Шеррил Вудс - Благие намерения

Словно прочитав ее мысли, он ухмыльнулся и покачал головой:

— Нет, я не собираюсь целовать тебя.

— О! — Похоже, выпал ее день на откровения мужчин.

— Не то, чтобы мне не хотелось. Однако мне кажется, что ни один из нас не готов сейчас к новому роману. Нам бы со старыми разобраться.

— Тогда что мы тут делаем?

— Наслаждаемся видом.

— Всего-то?

— Ты разочарована? Следует ли мне чувствовать себя польщенным?

Трейси всматривалась в глаза Чарльза, пытаясь заставить себя улыбнуться. Но безуспешно.

— Я хотела бы…

Он приложил свой палец к ее губам:

— И я, Трейси, но так не годится, — его глаза вдруг проказливо сверкнули. — Однако мы вполне можем посидеть тут и дать время подумать твоему бывшему муженьку.

— Не считаю твою идею блестящей.

— Если он накинется на меня, ты можешь вмешаться и защитить мою честь. Я слышал, ты ловко орудуешь веником.

— Эта история будет преследовать меня, вероятно, всю жизнь?

— Может, и нет. Я услышал ее практически в первый же день своего появления в городе. В один прекрасный день она станет частью фольклора Сильвер-Фолса.

— Господи, не допусти этого!

— Не говори так. Только представь себе, как будут гордиться твои праправнуки, читая о своей горячей прапрапрародительнице.

— Интересно, что они подумают о своем пра-прапрадедушке? — кисло пробормотала Трейси.

Чарльз вдруг посерьезнел, приподнял ее подбородок, пока их взгляды не встретились.

— Они подумают, каким же он был дураком; что отказался от тебя.

Трейси почувствовала, как слезы наворачиваются на ее глазах, она благодарно смотрела на него.

— Спасибо, Чарльз. Сегодня мне было необходимо услышать такое.

— Пожалуй, пора отвезти тебя домой. Когда они подъезжали к дому, крыльцо было ярко освещено. Свет горел во всех комнатах на первом этаже. Трейси увидела Дуга бродившего по комнатам и остановившегося на звук подъехавшей машины.

— Туземцы, похоже, не находят себе места, — сухо заметил Чарльз.

— Пусть туземцы убираются к черту! — выдохнула Трейси.

— Надеюсь, ты не будешь возражать, если я не останусь посмотреть, кто победит в предстоящей битве.

— Трус!

— Может быть, — проронил он, высаживая ее у нижней ступеньки крыльца. — Я предпочитаю считать это благоразумным тактическим отступлением. Позвони, если потребуется подкрепление.

Трейси небрежно отсалютовала ему и вошла в дом. Дуг уже сидел, развалившись на софе, с неизменной банкой пива в руке. Притворившись удивленным, он воскликнул:

— Уже вернулась?

— Уже? Меня-то удивляет, что ты еще не спишь, — сепарировала она с невинным видом. В такую смехотворную безучастность могут ведь играть и двое. — Уже жутко поздно. — И она демонстративно зевнула, поколебав холодную самоуверенность Дуга. — Ну, я иду баиньки. Этот свежий воздух на озере здорово утомляет. — Она сладко улыбнулась и направилась к лестнице.

— На озере? — проревел он. — Вы же поехали пообедать. Какого черта вас понесло на озеро в такой поздний час?

— Не твое дело, — отрезала она с таинственным видом.

Необыкновенное удовлетворение охватило ее, когда при небрежном упоминании озера глаза Дуга засверкали яростью, а губы растянулись в волчьем оскале. Оказавшись наверху, в безопасности своей спальни, она попыталась сообразить, почему это ее так потянуло подначить его.

Оглушительный звон и грохот металла о металл, сопровождаемые потоком цветистой ругани, разбудили Трейси воскресным утром. Она сонно взглянула на будильник. На целый час раньше ее обычного пробуждения! Даже Дональд, склонный вставать рано и шумно, не имел дурной привычки просыпаться в такое время. Это мог быть только Дуг. Он любил наблюдать за восходом солнца и считал тех, кто не разделял его восторга по поводу окрашенного в розовое рассвета, безнадежными лентяями.

Трейси выбралась из постели и отправилась на разведку. К своему вящему изумлению, она застала Дуга в кухне жарящим бекон и кипятящим кофе. Уж такого-то она никак от него не ожидала. Шум был такой, что она подумала, уж не решил ли он сделать пристройку к дому и не принялся ли за работу с самого раннего утра. Такое больше подходило его характеру.

