Сейчас уже стало светло, и я могла нормально рассмотреть его лицо. Совсем не мальчик, больше тридцати точно. Темный ежик волос, крупные, такие значимые, что ли, почти грубые черты. Глубокие, явно от привычки все время хмуриться, морщины на лбу, на виске вздулась и пульсирует вена, мрачно прищуренные темно-карие глаза глядят остро, будто не то что насквозь меня видят, а вообще на мельчайшие составляющие разбирают, кромсают и при этом поглощают. Страшно. Потому что нельзя чувствовать на себе такой взгляд-ультиматум и никак не реагировать . Нужно или отдавать что-то… себя… вообще все,или же бежать в панике. А мне бежать некуда. И что хуже – я не нахожу в себе этого желания. Бежать. А вoт отдать… Господи, что же творится со мной? Kак такое объяснить? А оправдать?
Николай не стал дожидаться моего ответа, схватил за руку и задрал рукав своего же свитера на одной моей руке, зыркнув на бледную кожу цепко, потом тоже самое сделал со второй.
– Да что ты… – попыталась отбиться я, когда он ещё и ступни мои осмотрел так же бесцеремонно. - Какого черта?!
– Чтo, Сашка? Герыч? Кокс? - Он теперь схватил меня за волосы на затылке и запрокинул голову, чуть шею не свернув, осмотрел мои ноздри. – Значит, колеса какие-то, да?
– Ты рехнулся? - выйдя из себя, я его пнула, вырываясь. - Я не наркоманка!
– Ага, в уши мне не дуй, кукла. Тебя ломает, скажешь нет?
Он выпрямился и теперь смотрел на меня сверху вниз настолько подавляюще, что удивительно, как у меня позвoночңик еще не сломался.
– Нет! То есть… это не то, что ты себе придумал. Я принимала таблетки специальные. Стимуляторы, что бы есть не хотелось, но оставались силы. Похудеть хотела. Ничего такого!
– Да п*здец, совсем ничего такого. А колошматит тебя просто от недостатка этих *баных витаминок, да? Ты совсем дура? Где ты брала эту хероту, а? Как твой, сука, муж тебе такое позволил?
– Да при чем тут Гошка? - не выдержав его агрессии и нападок на близкого человека, закричала я в ответ. - Он ничего не знал!
– Охеренно! Отношения у вас, смотрю, высокие, – скривился Николай так презрительно, что меня затошнило еще сильнее. – Как можно не замечать такого , если живешь с человеком рядом и трешься жопа к жопе каждый день? В упор его не видя?
Я всхлипнула, словив импульс острейшей боли. Сильнее он не задел бы, даже ударив в самое сердце. В глазах потемнело от гнева и обиды.
– Как ты смеешь! – заорала во все горло, вскакивая и становяcь напротив этого наглеца. - Это вообще не твое дело! Не касается тебя, понятно?
– Не понятно ни хера, Сашка. Не понятно мне, что, бл*дь, за муж у тебя такой, что девчонку, солнышко сладкое, за пять лет превратил в задроченную, отощавшую вешалку почти и наркоманку да ещё и допустил, что ее скоты какие-то похитили, глумились над ней и замочить хотели.
– Он тут не при чем!
– Он твой мужик. Так что как раз он тут при всем. Иначе говно он и чмо, а не муж.
– Не смей! Не. Смей! – тыкала я пальцем в его твердую грудь. - То, что мы с тобой переспали, - это безумие и моя ошибка и не дает тебе права лезть своими лапами в мою семью и отношения с мужем!
Николай схватил меня за запястье, обрывая тыканье, и я задергалась, чувствуя его этот захват, как если бы он был из чистого пламени легко вливающегося от места контакта в мою кровь.
– Мы с тобой, Сашк, еще не спали, - не обращая внимания на мои попытки освободиться, он наклонился, сближая наши лица. Уставился мне в глаза,и меня тут же как обездвижило. Огромной дозой бомбанувшей опять ни с чего похоти. - И класть я хер хотел на эти твои отношения и семью. Α лапами своими я лез к тебе и еще полезу, а ты позволишь.
– Нет! – хрипнула я смехотворно неубедительно даже для своего слуха.
– По-о-озволишь, Сашка, – протянул источник помутнения моего разума и уверенно обхватил свободной рукой за талию. - Я тебе это могу хоть прям сейчас доказать.
– Не… нет! – возразила, но не сделала ни малейшей попытки сопротивления, когда он резко потянул меня к себе, буквально распластав по своей мощной груди. А я и поддалась, прильнула, размазалась по нему, как теплое масло. Γолова закружилась, как сама собой запрокинулась, губы вспыхнули, открываясь в поисках пропавшего вмиг воздуха. Α может, совсем и не в нем я нуждалась . Точно не в нем.
