Оливия Голдсмит - Билли-талисман

— Я покажу тебе насилие, сопливое хранилище холестерина, — грозила она, падая на Эллиота и продолжая колотить его игрушкой.

Эллиот отвечал ей тем же, используя надувного фламинго и плюшевую собаку. Он был гей, но отнюдь не слабак. Когда оба обессилели, то, пыхтя и смеясь, уселись вместе на большой стул — Кэйт сверху. Дверь растворилась.

— Простите, — произнес доктор Мак-Кей, однако сам он вовсе не относился к людям, способным простить что-либо. — Мне показалось, я слышал шум.

Джордж Мак-Кей, директор школы Эндрю Кантри, редкий лицемер, карьерист, был просто помешан на слежке, к тому же всегда безвкусно одет. А еще он имел обыкновение употреблять слова, которые не были в ходу в последние десятилетия.

— Шум? — переспросил Эллиот.

— Мы просто опробовали новый метод психотерапии, — выпалила Кэйт. — Надеюсь, мы вас не побеспокоили.

— Да уж, это было действительно громко, — пожаловался доктор Мак-Кей.

— Хотя я и мало знаю об этом, но ВИТ — воздушно-игрушечная терапия — как правило, сопровождается шумом, — заметил Эллиот с непроницаемым лицом, — и все же она пользуется значительным успехом в школах для одаренных детей, при умелом руководстве. Правда, для нее, возможно, требуется специальная обстановка. Я не эксперт, — добавил он, кивнув в сторону Кэйт, как бы ожидая от нее профессиональной оценки. Она же пыталась кашлем побороть приступ смеха.

— Мы сообщим о результате после трех часов, доктор Мак-Кей, — пообещала она.

— Ну, хорошо, — чопорно ответил тот и исчез так же внезапно, как и появился, затворив дверь решительным, но рассчитанным движением. Кэйт и Эллиот переглянулись, досчитали до десяти, а потом разразились хохотом, который им до того приходилось сдерживать.

— ВИТ? — захлебывалась Кэйт.

— Знаешь, гетеросексуалы любят акронимы. Вспомни про армию. Через каких-нибудь десять минут он будет искать в Интернете «воздушно-игрушечную терапию», — предсказывал Эллиот. Он поднялся и стал собирать плюшевых зверюшек. Кэйт помогла ему. Вся пикантность ситуации состояла в том, что Эллиот был тем, кто помог Кэйт получить работу, и с тех пор Джордж Мак-Кей неоднократно повторял в беседах с некоторыми учителями, что он подозревает связь между ними. Какой бы нелепой ни показалась эта идея, вид обоих, сидевших на одном стуле, не располагал к рассеиванию недоверия доктора Мак-Кея, много раз на учительских совещаниях заявлявшего о том, что он «не поощряет панибратства между профессионалами — работниками на ниве образования».

Когда Кэйт и ее «коллега по профессии» перестали смеяться, она встала, поправила блузку и убрала волосы назад, на этот раз с помощью заколки, которую отыскала в ящике стола. Эллиот стоял недвижно, глядя на стул. Наконец он издал театральный вздох.

— Черт! — сказал он. — Ты раздавила мой банан. — Он достал искалеченный фрукт из своего пакета, который пострадал во время баталии.

Кэйт обернулась и, приняв позу роковой женщины, произнесла:

— Как времена переменились! Раньше ты, бывало, любил, когда я проделывала это.

Эллиот рассмеялся:

— Предоставляю упражняться с бананами вам с Майклом.

Кэйт и ее новый бойфренд, доктор Майкл Этвуд, собирались поужинать с Эллиотом и его партнером Брайсом. Там должно было состояться представление Эллиота Майклу, и у Кэйт слегка покалывало в желудке от одной мысли об этом. Она очень надеялась, что они понравятся друг другу.

— Если я тотчас не уйду, то опоздаю, — сказала она.

— Хорошо, хорошо.

Кэйт схватила свитер со спинки стула и направилась к выходу.

— Однако ты любишь свою работу, — сказал Эллиот, глядя на нее.

На ходу она кивнула: ей было ясно, что последует дальше.

— Похоже, что, хоть я и был тем, кто помог тебе получить это место, ты не собираешься сказать мне, куда направляешься?

Кэйт не потрудилась ответить, выплывая из кабинета. Эллиот поспешил вслед за ней. Он был из тех, кого в Бруклине называют «приставалой».

