Элизабет дотронулась до кинжала на боку, погладила его, как живое существо, и прошептала:
– Наше время еще придет.
– С кем это ты разговариваешь? – послышался позади голос деда.
Элизабет повернулась и попыталась улыбнуться. Она радовалась, что старик с ней рядом и поможет пережить этот вечер.
– Со своим кинжалом, – ответила она. – Подбадриваю клинок. Ты, наверное, думаешь, что я совсем свихнулась?
– Вовсе нет. – Дед покачал головой. – А у твоего кинжала есть имя?
– Ты надо мной смеешься…
– Нисколько. Мечам и кинжалам принято давать имена.
– Я думала, только монархи нарекают свои мечи.
– И они тоже. Помнишь легенды о могущественном короле Карле Великом? Некоторые из них воспевают его любовь к мечу Жуайез.
– У клинка Роланда тоже было имя – Дюрандаль; и о нем тоже складывали песни, – вставила Элизабет.
– Вот видишь, выходит, ты вовсе не рехнулась. Я уверен, и твой муж беседует с мечом
– Оружие доставляет Джеффри огромное удовольствие, но я не думаю, чтобы он разговаривал с мечом. – Она усмехнулась:
– Я думаю, все рыцари суеверны. Давать оружию имена и потом…
– Ремесло убивать – очень серьезная штука, – перебил ее дед. – Рыцарь знает, что без оружия он бессилен, и поэтому боготворит клинок.
– Ты меня разыгрываешь. Я тебе не верю, – возмутилась Элизабет.
– В твоем образовании, внучка, большие пробелы, – спокойно ответил Элслоу. Он взял ее за руку и повел вниз по лестнице. – Рассмотрим, к примеру, копье. Самое эффективное оружие. Ты с этим согласна?
– Да, – кивнула она.
– Прямота древка символизирует правдивость мыслей хозяина, а металлический наконечник – силу рыцаря.
– Значит, кривых копий быть не может? – Элизабет рассмеялась нелепости собственного вопроса.
– Конечно, нет, – согласился старик. – К тому же кривое копье потеряло бы боевое значение.
– А как насчет остального вооружения?
– Шлем символизирует скромность, шпоры – прилежание.
– Муж не часто надевает шлем, значит, его нельзя назвать скромным? – шутливым тоном спросила Элизабет.
– Нечего устраивать мне ловушки, когда я пытаюсь тебя хоть чему-нибудь научить. – Элслоу чуть не смеялся.
Они сошли вниз и повернули к залу. Старик почувствовал, что внучка сильнее сдавила его руку, и понял, что ее напряжение непомерно растет, но продолжал рассуждать тем же веселым голосом:
– Теперь – щит. Любой рыцарь считает эту часть вооружения почти такой же важной, как и меч.
– И что же значит для воина щит?
– С его помощью рыцарь оберегает тело, которым заслоняет от опасностей своего господина. Как, например, твой муж – короля Вильгельма.
– Ты еще ничего не сказал о луке и стрелах.
– Ну, воины-то используют оружие потяжелее. Такое, что им по руке.
– Отец называл мой лук…
– Малоэффективным?
– Более того, бесполезным и глупым…
– Довольно! Ты ранишь мое сердце. Я сам вырезал для тебя эти стрелы, – расхохотался Элслоу и тут же шепотом спросил:
– А как ты думаешь, почему я сделал тебе такой необычный подарок?
– Чтобы досадить отцу, – улыбнулась Элизабет и заглянула в искрящиеся глаза деда.
Она так заговорилась с Элслоу, что не заметила, как оказалась в самом центре зала – в окружении людей барона и воинов Белвейна.
– Признаю, – усмехнулся старик.
– И собак ты мне поэтому подарил. Принес малюсеньких щенков, но сам знал, в каких огромных псов они превратятся.
– Знал, – с готовностью согласился дед, – но с твоим отцом не поделился.
– Странно, что он вас не зарубил.
Внучка и дед разом подняли головы и только тут увидели стоявшего рядом Джеффри. Лицо барона светилось.
– Это была всего лишь игра, – сказал старик и положил ладонь Элизабет на руку мужа. – Томас всегда был рад моим визитам – он ведь сам меня приглашал, – и, заметив в глазах внучки сомнение, кивнул в подтверждение собственных слов. – Да-да, посылал за мной. Неужели ты полагала, что я появлялся в Монтрайте, когда мне заблагорассудится?
Элизабет с интересом посмотрела на деда, и он продолжал:
– Твой отец отправлял мне записку, в которой говорилось, что я пренебрегаю своими обязанностями отца. Я приезжал в Монтрайт, и он делал вид, что удивлен, как все.
