Индеец опять просил ее развязать его или убить. Поскольку она не могла решиться ни на то, ни на другое, он, не теряя достоинства, попросил ее не посылать сообщение в цирк, пока его раны не будут залечены. Она с неохотой, но согласилась.
– Но вы будете связаны все время, – предупредила она его.
– Все равно, – устало ответил он. – Это лучше, чем цепи.
Как ни ругала она себя, но ей было его жалко. Любой бы заметил, что он очень гордый. Наверное, неволя была невыносима для него, но еще хуже – то, что его выставляли напоказ. На нее он произвел впечатление спокойного и уступчивого человека, и ей приходилось делать над собой большое усилие, чтобы представить его хладнокровным убийцей, каким, по словам Макколла, он был. Впрочем, внешность бывает обманчивой…
Днем она принесла ему ленч. Помедлив немного, она все же решилась отвязать его правую руку, чтобы он мог сесть в постели. Предоставив ему возможность поесть самостоятельно, она все же достала из ящика револьвер и, прижимая его к груди, устроилась в кресле.
Два Летящих Ястреба попробовал незаметно рассмотреть ее, пока пил кофе. Красивая женщина с густыми вьющимися каштановыми волосами и карими глазами, с мягкими и довольно правильными чертами лица и стройной фигурой. Тени она показалось такой милой и женственной, что револьвер совершенно ей не шел. Тем не менее он не сомневался, что стоит ему сделать неверное движение, и она спустит курок.
– Вам не надо меня бояться, – попытался он успокоить ее, покончив с едой. – Я не кусаюсь.
– А я и не боюсь.
– Зачем же револьвер?
– На всякий случай, – ответила она, отводя от него взгляд. – Знаю только, что в вашем присутствии я не чувствую себя в безопасности.
– Почему? Из-за того что я индеец?
– Не знаю! – крикнула она и, забрав у него поднос, вновь привязала ему руку к кровати.
Он прямо посмотрел ей в глаза, и она покраснела, смутившись.
– Может быть, вы боитесь меня, потому что я мужчина? – ровным голосом спросил он.
Он почти догадался. Расплакавшись, она влепила ему пощечину и выбежала из комнаты.
Поздно вечером, уложив Бет и погасив свет во всем доме, Ребекка расхаживала по гостиной, сгорая от стыда из-за грешных мыслей, не выходивших у нее из головы. Три года как она вдовела, и до сих пор, хотя ни разу не была близка с мужчиной «в этом смысле», она совсем этим не тяготилась.
До сих пор. Едва она увидела Тень, лежавшего на дороге, как от одной мысли о его прикосновении ее стало кидать в жар. Даже в беспамятстве он излучал нечто такое, земное и чувственное, что возбуждало ее. Еще ни один мужчина не имел над ней такой власти. Ах, как тяжело было признаться в этом дочери священника, тем более что он был индейцем, хотя это ровным счетом ничего для нее не значило. Она понимала, что гореть ей в аду за подобные мысли, потому что дамам не положено о таком думать, но не могла выкинуть их из головы.
С легким скрипом отворилась дверь в комнате Бет. Ребекка в ужасе обернулась и побледнела, увидев его. Она стала искать хоть какое-нибудь оружие, потому что была напугана, как никогда в жизни, и пожалела, что при ней нет ее револьвера.
– Спокойно, белая леди, – тихо сказал он.
– Что вам нужно? – прошептала она, вдруг лишившись голоса.
– Ничего.
Она не поверила ему. Слишком много она слышала историй о том, как дикари насилуют белых женщин, слишком много сказок об их предательствах и кровожадности.
– Послушайте, – сказал Тень, – если я буду вести себя смирно, вы сварите мне кофе?
– Да, – согласилась она и пулей вылетела из комнаты.
Тень медленно пересек комнату и уселся, поморщившись, на диван. Рана в плече давала о себе знать иногда, зато рана в боку болела не переставая. Оглядевшись, он обратил внимание на чистоту и порядок в комнате, на фортепьяно в углу и пару неуютных кресел. Пол был покрыт ковром. На стене висело изображение бога белых людей, на полочке стоял горшок с цветами, а на низеньком столике лежала Библия.
Женщины не было довольно долго, так что он даже подумал, не убежала ли она через заднюю дверь к соседям за помощью. Оставалось только надеяться, что этого не случилось. Он был не в состоянии драться, но не сдался бы без борьбы после того, как Стюарт и остальные убиты его руками, ведь его наверняка повесят без суда и следствия.