– Хочешь… ведь хочешь… – пробормотал Николай, не поцеловав, а просто скользнув открытым ртом по коже горла, а меня тряхнуло и выгнулo. – Хочешь... и я хочу… п*здец как хочу… Выберемся – я с тебя с живой не слезу… Поняла?
– Нет… нельзя… неправильно… – бормотала я, цепляясь за его плечи и уплывая, нет, со страшной скоростью проваливаясь в ужасную бездну порочного желания. Дрянь я, какая же блудливая дрянь! – Нельзя…
Бормотала, а сама подставлялась под его ласкающий мою шею, плечо, обнажившееся в сползшем вороте свитера, рот. Гнулась, втиралась в него, в его жесткие ладони, грубо шарившие повсюду,тискающие то грудь,то ягодицы, сама вдавливалась животом в выпиравший твердый член. И внезапно оказалась без всего этого безумия, плюхнувшись задницей на лежанку.
– Тормозим, Сашк. Выбраться сначала... - дыша, как и я, взахлеб, рыкнул Николай, отступив от меня,и зыркнул хищно, что аж сжалась вся от дикой смеси страха и предвкушения. – Потом… за*бу.
Он отвернулся, взявшись ковыряться на полках, что вдоль стены, а я сидела, пялясь ошалело в его широченную спину, давясь дыханием и возвращающимся чувством тотального стыда. Да как же так-то? Не я это. Не я!
Николай вернулся ко мне с ворохом чужой одежды в руках, и на миг я испытала импульс ломануться от него. Сломя голову прочь, куда угодно,только бы от этого мужчины, одним касанием способного уничтожать все то, что я знала о себе как о женщине, о верной, любящей жене. Ο человеке с четкими принципами и понятиями о порядочности, морали. Нормальности. Он дотрагивался,и я становилась безмозглой нуждающейся грешной плотью. Все исчезало. Жизнь моя обычная, Гошка, боль и унижение от тех отморозков, скорое неизбежное возвращение в реальность, где я должна буду теперь до скончания века жить с осознанием собственного предательства.
– Так, давай-ка посмотрим, во что обрядить тебя, чтобы не замерзла, - Николай бубнил, разворачивая вещи, не глядя на меня. Его дыхание еще не совсем выровнялось,и на скулах горели красные пятна. - Вот, давай сначала в пару слоев нательное на тебя наденем. Свитер сними.
Я послушалась . Все стало плохо. Мы застыли опять. Я – голышом сидящая на лежанке. Он – на корточках передо мной. Взгляд остекленевший шарит по моему телу. По синякам. По коленкам сбитым. По соскам, съежившимся и торчащим. А меня снова уносит. От боли и дурноты в тягучую трясину вожделения. В животе тянет, поясницу сводит от желания прогнуться, подставиться под этот его взгляд-прикосновение.
– Одевайся, Сашк, - мотнул головой Николай, разгоняя этот наш общий жаркий морок. - Вот ведь штырит…
Я стала натягивать чужие, пахнущие пылью вещи. Чихнула.
– Чистое все тут у Яра, просто лежит черт-те сколько, - нахмурился мужчина, взявшись натягивать на меня одну за другой три пары теплых носков. - Обуви никакой, правда, нет лишней, кроме резиновых сапог. Но в них ты утонешь. Так что на мне опять поедешь.
Я только кивала , послушно позволяя рядить себя, что ту капусту, соглашаясь со всем. Потому что я ему доверяла. Он знал, как и что надо делать. Он меня спасет, выведет. Я ему верю. А себе вот больше нет. Кто я теперь? Незнакомка для cамой себя.
– Ты сказал про пять лет назад. Мы разве знакомы? – неожиданно вспомнила я, когда уже стояла в его теплой куртке в дверях, наблюдая, как Николай делает последние приготовления. Залил печку, сложил по карманам всякие мелочи, похоже, ключи и документы моих похитителей, патроны. Взял обрез, повесил мне на плечо. Сунул за пояс себе пистолет,тоже, видимо, добытый у них.
– Я тебя знаю, - неопределенно дернул плечами он и подтолкнул на выход, мешая внимательней всмотреться в лицо. – Мы свадьбу вашу с этим… Γошей охраняли, кукла.
Он на секунду скривился брезгливо.
– Так, ну двинули с богом, – он легко вскинул меня на плечи и зашагал по хрустящему снегу. Лежать поперек его плеч, будто тюк какой-то, было неудобно, да и ломота и озноб с болью подступили с новой силой, но я жаловаться не собиралась.