул глаз. У кого мы могли заночевать? И тогда мне вспомнилось, что мой лорд-гофмейстер, Уильям Сандис, построил дом чуть севернее Басингстока. Он рассказывал, что в честь его величества здание имеет в плане букву «Н», но я догадался, что ему просто нравились новые архитектурные веяния, благодаря которым в особняках появились длинные галереи и многочисленные окна.
Правда, Сандис недавно умер, и его владения перешли в другие руки. По праву короля я мог остановиться в доме любого подданного, но хотелось все-таки знать, чьим гостеприимством придется воспользоваться.
Мы миновали деревенскую церковь, типичный приходской храм времен Генриха II. Я решительно не хотел обременять семью священника нашим присутствием. Вдруг в обмен на свое радушие он заведет богословские разговоры, а мне сейчас только этого не хватало.
Объехав окрестности, мы нашли поместье Сандиса. Вывеска на воротах гласила: «Вайнс». Я глянул на длинную подъездную аллею, обсаженную молодыми липами. Когда-нибудь они вымахают в вышину и дадут густую тень, но пока, несмотря на ухоженный вид, деревца выглядели куцевато. Их тонкие стволы свидетельствовали о молодости, однако они уже пережили своего первого садовника.
Наша кавалькада проскакала вдоль хилых, цепляющихся за жизнь липок и остановилась перед большим особняком. Строгое здание из красного кирпича смотрелось весьма изящно. Его уютная красота радовала взор; перед ней меркло величие громадных дворцов, возведенных в давние времена…
Кейт подошла ко мне и сказала:
— Сандис выстроил великолепный дом… Жаль, что ему не довелось дожить до нынешнего дня. — Должно быть, я сделал какой-то небрежный жест, поскольку Кейт решила пояснить: — До визита своего суверена. Ведь не просто так особняк в плане изображает начальную букву вашего имени. В какой бы спальне вы сегодня ни провели ночь, ее отныне назовут королевской и будут относиться к ней как к святыне.
Ее глаза сердито сверкнули.
— Ах, Кейт…
— Да неужели вы ничего не понимаете? — в сердцах воскликнула она. — Вы приносите людям радость. Они выстраивают замки в надежде, что однажды вы окажете хозяевам честь своим посещением!
Ее правота несомненна. Хотя я редко размышлял об этом, не имея возможности нежиться в почтительной любви подданных. Долг призывал меня больше думать об иноземных властителях: Франциске, Карле и Папе Римском. А им и в голову не придет хранить реликвии, связанные с моим именем.
Я послал грума сообщить о нашем приезде. Двери открылись, но пришлось еще четверть часа ждать, пока уляжется поднявшийся за ними переполох.
Наконец из дома вышел человек, щурясь так, словно ожидал увидеть ослепительное затмение.
— Ваше величество, — запинаясь, пробормотал он, — я всего лишь купец, жалкий и недостойный слуга ваш… простите меня, но я не могу…
— Не можете предложить вашему королю кров? — как можно мягче поинтересовался я. — Мы с королевой крайне устали и вынуждены сделать краткую остановку на пути в Лондон. Ночлег да две скромные трапезы — вот все, чего я прошу… Свита у меня небольшая, — я показал на наших спутников, — и если у вас нет возможности удобно разместить их, то они переночуют в соседней деревне.
— Нет-нет. — Он, явно разволновавшись, замахал руками. — Места у нас здесь предостаточно.
— Бедняга, — прошептала Кейт. — Ваше присутствие совсем выбило его из колеи.
— Этот особняк выстроил Сандис, мой верный лорд-гофмейстер, — сказал я. — Он частенько приглашал меня посетить его владения, но мне все не удавалось… И мой нынешний визит можно рассматривать как долг памяти. Слишком долго я пренебрегал им, слишком долго откладывал поездку сюда. Впрочем, к вам это отношения не имеет.