Он внимательно посмотрел на Ребекку, когда она вошла в комнату с подносом, на котором стояли кофейник и две фарфоровые чашки.
– Я уж думал, что вы отправились за шерифом, – с деланным безразличием проговорил он.
– Я хотела, – призналась она, наливая кофе в чашки, а потом усаживаясь в дальнее кресло.
– Вы вправду меня боитесь? – громко спросил он. – Не бойтесь, белая дама. Даже кровожадный дикарь не посягнет на ту, что спасла ему жизнь.
– Где вы научились так хорошо говорить по-английски? – с любопытством спросила она, все еще побаиваясь его.
– Охотник научил, когда я был маленьким. Он взял в жены одну из наших женщин, и мой отец счел разумным обучить нас всех языку белых. Он сказал, что тогда белым будет труднее обманывать нас. Однако эта трудность, – с горечью продолжал он, – их не остановила.
– А как вас ранили?
– Большой белый мерзавец рассвирепел оттого, что я не пожелал плясать для публики, – спокойно ответил он.
– Странно, что мистер Стюарт вас не ищет. И вообще вас вроде, никто не ищет.
– Стюарт не придет, – понизив голос, проговорил Два Летящих Ястреба.
– Да? Откуда вы знаете?
– Он мертв. И его приятели тоже.
– Это вы их убили?
– Я.
– Боюсь, мне не в чем вас винить. После того, как они обращались с вами…
– Вы не очень в этом уверены, – сухо заметил Тень.
– Нет. Вы так говорите, будто это вам ничего не стоило. Разве убивать легко?
– Поверьте мне, что совсем не легко. Если вы нальете мне еще кофе, я, пожалуй, пойду.
– Нет, – торопливо возразила она – Вы еще не в том состоянии, чтобы отправляться в дорогу.
– Ничего.
– Пожалуйста, не уходите, – прошептала она и опустила голову под его пристальным взглядом. Ей было стыдно того голодного огня, который он наверняка успел заметить в ее глазах.
Два Летящих Ястреба нахмурился, соображая, правильно ли он понял сидевшую с ним в комнате женщину.
Через неделю он уже совсем оправился. Бет была в восторге от его присутствия, ходила за ним по пятам и задавала тысячи вопросов о жизни индейцев, о любви. Еще она просила его научить ее языку шайенов.
Ребекка тоже, стоило ей преодолеть свой страх, полюбила его общество. Хорошо, когда в доме есть мужчина, о котором можно заботиться. Она стала внимательнее относиться к своей внешности, придумывала особенно вкусные блюда и постоянно пела за работой. Его поведение было совсем не таким, каким, по ее прежним представлениям, должно было быть поведение индейца. К тому же он умел читать и писать, и по-английски говорил лучше многих ее соседей. За столом он вел себя безукоризненно. И вообще, в штанах и рубашке ее покойного мужа он ничем не отличался от остальных мужчин, разве только бронзовой кожей и длинными волосами.
Узнав его получше, она обнаружила в нем те качества, которые обожала в своем покойном муже. Он был честным, гордым, нежным и твердо знал, что хорошо и что плохо.
Что до Двух Летящих Ястребов, то он наслаждался покоем и тишиной. Отдых и великолепная стряпня Ребекки скоро сделали свое дело, и он уже чувствовал себя достаточно сильным, чтобы продолжить путь. По крайней мере, он уже подумывал об этом, когда однажды ночью Ребекка пришла в его комнату. Раскрасневшаяся, стояла она в дверях, и в глазах у нее горел огонь желания.
Он понимал, что ей стоило прийти к нему. С женской гордостью так просто не сладишь. Но она хотела его, и он не мог ей отказать. Она спасла ему жизнь, и у него не было другой возможности отплатить ей за ее доброту. Тень протянул к ней руки, и она со вздохом облегчения бросилась в его объятия…
Потом наступили лучшие дни в ее жизни. Она забыла обо всякой стыдливости, и каждую ночь спешила к Тени в постель, чтобы найти в его объятиях радость и наслаждение, неведомые ей до тех пор. Каждый новый день был лучше вчерашнего, и каждая ночь одаривала ее райским блаженством.
Только по воскресеньям в церкви ее немножко мучила совесть. Покинув его объятия при свете дня, она должна была признать, что живет в грехе с дикарем. Она понимала, что соседи осудят ее, если узнают, и все же в воскресенье ночью она запирала свою совесть на замок и вновь отправлялась вкушать запретный плод.