Ава Рид - Безумно

– Мы на месте. – Он снимает очки и подмигивает мне.

– На месте?..

Он уже выходит из машины и открывает мне дверь. Я быстро беру свою сумку. Когда Мэйс протягивает мне руку, я секунду колеблюсь, прежде чем решаю, что веду себя глупо, и вкладываю в его ладонь свою.

Его пальцы сжимают мои, и по мне тут же пробегает легкая дрожь, появляется тянущее чувство в животе, от которого на мгновение отключает мою голову.

Я стою перед Мэйсоном, ничего не говорю, но и не отпускаю его, и чувствую, как его большой палец нежно гладит мою ладонь. Он подходит ко мне все ближе и ближе, я задерживаю дыхание – но он просто захлопывает за мной дверь автомобиля. Да что со мной не так? Я быстро облизываю губы, заставляя себя отпустить его руку.

– Что мы здесь делаем? – тихо спрашиваю я.

– Я решил, что ничего не может быть лучше для этого свидания, чем показать тебе что-то важное для меня.

Он хочет, чтобы я последовала за ним. Когда я понимаю, что находится еще через несколько шагов в том направлении, куда мы движемся, мой пульс резко ускоряется. Нет, он же не серьезно!

– Мэйс, – в моем голосе звучит легкая паника. – Пожалуйста, скажи, что мне не нужно садиться в эту лодку.

– Тебе понравится.

– О боже, мне правда нужно туда идти?

Он уже давно стоит перед ней и ждет меня.

– Ты ведь умеешь плавать? – Я киваю. – Ну вот. Я помогу тебе сесть в нее. С тобой ничего не случится.

Не то чтобы я не доверяла Мэйсу, но вода… Я не люблю воду в таком количестве. Если лодка перевернется и я упаду в озеро, сразу станет видна разница между моей кожей и макияжем. Наверняка. Не важно, что косметика водостойкая. Небольшой дождь – это одно, а целое озеро – совсем другое… Я никогда не проверяла этого на деле.

– Обещаю, – добавляет он, и мое тело предательски приближается к нему, цепляется за него и садится в лодку, которая начинает опасно раскачиваться. Губы Мэйсона очень близко ко мне, прямо над моим ухом.

– Ты уже почти сделала это. Теперь просто садись, очень медленно. Я тебя держу.

Я киваю и делаю то, что он сказал, пока не поймаю равновесие и не усядусь в лодку на безопасное место. Мое сердце колотится где-то в горле, грозит выпрыгнуть из груди, и я тяжело дышу. Что я здесь делаю?

Мэйс немного поворачивает лодку, чтобы сесть в нее. Затем он хватает весла и развязывает веревки.

Я в лодке. С мужчиной. Не просто мужчиной, а с Мэйсом. И как нельзя некстати голос в моей голове насмехается: «Греби, греби в своей лодке»[19].

Просто замечательно.

– Это озеро Вашингтон. Согласись, оно не сравнится с участком Корабельного канала рядом с нашим домом.

– Здесь хорошо, – говорю я, потому что это правда. Несмотря на прекрасную погоду и людей на берегу и лодках, я чувствую уединение. Тут так тихо. Почти безмятежно.

Есть что-то увлекательное в том, как ритмично Мэйсон гребет веслами, сидя напротив меня. Я смотрю, как спокойно он это делает, вижу, как ему это нравится. Как его мышцы напрягаются и расслабляются, как они проступают сквозь одежду, когда приходят в движение.

Между тем я больше не хватаюсь за борт как сумасшедшая, а опираюсь руками на сиденье. Мне нравится вид, а еще я действительно радуюсь, что у моей косметики есть солнцезащитный эффект и послеполуденное солнце уже не так безжалостно палит.

– Почему мы здесь?

– Ты имеешь в виду «здесь, а не рядом с домом»? – Мы уже далеко уплыли, и теперь Мэйсон останавливается и наклоняется вперед. – Потому что ты часто там бываешь. И как бы мне там ни нравилось, это более красивое место. Если у меня есть время, я еду сюда и спускаюсь на воду здесь. Как сейчас с тобой.

– Почему лодки так много значат для тебя? Или каяки? Что там у тебя…

Мне становится все более любопытно, и я с нетерпением жду его ответа. Мы с Мэйсоном много болтали. Много смеялись. И злили и раздражали друг друга. Но вести серьезные разговоры? Только в редкие и драгоценные моменты, которых определенно должно быть намного больше.

– На воде жизнь кажется немного легче. Как будто ты находишься в полете и в то же время как если бы время остановилось. Это… – Он шумно выдыхает и подбирает слова, нахмурив брови.

