– Ты выбираешь день. С меня попкорн!
– Хорошо. Но только одна партия. И я не хочу соленый попкорн.
Я усмехаюсь.
– Заметано!
Один раунд лучше, чем ничего. Энди громко зевает и допивает свой чай.
– Можно позвать остальных? Купер наверняка будет просто счастлив, так что в следующий раз я приглашу тебя на поздний завтрак, на этот раз наверняка! Или можем сходить поесть на Пайк-Плейс.
– Что ж, я не откажусь.
– А я сейчас быстро оденусь и умоюсь перед выходом.
– Подвезти тебя?
– Ой, да брось, – отмахивается она. – Я сяду на автобус и быстро доберусь домой, а ты сможешь провести больше времени в библиотеке.
Двумя часами позже я сижу за одним из столиков вишневого дерева в дальней части библиотеки и проклинаю себя за это. Энди была права в каждом слове. Что гораздо хуже, чем убийственная тишина, так это то, что здесь оказалось гораздо больше людей, чем я ожидала. В субботу-то! Не буду утверждать, что зал переполнен и забит посетителями – конечно, здесь сейчас значительно меньше людей, чем в течение семестра, но все равно вполне достаточно, чтобы отвлекать или раздражать меня.
Особенно долговязый хипстер с пренебрежительным взглядом, которым он поминутно одаривал меня с тех самых пор, как сел напротив меня полчаса назад. При этом я бы не сказала, что вокруг нас было мало свободных мест. В паре метров от нас есть стол с антикварной настольной лампой, он стоит посреди зала, а не так уютно в углу, как этот, но зато он пуст. Почему он не выбрал себе место там? Я молчу уже про регулярные вздыхания каждые несколько минут. Каждый раз, когда его взгляд и очередной вздох сочетаются с царапанием ручки по бумаге или чрезмерно усердным набором текста на древней клавиатуре, я чувствую, что нахожусь на грани срыва.
Отчаявшись сосредоточиться на своем эссе, открытом на экране ноутбука, я смотрю на список, который лежит передо мной на столе. Энди всегда любит говорить, что списки помогают решить любую проблему, поэтому я его и составила. Конечно, было бы здорово, если бы он был связан с моей стажировкой, но это далеко не так. Я торопливо смахиваю несколько крошек со своего списка «за» и «против», в котором написано «Игнорировать Мэйсона» и «Убить Мэйсона». Еще я нарисовала маленького человечка на виселице – должна признать, одна из лучших моих работ. Улыбаясь, я откусываю карамельный пончик с шоколадной глазурью, который принесла с собой.
Вот! Вот оно снова. Он смотрит, вздыхает и печатает одновременно. Это так бесит. Ума не приложу, над чем можно так старательно работать.
– Прошу прощения, но… – Я издаю тихий стон негодования. Что еще ему нужно? – В библиотеке не едят.
Что, простите? Совершенно озадаченная, я сглатываю, кладу пончик в коробку обратно к трем его братьям со вкусом кокоса, малины и яблочного штруделя, а затем с удовольствием слизываю шоколад со своих пальцев.
– А еще в библиотеке не разговаривают, – мягко говорю я. – И все же ты это делаешь.
Наглый хипстер. Весь мир сошел с ума? Я ведь должна решать свои элементарные жизненные потребности. И еще я лучше концентрируюсь, когда ем. Это меня расслабляет. И я вела себя очень тихо, ничем не шуршала, не шумела, не чавкала. Я не хочу ругаться, но меня это не устраивает.
Совершенно обиженный, парень собирает свои вещи и сбегает от меня. Большего мне и не надо. Если бы я знала заранее, то принесла бы с собой бутылку вина и кусок пахучего сыра и вызывающе поедала бы виноград.
На чем я остановилась? Ах да, список. Что говорит в пользу того, чтобы игнорировать Мэйсона вместо того, чтобы прикончить его? Он помог Энди, поддерживает ее, ухаживает за Носком, у него губы вкуса шоколада, и от него приятно пахнет. В этом нет никакого смысла, но плюсы указаны в списке, тут уже ничего не поделаешь. Против этого варианта говорит то, что мне придется видеть его каждый день, он сводит меня с ума, а мою жизнь делает настолько сложной, что живой мне из этого не выбраться. И он занимается греблей. Это тоже совершенно не имеет смысла, но у меня нашлось слишком мало пунктов для столбика «Убить Мэйсона».
