Элоиза Джеймс - Безумная погоня

— Очень милый ребенок, — заметил он, когда Эсме прислонила Уильяма к своему плечу и стала нежно поглаживать его спинку.

— Он еще очень маленький. Мне нужно обращаться с ним осторожнее, чтобы он не простудился.

Себастьян взглянул на Уильяма, смешно сучившего пухлыми ножками, и ничего не сказал.

— Себастьян, тебе не кажется, что он вылитый Майлз? Я знала, что Уильям будет похож на него, знала. На взгляд Себастьяна, Уильям выглядел как большинство младенцев, которых он видел прежде: лысый, кругленький и красненький. Да, он был похож на Майлза, но ничуть не больше, чем все другие младенцы.

— У меня тоже голубые глаза, — не удержался он.

— Да, но только не такие, с лазурным оттенком, — уточнила Эсме. — И вообще, цвет особого значения не имеет. А вот как он смотрит, с какой глубокой нежностью… Совсем как Майлз. Он самый милый мальчик на всем белом свете, правда? — Она снова взяла маленького Уильяма на руки и исцеловала все его личико. — Ну все, теперь ему надо спать. — Эсме многозначительно посмотрела на Себастьяна, намекая на то, что ему пора уходить.

Неужели она надеется, что он уедет, гадал Себастьян, спускаясь по лестнице. Напрасно. Он останется. И его мать тоже будет вынуждена остаться, хочет она того или нет. Если обществу станет известно местонахождение печально знаменитого маркиза Боннингтона, присутствие его тяжеловесной матери рассеет любые подозрения.

А может, и нет, но его это не интересовало.

Уильям проспал большую часть следующего дня, в то время как Эсме и Арабелла, склонившись над колыбелью, восхищались розовым совершенством его пальчиков и нежностью круглой попки.

— Это и есть любящий взгляд, — сообщила Эсме тетке, когда Уильям наконец открыл глаза.

— Ну, раз ты так считаешь… — Арабелла кивнула.

— Я это точно знаю. Как ты думаешь, Уильяму не холодно? Мне кажется, у него холодная щечка… — Эсме дотронулась до щеки младенца тыльной стороной ладони и плотнее подоткнула его одеяло.

— Я позвоню лакею, чтобы принес еще дров, — сказала Арабелла, направляясь в другой конец комнаты. Это качество в тетке Эсме ценила больше всего; в отличие от кормилицы, которая ворчала по любому поводу, Арабелла никогда не перечила ей.

— Твоя мать пишет, что приедет при первой же возможности? — справилась Арабелла, возвращаясь и трогая пальцами тонкую вышивку покрывала Уильяма.

— Да, и я очень рада этому. — Эсме улыбнулась. — Жаль только, что ей не удалось навестить меня во время беременности, но все равно она не может не полюбить Уильяма.

Арабелла бросила на нее встревоженный взгляд:

— Я беспокоюсь о тебе, Эсме. Твоя мать перенесла в жизни много разочарований, и она не всегда такая уступчивая, какой ей бы следовало быть.

— Ничего, Уильям заставит ее смириться, тебе не кажется? К тому же теперь я стану дочерью, о которой она всегда мечтала. Ей больше не придется за меня краснеть.

— Д-да. Надеюсь, так все и будет.

— Ты что, не веришь?

— Хочу верить, — вздохнула Арабелла. — Боюсь, я поругаюсь с Фанни, если она оскорбит твои чувства.

— Тебе не следует так беспокоиться. Мама очень надеялась, что я стану респектабельной дамой, и впредь оно так и будет. Я уже живу в Уилтшире, как и подобает добропорядочной вдове, чего еще она может желать?

— У Фанни трудный характер; она провела большую часть жизни, браня тебя то за одно, то за другое, но я никогда не одобряла этого, никогда.

Эсме улыбнулась:

— А разве я этого не заслужила? Я первая скажу, что моя репутация была черной, как сажа.

Арабелла покачала головой:

— Сколько раз я говорила тебе, что жить с мужчиной куда лучше, чем в одиночестве!

Эсме прикусила губу.

— Ты имеешь в виду Себастьяна?

— Детали меня не интересуют. Как насчет Фэрфакса-Лейси? Когда ты наконец оставишь свое притворство?

— Даже не собираюсь, до приезда матери, во всяком случае. Единственная причина, подвигнувшая ее приехать сюда, — сообщение леди Боннингтон о моей помолвке.

— Тогда я бы посоветовала тебе ждать ночи, прежде чем снова развлекать Боннингтона. Не дай Бог Гонория Боннингтон узнает, что ее сын тайно посещает тебя в спальне в то время, как ты еще не выезжаешь: она устроит такой крик, что обвалится крыша. Эсме улыбнулась:

— Маркиза меня не волнует, и все же я бы не хотела, чтобы матушка догадалась, что мы с Себастьяном водим дружбу.