— Доброе утро, детка, — весело приветствовал он ее. — Надеюсь, я тебя не разбудил?

— Да что ты, — раздраженно проворчала она. — Я сплю спокойно, даже когда по дому проносится смерч, грохоча стропилами.

Он продолжал безмятежно улыбаться.

— Ну, я не виноват, что ты напихала как попало кастрюли и чайники в шкаф и они грохнулись, как только я открыл дверцу.

— Не я, а Дональд. Такое теперь у него хобби: вынимать их и потом запихивать обратно. Так он занимается делом, пока я готовлю обед.

— Забавно, — сухо бросил Дуг.

— Гораздо лучше, чем когда он барабанил по кастрюлям ложками.

— Могу себе представить, — проронил Дуг с обворожительной улыбкой, и у нее тут же запорхали бабочки в желудке. Она с трудом оторвала от него взгляд и сосредоточилась на плите. Массивная, неодушевленная, она не могла причинить ей вреда, если только не дотрагиваться до горячей конфорки. Дуг же мог разнести в клочья ее спокойную жизнь одним лишь пылким взглядом.

Бекон выглядел очень аппетитно, а кофе пахло восхитительно. Крошечный циничный голосок в ее мозгу поинтересовался: кто это убедил его, что настоящие мужчины могут позволить себе заглянуть на кухню не только в поисках пива? Ей ни разу не удавалось заставить его даже накрыть на стол, не говоря уже о готовке.

Забыв на время о самосохранении, Трейси вдруг поймала себя на том, что приглядывается к Дугу, не переставая изумляться тем переменам, которые она заметила в нем за сутки. Сначала уборка, потом стирка, а теперь еще и завтрак, и все без малейшего намека на протест. Больше того, он даже вроде наслаждался всем этим, что не могло не привести ее в смятение.

Как и его вид. На нем были тщательно отутюженные, явно дорогие темно-синие брюки и один из тех украшенных оборочками фартуков, которые мать дарила ей на каждое Рождество. Другие мужчины выглядели бы смешными в таком наряде, но только не Дуг. Еще бы — он не надел рубашку, и кружевной фартучек отнюдь не мог скрыть его мужественность, дразняще выставляя напоказ жутко сексапильную грудь и обалденно играющие бицепсы.

Трейси не Могла отвести от него глаз, как ни пыталась сосредоточиться на плите и шипящем беконе. И когда легкая дрожь вожделения пробежала по ее позвоночнику, она попыталась убедить себя: да, она всегда балдеет от аромата бекона.

Дуг же опять читал ее мысли. Хитро улыбаясь, он скользнул взглядом по ее жалкому, вылинявшему халатику, который она преднамеренно достала из дальнего угла шкафа. Он был толстым, теплым, удобным, и обычно она приберегала его для тех случаев, когда простужалась и когда не ожидала никаких посетителей, кроме разве что почтальона или матушки, которой она нравилась, как бы гадко ни выглядела. Сегодня она просто нуждалась в поддержке любимого халата, надеялась, что его довольно неопрятный вид заставит Дуга хорошенько подумать, стоило ли ему тут задерживаться.

— Не пора ли тебе одеться? — небрежно поинтересовался он, переворачивая кусочки бекона.

Он удержался от замечаний по поводу ее наряда или теней под глазами, свидетельствовавших о недосыпании.

К своему удовольствию, ночью она обнаружила, что пытаться заснуть, когда Дуг Магир находится так близко, все равно, что пытаться остаться сухой, когда внезапный весенний дождь застанет тебя посреди городской площади. Просто невозможно, как бы много овец ни насчитать. Она досчитала где-то до ста двух и отказалась от этой затеи, истерзав свою подушку, пока наконец не задремала.

— Чего бы я стала одеваться? — безучастно спросила она, заставляя себя не отводить взгляда от его смеющихся синих глаз.

— Да к церкви.

У нее отчаянно расширились глаза:

— Ты хочешь пойти с нами в церковь?

— Конечно, — ответил он с таким видом, что ей захотелось треснуть его чугунной сковородкой по башке и обварить кипящим жиром. — Мы всегда ходили в церковь вместе.

Что правда, то правда. С того дня, когда, еще учась в средней школе, они начали встречаться, Дуг каждое воскресенье присоединялся к их семье в церкви. У ее родителей даже создалось впечатление, что он черпает что-то из проповедей и потому станет ответственным, надежным и внимательным к другим. И весь первый год после свадьбы он и казался таковым. Но в конечном счете оказалось, что ни одно слово из тех проповедей не запало в его память, и меньше всего его свадебный обет.