Мэйсон, Мэйсон, Мэйсон. Я как раз дорисовываю ему волосы на груди, пока он болтается на виселице на моем рисунке. Ладно, человечек совсем на него не похож. Больше похоже на очень деформированный картофель или что-то в этом роде, но главное – замысел.
Теперь это волосатый мертвый картофель.
Я раздосадованно откидываю ручку и роняю голову на ладони. Прямо сейчас я даже не хочу доедать остаток пончика, а это что-то да значит. У меня урчит в животе и тяжелеет в груди. Это как… я не знаю. Как будто я напугана и в то же время испытываю угрызения совести.
Если честно, то так и есть. И хотя, вероятно, правильнее было бы сторониться Мэйса хотя бы в течение нескольких дней, чтобы мы могли побыть наедине с собой и очистить голову, мне это дается нелегко. Я хотела бы сразу же уладить все и как-нибудь дать ему понять, что я не бессердечная тварь. По крайней мере, не специально. Я хочу, чтобы Мэйс улыбнулся мне, сказал бы что-нибудь дерзкое или убедил меня, что можно не волноваться. Странности случаются со всеми нами, все порой совершают ошибки, и теперь все снова будет в порядке. Мы друзья. И все.
Но это произойдет не раньше вторника.
На сей раз я должна быть сильной. Как бы мне ни хотелось, чтобы все было снова в порядке, я знаю, что еще больше испорчу все, если встречусь с ним до следующей недели. Потому что мои мысли и эмоции сейчас слишком запутанны. Потому что я еще не нашла подходящих слов, чтобы поговорить с ним. Не знаю, найду ли я их позже…
Я икаю. Ну ладно, с меня хватит. Все это просто унизительно. Я поднимаю голову, беру список, складываю его пополам и распрямляю плечи, прежде чем перейти к своему эссе.
Делай один шаг за раз.
Сегодня я исправлю эссе, чтобы сдать его в понедельник утром, а завтра я займусь стажировкой. Завтра воскресенье, может быть, Энди захочет поесть со мной суши. Хотя… не думаю, что мне следует звать ее. Она столько работает, что заслужила немного времени с Купером.
– Жизнь чертовски сложная, – бормочу я, наконец хватая остаток пончика и засовывая его в рот.
12
Пижамагеддон!
– Ты серьезно?!
– Выключи свет. И оставь меня в покое.
– Черт возьми, Мэйс! Сейчас полдень воскресенья, а ты все еще лежишь в постели, – голос Купера кажется мне… – Ты что… ты что там?..
– Уходи, Лейн, у меня нет сил на подобную болтовню.
Откуда он берет силы?
И вообще, не понимаю, в чем проблема. С каких это пор стало преступлением дольше спать по воскресеньям и мечтать о тишине и покое? То, что я не делаю этого часто, не превращает это в дело государственной важности.
– Энди! Ты нужна мне здесь.
Теперь он втягивает и Энди. Отлично. Надеюсь, она его образумит и объяснит, что его просто переклинило. И вытащит его из моей комнаты. Я хочу побыть один. Это так сложно понять?
– Я была уже на полпути на улицу. Что случилось? Это что… Боже мой! – Я слышу, как она останавливается, тяжело дыша. – Он до сих пор спит? С опущенными шторами? На нем… на нем хлопковая пижама? – Ее голос срывается, и я прижимаю подушку к голове.
Можно подумать, в моей жизни никогда не было пижамы… Ну, ладно, я давно ее не надевал. И она у меня всего одна. Но мне просто захотелось достать ее. Почувствовать уют. В этом нет ничего такого.
– Это как спортивки, – добавляет она, – только еще хуже. Он сошел с ума.
Что за чушь.
– Ладно, ладно, Энди, дыши. Ты меня слышишь? Все будет хорошо. Просто бери Носка и иди на улицу. Я сейчас.
Слышны негромкие шаги.
– Ты это слышал, Мэйс? Энди сказала, что ты сошел с ума. Потому что мы тебя таким не знаем. Ты не носишь ни пижам, ни спортивных штанов. Не хочешь объяснить, в чем дело и как это могло произойти? Вчера же все было хорошо. Сперва ты вел себя немного ворчливо и задумчиво, но время от времени даже ты бываешь таким. Это еще не повод волноваться. В клубе ты сидел в офисе и просил тебя не беспокоить, потом мы поехали домой. Ты пожелал нам спокойной ночи. А что теперь? Что пошло не так за последние двенадцать часов?
– Я не собираюсь повторять это снова, Лейн. Отвали! И поправь эти чертовы шторы, – шиплю я.