Элслоу подмигнул внучке и снова обратился к барону:
– Я привел ее сюда, милорд. А честь отобрать кинжал предоставляю вам.
Джеффри кивнул и за руку притянул Элизабет поближе к себе:
– Не хочешь поздороваться со мной, как в прошлый раз?
– Не хочу, – ответила девушка. – И кинжал останется при мне.
– Лишь в том случае, если я позволю, – мягко проговорил барон. – Мне не нравится твоя прическа. Когда мы вместе, изволь распускать волосы, а не закручивать на макушке.
Элизабет машинально потянулась к голове, но тут же поняла, чего добивался муж:
– Ты такой же проказник, как дед. Путаешь меня всякими глупостями, когда надо говорить о серьезных вещах. – И, не удержавшись, спросила:
– Тебе в самом деле не нравится моя прическа?
– Не только прическа, но и платье. – Заметив, как протестующе выпрямилась Элизабет, Джеффри чуть не рассмеялся. – Завтра попробуем достать тебе новую одежду и украшения.
– Тебе хоть что-нибудь во мне нравится?
По тому, как Элизабет пыталась вырвать ладонь из его руки, барон понял, что жена разозлилась.
– Не исключено, – отозвался он. – Я подумаю и потом тебе объявлю.
Его план сработал. Джеффри отвлекал внимание Элизабет от Белвейна. Нельзя, чтобы ее ярость вспыхнула ярким пламенем. Сейчас она едва теплилась. Задачей Элслоу и Джеффри было все время ее заливать. Тогда, быть может, скромный фитилек не превратится во всепоглощающее адское пламя и жена сможет владеть собой.
Элизабет огляделась и заметила, что люди Джеффри приятельски разговаривают с гостями. Каждый держал в руке кубок эля. Чувствовалось, что в зале установилась дружеская атмосфера.
– Где он?
По дрогнувшему голосу жены барон тут же понял, кого она имела в виду.
– На улице. Смотрит, какие были проведены работы по восстановлению крепостных стен.
– Может быть, лучше выйти и поздороваться с ним во дворе? – спросила Элизабет безжизненным голосом.
– Не стоит, – отозвался Джеффри и, натолкнувшись на немой вопрос в ее глазах, произнес:
– Ты дала мне слово не причинять Белвейну вреда. И я уверен, ты его сдержишь.
– Тогда почему…
– Пойдем за стол. – Джеффри оборвал разговор на полуслове. – Сегодня вечером ты не отойдешь от меня ни на шаг.
Элизабет согласно кивнула и снова ухватилась за руку мужа. Толпа расступилась, и супруги проследовали к длинному столу.
– Не узнаешь никого из этих людей? – сказал Джеффри, когда они сели.
– Пока нет. – Она повернула голову, и ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Джеффри.
Рядом с мужем девушка чувствовала себя в полной безопасности. Она стала всматриваться в лица гостей.
– Большинство нападавших были в капюшонах, – напомнила она шепотом мужу.
А когда Джеффри взял ее за руку и как будто случайно обнял за талию, Элизабет поняла, что в зале появился Белвейн. Ладонь Джеффри накрыла рукоятку ее кинжала.
Девушка расправила плечи и мягко отстранила барона.
– Ты когда-нибудь поверишь мне, как я верю тебе?
Он посмотрел на жену сверху вниз и кивнул.
Элизабет отвернулась и заметила, что к ней направляется дядя. Рядом с выражением глубочайшего отвращения на лице вышагивал Роджер.
Глаза девушки сделались холодными как лед. Элизабет, не мигая, изучала Белвейна. Тот вырядился, словно расфуфыренный петух, – во все ярко-красное. И выступал он так же важно, как петух.
Белвейн взглянул на племянницу и почувствовал нервный озноб. Сбившись с шага, он покосился на Джеффри.
– Добрый вечер барон, – произнес он, подойдя вплотную к столу, и нехотя обратился к Элизабет:
– Ты хорошо выглядишь, девочка.
Она не ответила, только во все глаза продолжала смотреть на недруга. Белвейн прокашлялся и занял место напротив молодоженов.
– Как ноет сердце, когда думаешь о твоей утрате! И на душе невероятная тяжесть, – скороговоркой проговорил он.
Перед ним поставили кубок с элем. Белвейн торопливо его схватил, от волнения чуть не перевернул, в два глотка опрокинул содержимое в рот, с трудом подавил отрыжку и утерся краем рукава.