Мэдлин Бейкер - Безрассудное сердце

Два Летящих Ястреба тяжело вздохнул. Он мрачно подумал, что война неминуема, и как только она начнется, его отношениям с Анной наступит конец. В этой войне краснокожие встанут против бледнолицых, и обе стороны в своем безумии пойдут до конца. Но и теперь он отлично понимал, что семейству Кинкайдов не поздоровится, если кто-нибудь увидит его с Анной. Лучше всего было бы прекратить встречи. Но, даже понимая это, Два Летящих Ястреба торопил коня. Его, как мотылька на огонек, тянуло к реке, где его ждали объятия Анны.

– Почему ты не хочешь прийти? – в десятый раз спрашивала я. – Ты же знаешь, мама будет рада тебя видеть… Ты сам знаешь…

– А твой отец? – холодно спросил Тень. Я пожала плечами.

– Папе все равно, – солгала я.

На самом деле я не имела ни малейшего представления, как поведет себя отец. Он никогда особенно не любил Тень, но он вообще не любил индейцев. И на это у него были свои причины.

Индейцы убили его родителей и сестру, когда он был совсем маленьким мальчиком. Его бросили умирать, и он умер бы от голода, если бы на другой день его случайно не нашел живший в горах добросердечный старик, который взял его к себе и заботился о нем, пока папе не исполнилось шестнадцать лет, а уж потом он жил как мог сам по себе.

– Пожалуйста, приходи, – не отставала я, и Тень в конце концов согласился.

Когда я сказала маме, что пригласила на обед Тень, она испытующе на меня посмотрела и, задав несколько вопросов, обещала поговорить с папой, чтобы он вел себя как гостеприимный хозяин. У меня весь день с лица не сходила улыбка, хотя я вымыла и вычистила весь дом от чердака до подвала. В комнатах все сверкало и блестело как новенькое. Вечером я хорошенько вымылась, надела зеленое платье, которое очень мне шло, и такой же лентой стянула волосы. Напевая себя под нос, я крутилась перед зеркалом, весьма довольная собой.

Папа перебирал в гостиной каталоги и бормотал что-то насчет высоких цен, когда я вошла в комнату.

– Добрый вечер, папа, – весело поздоровалась я.

– Привет, – пробурчал он, потом посмотрел на меня и нахмурился. – Можно подумать, ты ждешь какого-то особенного гостя, а не мальчишку, с которым играла в детстве.

– Ну, папа! – отмахнулась я от него и побежала на кухню помочь маме, пока он не спросил чего-то такого, на что мне трудно было бы ответить.

Тень приехал ровно в шесть, и когда он вошел в комнату, сердце у меня громко забилось. На нем была куртка из оленьей шкуры с бахромой на рукавах и богатой отделкой на груди. Волосы свободно ниспадали ему на спину, украшенные одним лишь орлиным пером. Высокий, стройный и гордый, он пожал руку отцу, поцеловал маму в щеку и улыбнулся мне.

– Обед готов, – весело сказала мама. – Надеюсь, все успели проголодаться.

Мама всегда была искусной кулинаркой, но в этот день она превзошла самое себя. На столе, сменяя друг друга, появлялись цыплята и запеченные в тесте яблоки, жареная свинина, свежий горошек и горячие бисквиты, сочившиеся маслом и медом. А на десерт она' испекла свой знаменитый яблочный пирог. И еще было печенье.

Тень и я обменялись улыбками, едва он потянулся за печеньем. Мама тоже улыбнулась, когда, поддразнивая его, спросила:

– Сможешь съесть десять штук за минуту?

– Не знаю, – сохраняя серьезное выражение на лице, ответил Тень. – Но собираюсь попробовать.

Мы все рассмеялись, даже папа.

После обеда мужчины ушли в гостиную, а мы с мамой стали убирать со стола. Я нервничала оттого, что Тень остался с папой наедине, не зная, сумеют ли они поладить. Папа за столом вел себя на редкость учтиво, но почти ничего не говорил, так, что у меня были основания предполагать, что они в наше с мамой отсутствие будут сидеть и молча глазеть друг на друга.

Наконец я услыхала, как папа неловко кашлянул, и мне стало страшно, когда он спросил:

– Как ты думаешь, Тень, в этом году еще будут неприятности?

– Да, – ровным голосом произнес Тень. – Будет много неприятностей, если белые не уйдут с наших земель.

– Боюсь, этой земле недолго еще оставаться вашей, – не стал вилять папа. – Слухи о золоте, о бескрайних пастбищах и плодородной почве влекут людей на Запад как мух на гнилье.

