Ава Рид - Безумно

Если он немедленно не снимет с меня белье или хотя бы не разорвет его, то я сделаю это сама.

Но он ласкает меня поверх ткани, скользит по шелку и мучает меня, так что я верчусь и извиваюсь под ним. И тут без дальнейших предупреждений он ловко проскальзывает под ткань, отодвигает ее, и его горячие пальцы касаются моей влажной кожи.

Я издаю громкий стон – громкий и долгий – и крепче обнимаю Мэйсона. Крепче, ближе, больше – мне нужно больше.

Когда Мэйс вдруг погружает в меня палец, мне кажется, что я взорвусь. Затем он добавляет еще один и берет устойчивый ритм. Его лицо нависает над моим, его тело движется надо мной, а его язык дразнит, играя с моим. Он ловит каждый вздох и стон, слетающий с моих губ, в нужный момент затихает, чтобы набрать силу в следующее мгновение. Это дико, порывисто, и все же… так деликатно. Так отличается от всего, что я испытывала раньше.

Но у меня больше нет времени продолжать думать об этом, потому что большим пальцем Мэйсон нашел мою точку удовольствия и теперь водит по ней круговыми движениями, не прекращая работать остальными пальцами.

– Мэйс, я… я… пожалуйста!

Я не хочу так кончать. Я хочу, чтобы он наконец раздел нас двоих. Немедленно! Хочу почувствовать его целиком. И мне наплевать, хорошая это идея или нет.

Он останавливается. Делает глубокий вдох, зависнув прямо над моей грудью, и я открываю глаза, потому что понимаю, что он смотрит на меня. Потому что у меня появляется такое чувство, что ему это тоже нравится. Наши взгляды встречаются, затуманенные пеленой страсти.

– Ты прекрасна, Джун.

И это то, что резко меня расстраивает. Что ударяет по мне, как ведро ледяной воды или сильная пощечина. Зачем он так говорит? Почему сейчас?

Я внимательно смотрю на него. Мэйс. Наш друг, сосед Энди, ее новый названый брат, наш босс. Это неправильно, так неправильно…

Я кладу руку ему на щеку и чувствую, как слезы собираются у меня на глазах.

Нет, дело не в том, что он сказал. Многие парни называли меня красивой, даже во время секса. Но есть одно «но». Дело в том… как он это сказал. Мэйсон произнес каждое слово со всей серьезностью. Он действительно считает меня красивой. Но он знает только эту маску, только ту Джун, которую я готова ему показать. И все происходящее здесь не правда, не совсем правда. И вообще… Сегодня я, вероятно, ранила нас двоих больше, чем следовало.

Но я не… то есть… я не хотела.

Мэйсон этого не заслужил.

Я целую его в последний раз. Целую крепко и безумно, извиняюсь перед тем, как оттолкнуть его в сторону и сесть. Мэйс отстраняется без возражений и глупых замечаний. Он все чувствует.

Я с сожалением отвожу от него взгляд, поправляю трусики и остальную одежду, прежде чем встать и прочистить горло.

Мои ноги будто резиновые, они шаткие и неустойчивые.

– Мне пора.

– Джун. Что я сделал не так?

Боже, Мэйс.

– Ничего.

И все же так много. Но это не имеет к нему никакого отношения.

– Ты был прав, мы хотим разных вещей. Прости, что пришла сюда вот так. Обещаю, это больше не повторится.

Я выхожу из комнаты в его кабинет, но Мэйсон оказывается быстрее. Он догоняет меня, прежде чем я успеваю исчезнуть в клубе, хватает меня и прижимает к стене.

– Тогда скажи мне, кошечка: чего же именно ты хочешь? – Его голос звучит хрипло, и мое тело предательски реагирует на него. На все, что есть в нем.

– Вопрос в том, чего хочешь ты? – парирую я. – Свиданий? Отношений? Какое-то долго и счастливо? Сказки? В реальной жизни такого не бывает.

С каждым моим словом выражение лица Мэйсона становится все более бесстрастным. С каждым словом он понемногу отдаляется.

Он отпускает меня, ничего не отвечая, и, наконец, уступает дорогу. Моя рука замирает на ручке двери, ведущей обратно в клуб. В реальность.

И, повернувшись к нему спиной, я закрываю этот вопрос раз и навсегда:

– Все ведь хорошо. Ты выполнил свое обещание. После этого мы должны наконец отпустить друг друга.