На протяжении всех лет, что Кэйт знала Эллиота — а это уже больше десяти, — ему всегда удавалось утешить ее в грустные моменты и порадоваться ее успехам. Теперь, когда они шагали по коридору к его классу, она с нежностью поглядывала на него. И растянутая футболка, и жутко-зеленая рубаха с украшением в виде горчичного пятна, и мятые штаны, и небрежные рассуждения о любви — конечно, все это не в плюс ему, но он был человеком тонкого ума и преданным и щедрым другом. Она испытывала к нему что-то вроде благодарности. Как обычно, он ободрил ее и помог отвлечься от школьных неурядиц.

Кэйт гордилась тем, что работала с детьми. Она и сама многому училась у них. Школа однозначно внушала детям, что необходимо быть богатым и успешным, но Кэйт видела: деньги, привилегии и образование несут с собой не меньше страданий, чем те, что она сама испытала в свои исковерканные детские годы. Она рассталась со своей ненавистью к тем, кто богат, и была благодарна за это. Она выбрала свою профессию не из-за денег, на самом деле она смотрела на работу как на своего рода призвание. К ней она никогда не относилась легко мысленно и часто обнаруживала, что в конце рабочего дня ей трудно от нее отключиться. Но сегодня ей это было необходимо, чтобы помочь Бине подготовиться к важному вечеру, а позднее представить Майкла Эллиоту и Брайсу за ужином.

Она ждала в классе Эллиота, пока тот заталкивал многострадальный пакет от завтрака в мусорное ведро, затем рылся в своем неопрятном столе.

— Знаешь, трудно не думать о Брайане. Он такой славный, и ему было по-настоящему тяжело. Я думаю, его разочарование в том, что колдовство не помогло, да и не могло помочь, может впоследствии создать ему проблемы, — вздыхала Кэйт. — Мальчишки куда более хрупкие, чем девочки.

— Будешь еще мне рассказывать об этом! — глубоко вздохнул и Эллиот. — Я до сих пор не могу забыть, как Филлис Беллусико сказал мне про мой запах.

— Правда? — спросила Кэйт, всегда готовая превратиться в зрителя. Она привыкла к выходкам Эллиота. Со времен колледжа они развлекали друг друга, припоминая черный юмор из своего детства.

— Ну, да, — подтвердил Эллиот без энтузиазма, — но от меня пахло хорошо. Должно было пахнуть хорошо. Я вылил в трусы целый флакон маминых духов «Белые плечи».

— Фью-фью, — произнесла Кэйт, подражая кое-кому из своих «пациентов». — Пожалуй, Брайан был прав. Должна согласиться с Филлисом. Это и правда было?…

— Да, в третьем классе, но после некой специальной терапии и с помощью и любовью Брайса я надеюсь избавиться от этого воспоминания лет этак через десять.

Кэйт радовалась, когда Эллиот был в ударе. Она не могла не рассмеяться.

— Мальчишки привыкли ломать вещи, которые любят.

— Если они не в состоянии уничтожить их, — горько добавил Эллиот — дети часто изводили его в школе. Через минуту он сказал: — Мне нужно зайти в «Дин и Де-Люка» за рисом для нашего сегодняшнего ужина. Брайс готовит свое всемирно знаменитое ризотто. Ты можешь сказать Майклу, что это твой рецепт. Это путь к сердцу мужчины…

Кэйт бросила подозрительный взгляд и ответила:

— Да уж, и прошу, веди себя безупречно. Эллиот, ты не можешь просто…

— Нет, — прервал ее Эллиот, — я ничего не могу просто так. — Он подошел и быстро обнял ее. — Я не хочу ни обескураживать, ни критиковать вас. Просто я хочу убедиться, что вы знаете, что делаете.

— О, Боже! Кто же знает, что он делает, пытаясь найти родственную душу?

— Ладно, тут ты права. Но я не хочу, чтобы тебе снова было больно, Кэйт. — Он сделал паузу.

Кэйт понимала, куда он клонит, и не хотела продолжать разговор. Ее последняя связь завершилась так неудачно, что она даже не знала, как бы она смогла пройти через это без поддержки Эллиота. Она отдала массу времени и чувств Стивену Каплану, и все напрасно. Она стала так подозрительна и недоверчива к мужчинам, что боялась даже признаться в этом. Что было хорошо в Майкле, так это то, что она могла полностью доверять ему. Он, возможно, не обладал веселостью и легким обаянием Стивена, но зато в нем чувствовались основательность, упорство и честность. По крайней мере, ей так казалось.

— Вот для этого ты и познакомишься с Майклом.

— После Стивена мне позволяют познакомиться с твоими новыми любовниками. Я был бы рад, если бы ты нашла своего единственного и сделала из него старого бойфренда.