В задней части прохода висел большой занавес. Сквозь него мне слышен был знакомый смех. Тощий бледный парень, который зашëл за толстую материю, разговаривал с кем-то, кого я видеть не могла. Это Кольт, барабанщик, — дошло до меня. Я узнала бы его с любого расстояния, почти так же легко, как Дрездена. Он заметил меня, и улыбка смягчила черты его худощавого лица. — Эй! Лола! Мы ждëм тебя, я, даже, пошутил, что ты сбежала.

Водитель рванул и вывел автобус на дорогу так, как если бы дожидался именно этого момента. Я сильно качнулась вперëд, но ухватилась за сиденье, частично падая на него вместе с сумками на плечах.

— Простите! — Я сказала, изо всех сил стараясь удержать равновесие. — Мне просто были нужны мои вещи. Могу я поставить их куда-нибудь?

Пожав плечами, он мотнул головой в сторону занавеса, из-за которого только что вышел.

— Можешь поставить сюда. Иди и выбери себе койку.

Койку? В груди начало вибрировать от этой идеи. У них здесь есть настоящие кровати? Не будет сна, от которого моя шея будет вдавлена в угол окна? Осторожно выпрямляясь и покачиваясь, пошла вниз по проходу, следом за Кольтом. За чëрным занавесом показалась остальная часть автобуса, такая же потрясающая, как и всë остальное. По всей длине прохода было расположено множество ниш, большинство из которых закрывали занавески. Пространства было маловато, но было просто огромно по сравнению с тем, где я спала до этого.

— Бросай свою сумку здесь, а гитару бери с собой, — сказал он. Кивнув, я оставила свои вещи на матрасе в ближайшей пустой комнате. Кольт сделал мне знак пальцами, поэтому я последовала за ним вглубь автобуса.

То, что я увидела дальше, просто взорвало мой мозг. В задней части автобуса была обустроена студия. Там были колонки, провода и плотная обивка стен, для смягчения шумов. Там было немного тесно, но это была студия на колесах, чëрт побери. Я не могла судить об этом месте слишком строго. Дрезден и Портер расслабленно сидели, поигрывая на своих инструментах. При моëм появлении все взгляды взлетели вверх, уставившись на меня. Не зная, что должна была сделать, я слабо пошевелила своими пальцами.

— Привет, ребята.

Портер отстукивал свой ритм, а свет, который проникал сквозь крохотное окошко наверху, играл в волосах его блондинистого ирокеза.

— Добро пожаловать на вечеринку,— пробурчал он.

Дрезден ничего не сказал, крутя бутылку воды в своей ладони. Я видела кусок провода, обвивший его колено и микрофоны, которые свисали точно, как виноградная лоза со зрелыми


плодами. Напряжëнность вокруг него, несмотря на то, что все остальные были рядом, заставило моë горло плотно сжаться.

У него были глаза убийцы. Вспоминая разговоры о Джонни Мьюзе, о том, как Дрез избил его до состояния кровавого месива. Мозг, остановился. Я никогда этого не видела, так, что не посылала себе мнимые жестокие картинки. Тем не менее, алая кровь заполнила всë перед моим мысленным взором.

— Хочешь выпить чего-нибудь? — спросил Кольт, проскальзывая рядом со мной в сторону холодильника. По-моему кивку он бросил мне бутылку. Неумело словив, я прижала еë к своей груди. Портер опустился рядом со своими барабанами, опытными руками схватив гладкие палочки.

— Мы должны быть откровенными с тобой, Лола. — Они притихли, ожидая моего ответа. Моргнув, я села на скамью около стены, как можно дальше от Дреза.

— Конечно. Хорошо, продолжай, откровенно. — Кольт приоткрыл губы, но Дрезден оказался первым, кто заговорил. Его голос был мягкий и оживлëнный, как лëгкий осенний ветерок.

— У нас есть только два дня до следующей остановки в нашем туре. Нам нужно, чтобы ты была готова, в противном случае мы будем выглядеть, как придурки, на сцене. Понимаешь меня?

— Да, — пропищала я, потом попыталась ещë раз. — Да. Я понимаю это, не беспокойся. Я готова сделать всë необходимое, чтобы произвести впечатление на мир.

Барабанщик повернул шею, огромные наушники грохотали в его ушах.

— Это ты сейчас так говоришь. Дождëмся окончания этой репетиции, и вот тогда мы посмотрим на твой решительный настрой. — Его сомнения взволновали меня, желчь разъедала мой голос.