– Я думаю, вы правы, – согласился с ним Тень. – Но только знайте: мой народ не отдаст свои охотничьи владения без боя. Мы живем тут уже сотни лет. И мы без страха пойдем сражаться за то, что принадлежит нам по праву. Мы не боимся умирать. Лучше погибнуть, чем отдать себя на волю белых.

– Мы тоже! – твердо заявил папа, и я словно воочию видела, как они полыхают глазами друг на друга. Два пса, которые не могут поделить одну кость.

Потом наступило тягостное молчание, в конце концов прерванное Тенью.

– Ваша семья была добра ко мне в прошлом, и я вам кое-что скажу. Если вы хорошенько подумаете, то возьмете жену и дочь и уедете отсюда, пока еще не поздно. Безумный Конь, Сидящий Бык и другие вожди договариваются о войне. Сидящий Бык собирает людей в Священных Горах. Молодые воины мечтают о сражениях.

– Да. Они уже начали свою войну, – сказал папа. – Дом Генри был сожжен дотла на прошлой неделе, а его скот уведен неведомо куда.

– Это было всего лишь предупреждение. Никого ведь не убили. Следующей семье может повезти куда меньше. – Голос Тени понизился до шепота. – Увозите свою семью отсюда, пока не поздно.

Папа хмыкнул:

– Эта земля и моя тоже. Я на ней работал, я полил ее своим потом, и я не собираюсь бежать отсюда. Нет, черт побери, никуда я отсюда не уеду!

Ненадолго воцарившаяся в гостиной тишина была такой напряженной, что даже я на кухне не могла не почувствовать этого. В отчаянии я посмотрела на маму, и она, ласково мне улыбнувшись, сняла фартук, взяла в руки кофейник и заглянула к мужчинам.

– Кофе хотите? – как ни в чем не бывало спросила она, и разговор перешел на более приятные темы.

Вскоре Тень распрощался, а папа отправился в постель, предоставив нам с мамой убирать на кухне. У мамы был озабоченный и даже расстроенный вид, когда она домыла последнюю чашку и вытерла раковину. Вздохнув, она заглянула мне в глаза:

– Ну, Анна, выкладывай все начистоту.

– Мама, ты о чем? – спросила я, сделав вид, будто ничего не понимаю.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, Анна Кинкайд, – твердо заявила мама. – Давно ты тайком встречаешься с Тенью?

Я рот открыла от изумления. Как она догадалась? С трудом проглотив застрявший в горле комок, я во всем призналась:

– С моего дня рождения.

Мама хмуро повесила фартук на спинку стула и взяла меня за руку.

– Нам надо поговорить, Анна, – сказала она и повела меня к дивану.

Я села с ней рядом, стараясь не смотреть на нее. Все еще держа меня за руку, мама молчала и не сводила с меня глаз. Когда она заговорила, в ее голосе я не услышала ничего, кроме нежности и заботы.

– Анна, ты знаешь, как я люблю Тень. Я не могла бы любить его сильнее, даже если бы он был моим собственным сыном, но, Анна, милая, он индеец. Пусть он говорит по-английски почти так же хорошо, как мы с тобой, пусть он ничем не отличается от нас, когда сидит за нашим столом, он не такой, как мы, и никогда таким не станет.

Я не верила своим ушам. Это же папины слова! Я чувствовала себя так, словно она предала меня, ведь у меня не было никаких сомнений, что она будет счастлива за меня, счастлива за Тень, потому что мы любим друг друга. Где-то в глубине души я рассчитывала на ее поддержку. Только она могла убедить папу в моей правоте. И вот на тебе!

– Мама, ты не поняла! Я…

Я хотела немедленно ей объяснить, но она не стала меня слушать.

– Я поняла, детка. В этом-то все горе. Ты и Тень не сделали ничего такого, что могло бы огорчить нас с отцом? Скажи мне.

Когда до меня дошло, о чем она говорит, щеки у меня вспыхнули и я чуть не со злостью крикнула:

– Мама!

– Ну что ты, Анна? Я же знаю, как это бывает у молодых.

– Мы не делали ничего плохого, – угрюмо проговорила я. – Честное слово.

– Я верю, детка, – сказала мама и погладила мою руку. – Мне кажется, будет лучше, если на этом все закончится, пока вы не зашли слишком далеко.

– Я не могу. Я люблю его больше всех на свете.

– Знаю, детка. – Мама не сердилась на меня. – Я все понимаю. Но у вас ничего не получится.

– Получится! – крикнула я. – Я люблю его всем сердцем, и он меня тоже любит!