Он заставил меня стонать. И выиграл в этой игре, которая, вероятно, для нас не была игрой. Для каждого чем-то разным, но не игрой…

Я оставляю его в оцепенении, едва не падаю с лестницы, прохожу через клуб, чтобы взять свои вещи, и останавливаюсь у бара.

– Энди?

Она приподнимает руку, сигнализируя гостю, что она вот-вот вернется к нему, и спешит ко мне. Сначала с сияющим выражением лица, затем подозрительным и, наконец, встревоженным.

– У тебя что-то не так?

– Хм… да, я… – комок в горле угрожает меня задушить. Новое испытание. – Мне нехорошо. Может, местный воздух. И я должна переодеться, ты права.

Я лгу Энди. Своей лучшей подруге. Она моя семья. Надо выбираться отсюда, пока все во мне не оборвалось. Мне нужно побыть наедине с собой, здесь я больше не могу дышать.

– Я возьму такси и поеду домой. Просто…

Ее рука ложится на мое предплечье.

– Все нормально. Тебе не нужно ничего объяснять. Приеду к тебе после работы, ключ у меня с собой. Береги себя. Пожалуйста.

Я не способна ни на что большее, кроме как кивнуть. Если я открою рот еще раз, то обязательно зарыдаю. Или окончательно сломаюсь.

Я быстро покидаю Энди, клуб и Мэйсона – особенно Мэйсона, – оставляю их у себя за спиной, сажусь в одно из такси, ожидающих у входа, и еду в общежитие. Как только закрывается дверь машины, как только я севшим голосом говорю таксисту, куда ехать, меня прорывает, как во время шторма. Будто вода хлещет из шланга под давлением.

Я плачу. Я реву. И не могу остановиться. Не знаю, когда в последний раз так безудержно рыдала. Когда было так больно…

Это было так неправильно с моей стороны. Я намеренно плохо поступила с тем, кто мне нравится. Заставила его сделать то, чего он не хотел. Не хотел так, как я. А затем я позволила себе уйти, повела себя эгоистично и опрометчиво.

Я нравлюсь Мэйсону. Он мне – тоже. Но на этом наши взгляды и потребности расходятся. Я только что позволила себе играть с ним.

И чувствую себя просто ужасно.

Я просто не могу выбросить его слова из головы.

Прекрасная. Он думает, что я красивая. Девушка с уверенной улыбкой, дерзким взглядом и вызывающими высказываниями. Та, у которой безукоризненный макияж, идеальная кожа. Мэйс любит маску, которую я ношу каждый день, как сшитое на заказ платье. Мэйс находит прекрасной картину, которую я рисую из себя…

Рисую, потому что не могу любить себя такой, какая я есть.

Сегодня одна из тех ночей, когда просто воды мне недостаточно. Одна из тех ночей, когда я переключаюсь с рутбира на что-нибудь покрепче.

Я в полном раздрае.

С уже пустым стаканом виски в руке, на который я оцепенело уставился, я сижу на диване в гостиной и все думаю о том, что случилось. Как? Почему? Что пошло не так? Вот дерьмо. Все дерьмо!

Я вскакиваю, беспокойно брожу по тихой темной квартире, в то время как яркий лунный свет проникает с улицы сквозь большие панорамные окна и заливает стены и мебель прохладным бледным светом.

Я понятия не имею, сколько сейчас времени и когда остальные вернутся домой. Приедет ли Джун вместе с Энди… Нет, я так не думаю. В крайнем случае Энди сама пойдет ночевать к Джун, а Купер позаботится о Носке, который мирно спит на одной из своих лежанок.

Я запрокидываю голову, останавливаюсь, на несколько вдохов закрываю глаза и стараюсь ни о чем не думать. Но когда щелкает замок двери квартиры и я слышу звон ключа, то тут же выжидательно устремляю взгляд в прихожую.

Кто-то входит, включает свет. Это Купер. Он вздрагивает от неожиданности, когда я шумно выдыхаю, потому что по какой-то причине рефлекторно задержал дыхание. Не знаю, испытываю ли я разочарование или облегчение.

Мои босые ноги несут меня обратно к дивану. Я позволяю себе упасть и на мгновение замираю, прежде чем низкий голос в моей голове говорит: «Да какого черта?» И я наливаю себе виски. В двадцать четыре все уже знают, что алкоголь – это отстой. Благодаря моей матери я знал это всегда, но сегодня один из тех редких дней, когда мне плевать на это.