— Всë будет в порядке, — сказала я, схватив свою гитару, чтобы настроить еë. Я сжала колки слишком сильно, моя кожа  начала ныть. Неужели, они думают, что я такой жалкий новичок? Лëгкий шорох заставил меня посмотреть наверх. Дрезден возвышался надо мной, так что мой взгляд был на уровне его талии. Он наклонился и протянул мне какие-то бумаги, меня окутал мягкий запах табака и цитруса. Ублюдок…он хорошо пахнул.

— Вот, — сказал он, махая страницами. Впервые я обратила внимание на повязку на


костяшках его пальцев. — Музыкальная партитура наших песен. Ты должна придерживаться еë, не смотря на то, что ты говоришь, что уже все из них тебе известны. Мы начнëм с «Black Grit».

Я покраснела…почему я покраснела? У него была такая энергетика, которая просто ошеломляла меня. Она душила и вселяла в меня смелость взять в себя как можно больше от еë сущности или ощущать себя как в тумане. Сосредоточься, забери у него бумажки. Мои пальцы дрожали, когда я протягивала руку. Успокойся, твою мать! Кричала я в своей голове, сражаясь с непримиримыми эмоциями внутри себя. Я вела себя как фанатка, но почему? Потому что он — Дрезден, вот почему? Ты в буквальном смысле была его фанаткой на протяжении нескольких лет. Ты слушала его музыку, танцевала под неë, пела еë, засыпала вместе с ней. Ты знаешь, какой он талантливый. Сколько в нëм энергии. Это было так. Это было именно тем, чем являлось на самом деле. Он отошел на своих длинных ногах, не выражая никаких эмоций. До этого момента так и не присел, он схватил микрофон и выпрямился во весь рост.

— Здесь звук будет тише, чтобы наши уши не разорвало от него. Помни это. — Кивнув, я устроилась на скамье; листы с нотами были на моих коленях. Бумага немного


смещалась от моей дрожи, и я оперлась на всю стопу, чтобы остановить это. Кольт постукивал своими палочками, наигрывая короткими движениями, Дрез сделал глоток воды. А затем они начали. Это было частное шоу «Four and a Half Headstones» — лично для меня. Шоу, частью которого была я сама.

— Ты борешься со мной, — начал Дрез, его слова струились как песок. — Я загнан в угол — это дело твоих рук, и я не могу твëрдо стоять на собственных ногах. — Он напевал низко, с небольшой дрожью, его голос окутывал меня от головы, спускаясь к животу. Я почти забывала что-то наигрывать по своим нотам. Он так хорош, думала я о нëм с благоговением. Он был рождëн, чтобы петь. Дрезден закрыл глаза, ощущение его голоса скользило сквозь моë горло в мои уши так, как будто всë принадлежало ему. — Сражайся со мной, презирай меня, убей меня! Кольт подчëркивал его крики, ударами по тарелкам барабанной установки, мой мир


превращался в древнее противостояние металла и дыма. Ещë никогда мне не приходилось прилагать столько усилий, чтобы собраться с мыслями. Чтобы хотя бы просто дышать…

— Сражайся со мной, — рычал Дрезден. — Всего одна ночь отделяет нас от падения. Сражайся со мной когтями и клыками. — Его глаза — зелëные морские глубины страстного желания, открывались, сосредотачивая взгляд на мне. — Ты сражаешься со мной, и я не могу устоять на ногах.

Я ошиблась, последний аккорд отдался в моих ушах, вызывая отвращение. Моë лицо


пылало, и я склонив голову продолжала играть. То, как он пел, не давало мне возможности


сконцентрироваться. Если бы Дрезден положил руки ко мне на плечи, даже тогда бы он не смог стать ближе ко мне, чем это было сейчас. Что со мной не так? Жар в моём животе предостерегал о том, что это нечто большее, чем обожание или нервное потрясение от вида знаменитости. Я чувствовала, как меня тянуло к Дрездену, такое я чувствовала только тогда, когда читала обзоры в журналах. У меня был единственный парень, и то недолго, мы расстались сразу же после окончания школы. Его звали Гарольд. Я его называла «озабоченный Гарольд», потому что он постоянно хотел трахнуть меня…, а я всегда очень боялась.


Он — единственный, кто заставил меня желать его прикосновений ко мне. «Я не должна думать про это» — размышляла я отчаянно. Были серьёзные основания для моего нахождения здесь. Я должна сделать так, чтобы у меня всё получилось — это колосальная возможность.