– Как быть свободным. Быть самим собой, – шепчу я, ощущая комок в горле. Не знаю, знакомо ли мне это чувство, но я точно знаю, каково это – хотеть испытать его.

Его глаза вспыхивают.

– Согласен.

– Неужели ты делишься этим со мной?

Я пытаюсь разрядить атмосферу и кокетливо наклоняю голову набок. Мэйс улыбается.

– Подумал, что это хорошая идея.

– Неплохая, – признаю я делано безразличным тоном и пожимаю плечами, он хохочет и укоризненно качает головой. – Мэйс, зачем ты ездил в Вашингтон?

Вопрос выскользнул у меня сам собой, тем не менее я замечаю, насколько меня волнует эта тема и какое облегчение вызывает у меня возможность спросить об этом здесь и сейчас. Я должна была сделать это, еще когда он вернулся домой. Стоя там, под дождем на пристани или за следующие несколько дней, когда он был таким тихим и задумчивым. Не таким расслабленным, как сейчас.

– Ты уверена, что хочешь послушать эту скучную историю? – Мэйс пытается казаться беззаботным, но выходит у него не очень. Я чувствую, что за этим кроется что-то еще.

– Если ты хочешь рассказать ее, то да. Я с тобой в одной лодке и не могу сбежать.

– И я должен воспользоваться этим, да? – Он проводит левой рукой по затылку, прежде чем сесть поудобнее. – Прости меня.

Я с удивлением встречаю его взгляд.

– Я сожалею о том, что сказал перед поездкой. И как я это сказал.

– Все в порядке, – отвечаю я со всей серьезностью.

Он глубоко вздыхает.

– Ты угадала, это был мой отец. У нас не лучшие отношения, и обычно мы видимся только раз в год. На Рождество. В течение многих лет он хотел, чтобы я больше участвовал в его бизнесе, интересовался компанией и, наконец, взялся за учебу. Я был против.

– Почему?

Он потирает рукой рот и подбородок, прежде чем продолжить:

– Его мир… не подходит мне. Он вертится вокруг денег, интриг, власти, тупой болтовни. Мой отец всегда проявлял больше интереса к своей компании, чем к семье. И меня это ранило – глубоко. Черт возьми, я тогда был ребенком, и мне нужно было, чтобы папа был рядом. Вероятно, это стало основной причиной, – он поднимает взгляд на меня и смотрит открыто. – Позже появилась еще одна – девушка по имени Эль.

При этих его словах что-то во мне напрягается, и я впиваюсь пальцами в деревянный край лодки.

– Мне было девятнадцать, и я был влюблен. А она хотела лишь мое имя и деньги. Ее отец, в свою очередь, рассчитывал получить часть компании. Ты помнишь Гриффина?

Гриффин. Долго размышлять не приходится. Мерзкий тип.

Я киваю.

– Я поймал его с ней. В моей постели. Хочешь знать, в чем заключался самый сок? Что это он все намеренно устроил. Это был тщательно продуманный план. Причем он одним выстрелом убил двух зайцев. Он убедился, что она несерьезно ко мне относилась, и в тот же момент доказал мне это. Чуть позже я решил полностью отвернуться от всего этого мира. Когда Купер захотел учиться в Сиэтле, я поехал с ним. Дома меня ничего больше не держало. Мне действительно было нечего терять.

Я с трудом могу осмыслить то, что он мне говорит. Я вижу мужчину перед собой, вспоминаю его жизнерадостность и дерзость, то, как он поддерживает всех нас, а тут… такое.

– Я упорно стремился создать что-то свое и защищал себя от попыток отца вернуть меня в компанию. До тех пор, пока он недавно не оказался перед моей дверью и не поставил меня перед выбором: либо я дам ему шанс, либо он заберет квартиру, которая записана на его имя, потому что я был наивным дураком, когда мы приобрели ее, – он посмеивается. – И я это сделал. Я поехал в Вашингтон, ходил в компанию каждый день и работал там. И это просто безумие… Знаешь, почему?

– Нет, скажи мне, – шепчу я.

– Поездка прошла неплохо. Оказывается, у меня есть способности к бизнесу, экономическим стратегиям и спекуляциям. Но… по-настоящему меня сводит с ума то, что я никогда не понимал, что мой отец не виноват в том, как все сложилось. Он не был главной причиной. Я никогда не думал, что скажу это серьезно, – он на мгновение опускает голову на руки, и я, следуя минутному порыву, глажу его волосы. Я чувствую их тепло и мягкость между своими пальцами, которые внезапно соскальзывают по лбу Мэйсона и останавливаются на его щеке, потому что он снова поднял голову. Он кладет свою ладонь на мою, поворачивает ее и целует внутреннюю сторону запястья, где такая чувствительная кожа, под которой проходят вены.