— Естественно, — согласилась Арабелла. — Я тоже не желаю, чтобы святая Фанни обнаружила в середине ночи мужчину в твоей постели.

— В визитах Себастьяна нет ничего непристойного, — торопливо уточнила Эсме.

Арабелла вновь склонилась над колыбелью, чтобы Эсме не могла видеть ее лицо.

— Мой первый муж Робби смотрел на меня точно так же, как маркиз Боннингтон на тебя.

— Не думаю, чтобы я помнила твоего первого мужа, — отозвалась Эсме. — И к тому же Себастьян не смотрит на меня как-то по-особенному.

— Робби умер, когда ты была совсем маленькой девочкой, и ты никак не могла с ним встречаться — он на дух не выносил твоего отца!

— Но ты, конечно, его очень любила?

— Безумно. — Арабелла, повернувшись к племяннице, грустно улыбнулась: — Никогда не влюбляйся, дорогая, вот тебе мой совет: любовь делает расставание слишком тоскливым.

Арабелла ни разу не обмолвилась, когда собирается вернуться в Лондон, собирается ли вообще; она проводила почти все свое свободное время, занимаясь одеждой малыша или пересчитывая его пальчики. Граф Годуин уже уехал; лорд Уиннамор, не выдержав, тоже распрощался; в доме просто не с кем было поговорить, учитывая тот факт, что Хелен и Стивен часами барабанили по клавишам пианино.

Что до Беаты, то она непрестанно думала о Пуританине и его пожелании. В данный момент она шла по аллее с намерением проведать небезызвестного козлика. Погода стояла холодная, и ветер носил по воздуху маленькие белые блестки, припудрившие землю, словно снежинками, — это с груши облетали белые лепестки; Беате было скучно, и она всерьез решила найти книжку по ботанике, чтобы на досуге научиться различать деревья.

Когда она свернула за угол, то обнаружила, что Стивен уже там. Она замедлила шаги. Ухаживать. Обхаживать. Но она не знала, как это делается, и умела только соблазнять. Он что, этого не понимает? Что ж, тем хуже; все равно ей больше нечего предложить.

Беата нехотя подошла к изгороди и облокотилась на нее, не удосужившись даже поздороваться.

— Здравствуйте, Беата, — негромко произнес Стивен.

— Вас разве еще не хватились в парламенте? — Беата постаралась отвлечься от тепла, исходившего от его ладони.

— Пока нет. Если верить утренним газетам, они только что приняли закон, по которому браконьеров ждет семь лет каторжных работ. Я все время думаю об одном старике по имени Мейдстоун. Он жил в нашем поместье, когда я был еще молодым. Он всю жизнь занимался браконьерством, промышляя в лесах моего отца. Для старика Мейдстоуна это было настоящее искусство. Мой отец отправлял меня к нему учиться стрелять.

— Жаль, что я не умею стрелять. — Беата вздохнула. — Мой отец не считал это занятие достойным дамы.

— Возможно, я научу вас?

Это предложение повисло в воздухе, а когда Беата рискнула поднять на него взгляд, Стивен улыбался.

— Хорошо, пусть не сейчас, а когда вы станете моей женой.

Беата внезапно ощутила под пальцами все неровности деревянной калитки.

— Вы уже обручены.

— Помолвка — дело временное и не имеет никакого отношения ни к любви, ни к страсти.

Белые лепестки запорошили его темные волосы.

— Я не могу выйти за вас замуж и думала, что вы понимаете это.

— Это вы, должно быть, что-то неправильно поняли. — Он подвинулся ближе.

— Мужчины вроде вас не женятся на таких, как я…

— Неужели я для вас слишком стар?

— Не будьте глупцом.

Его губы все еще улыбались.

— Может быть, слишком строг?

— Что-то в этом духе. И потом, это расстроит вашу карьеру.

— Моя карьера меня не волнует.

— А кто же будет спасать браконьеров от семи лет каторжных работ?

— Не волнуйтесь, кто-нибудь найдется.

— И все равно вы не можете на мне жениться. — Ей казалось важным заставить его понять. — Я… падшая, и с этим ничего не поделаешь. — Лицо Беаты стало мокрым от слез, но она даже не заметила, откуда они взялись. — Неужели вы этого не понимаете? А если понимаете, то зачем вам издеваться надо мной? Я же сказала, что вы и так можете распоряжаться мной! — Ее голос надломился. — Вы могли бы овладеть мной в любом месте, — продолжила она мрачно. — На бильярдном столе, в библиотеке — где угодно, но вам просто доставляет удовольствие меня мучить. Или вы меня вообще не хотите.