Он нервно поклонился. Я понял, что за слова вертятся у него на языке. Неожиданные события испытывают нашу крепость. Я приложил палец к губам.
— Делай что должно, и будь что будет. Все наши поступки будут по достоинству оценены Всемогущим Господом.
«И не только Им одним», — мысленно добавил я. Ибо здешний хозяин заслужил бы большую мою признательность, предоставив мне крышу над головой.
— Конечно. Конечно, — бормотал он, усердно кланяясь.
Нового владельца имения звали Джеффри Хорнбаклом, он занимался торговлей. Закупал за границей стальные штыри, а там продавал английские меха. Уильяма Сандиса он знал с детства. Все окрестные жители исполнились гордости, узнав, что Сандис преуспел на королевской службе; впрочем, Хорнбакл сколотил еще большее состояние, не уезжая из Басингстока. И все равно, по общему мнению, люди, имевшие счастье устроиться при дворе, получали сказочное богатство, нажитое своим трудом ценилось меньше. Особняку Сандиса завидовали соседи. А потом его похоронили на местном кладбище, а имение вдруг выставили на продажу. Купивший поместье Хорнбакл испытывал смешанные чувства благодарности и вины. Он считал, что согрешил перед покойным другом. Хотя отдать дом в чужие руки казалось еще большим предательством. После долгих колебаний торговец неохотно решился вступить во владение этой собственностью, хотя до сих пор чувствовал себя здесь всего лишь сторожем.
— Вы уже немолоды, — прямо сказал я, — и в вашем возрасте чтить память умершего хозяина, лишая себя привычных удобств, — непозволительная роскошь. Теперь это по праву ваш дом. И вы должны свыкнуться с этой мыслью.
Он рассмеялся — так обычно смеются те, кто не желает слушать ничьи советы.
— А не желает ли ваша милость взглянуть на часовню? Там удивительные витражи… вся династия Тюдоров…
Я улыбнулся и устало покачал головой, в свою очередь показывая полнейшее отсутствие интереса к его словам.
— Уже смеркается, — пояснил я, — мы валимся с ног от усталости. Сейчас я предпочел бы отдохнуть. Попросите мажордома приготовить для нас легкий ужин. А после него мы отправимся спать.
Он выглядел разочарованным. Успев освоиться с нашим присутствием, он желал теперь принять нас по-королевски.
Нам предоставили прекрасную спальню на первом этаже. С удивлением я разглядел на потолке свой герб. Сандис украсил им комнату в знак преданности.
Но я действительно устал и был слишком удручен, чтобы уделить внимание красотам «Вайнса». Моя драгоценная «Мэри-Роуз» затонула (утянутая на дно нечеловеческой силой), а мое королевство подверглось нападению. Господь, кажется, вновь решил явить мне гневный лик. И на сей раз я пребывал в полнейшем неведении относительно своей провинности. Измученный и смущенный, я рухнул в пышные перины и мгновенно провалился в сон, хотя за окнами еще не стемнело.
Окна опочивальни выходили на север, поэтому первые лучи солнца нас не разбудили. Тем не менее волнение и тревога не дали мне хорошенько выспаться. Кейт еще спокойно посапывала рядом со мной (наш гостеприимный торговец не знал, что мы обычно спим на отдельных кроватях, а я благоразумно не стал посвящать его в тонкости нашей жизни).
Встав с постели, я постоял немного у окна. Солнечные лучи касались верхушек молодых лип, отчего вся аллея оживленно зазеленела. Так вот ради чего Сандис служил при дворе, вот куда он надеялся вернуться… Да, жизнь здесь могла быть исполнена покоя и благодати.
Послышался перестук копыт. Кто-то быстро скакал по аллее. Вряд ли кто-либо из местных жителей спешил сообщить сквайру, чтобы он не забыл с утра пораньше заглянуть в ратушу. Наверняка искали, где я остановился, и увидели королевский штандарт над воротами «Вайнса».