Ужасная догадка больно ударила по самолюбию. «Да нет, нет, это не так. Элизабет слаба, наивна, когда дело касается обмана и предательства. Она и дня без меня не проживет. – И тут же вспомнил, что девушка жила на озере совершенно одна. – Но теперь она во мне нуждается… только сама еще не понимает! Жаль, она дурно воспитана. Неужели она так и не поймет, каков должен быть в жизни порядок вещей?»
От мыслей о сумятице и треволнениях прошедшего дня разболелась голова. Джеффри шел вдоль берега озера, не переставая размышлять над поведением жены. Неужели она так и не поняла, как сильно рисковала? Через какой ад своими бездумными поступками заставила пройти мужа? Неужели не сознает, насколько она ему дорога? Правда впервые дошла до него, и Джеффри остановился как вкопанный. Нет, Элизабет об этом не догадывается. Он старательно и глупо скрывал истину от самого себя. Черт возьми! Он всем сердцем, всей душой любил эту женщину, а раньше и не подозревал, что способен на такое чувство. Сначала прозрение вызвало у него одно раздражение: неизвестно, что принесет ему такой поворот событий. Но прошла минута, и Джеффри улыбнулся.
Он вспомнил, что называл жену глупой. Но выходило, что глупа не Элизабет, а он сам. Обвинял в том, что ее всецело обуревало одно желание мести, в том, что, хотя клятва, данная мужу, освобождала ее от обещания погибшим родителям, Элизабет упорно продолжала искать справедливости. А теперь приходилось признавать, что самый главный порок, который он находил в жене, на самом деле крылся в нем самом. Свои грехи он по привычке перекладывал на Элизабет. Разве не против этого предостерегал его в годы ученичества Вильгельм? Находишь в противнике какой-нибудь изъян, ищи его прежде в себе. Джеффри не воспользовался уроком короля, думал, он годен только для поля брани, но теперь понял ошибку. Это его, а не Элизабет, обуревало одно-единственное желание: удержать жену на расстоянии, оградить от нее свое сердце. И ее же он называл несмышленой!
Но как ей это удалось? Как удалось всецело овладеть его сознанием? С помощью своей красоты? Да, эта женщина красива и с каждым днем хорошеет. Но в прошлом он знал и других, не менее привлекательных. Нет, его любовь не настолько мелка. Элизабет увлекла его образом мыслей, силой духа, отвагой и верностью. Она равна ему абсолютно во всем.
Джеффри нагнулся, подобрал камешек и швырнул в озеро. По гладкой поверхности воды один за другим стали разбегаться круги. Похоже на Элизабет, подумал барон. Она влияет на судьбы многих людей, и от нее, как от этого камня, разбегаются волны беспокойства. Не признавать это просто глупо.
Когда Джеффри возвращался в лагерь, его преследовали глаза Элизабет. Вчера он видел в них опустошение и боль. Он нанес жене обиду, полагая, что Элизабет нарушила клятву верности. И так уверил себя в том, что жена его предала, что не захотел выслушивать никаких объяснений. Им руководил один только гнев. Решил, что она виновата, и отказал в прощении и понимании. Теперь настало время взглянуть правде в лицо. Он поступил с Элизабет несправедливо: женщина не собиралась его предавать – она слишком чтит понятие верности. И Джеффри сыграл на этом, попытался заставить жену устыдиться, хотел, чтобы она задумалась о своем поведении и стала наконец послушной. Послушной и смиренной. Барон усмехнулся. Ну нет. Элизабет скорее согласится превратиться в горбатую, уродливую старуху, но только не в смиренную, послушную жену. И в глубине души Джеффри был этим доволен.
Он понимал, что о смирении и послушании им предстояло спорить всю жизнь, но его больше не пугали милые размолвки. Джеффри громко расхохотался, раскаты смеха, отражаясь от воды, покатились через озеро, и он вдруг понял, что это Элизабет научила его радоваться чему-то. Позволь ей, и она научила бы его, как прыгать в горящий обруч, вроде того медведя, что Джеффри видел на деревенской ярмарке. Жена изо всех сил старалась исправить его характер, точно так же как он пытался исправить ее. Только он, чтобы одолеть Элизабет, применял силу, а она брала его нежностью, но и на то, и на другое каждый имел право, потому что в любви содержалась и сила, и нежность. «Да, – подумал барон, – мы поймали друг друга в крепкие сети».
Он снова заложил руки за спину и быстрым шагом направился к жене.
Как теперь поступить? Поскорее признаться Элизабет в любви или отвезти домой, где она почувствует себя в полной безопасности, и там загладить нанесенную накануне обиду. И только тогда все сказать. А пока сохранять маску безразличия в надежде преподать заслуженный урок. Быть может, осознав, насколько недоволен муж, Элизабет с большей ответственностью задумается о будущем. Правда, сознание барона отравила мелькнувшая назойливая мысль, что это не лучший способ действия, но другого Джеффри придумать не мог. Ведь он всегда считал, что любовь – обуза, жертва которой теряет независимость и слабеет духом. Но сейчас, испытав это чувство и ощутив прилив новых сил и незнакомую свободу, готов был изменить прежнее мнение. В короткое время Элизабет стала ему щитом и мечом. И, Бог свидетель, Джеффри теперь чувствовал себя непобедимым.
Элизабет крепко спала в шатре. Некоторое время барон любовался изгибом ее бедра и ноги, потом быстро разделся. Жена всхлипнула, и он понял, что она долго плакала после его ухода. Слезы всегда приводили его в замешательство, и каким бы сейчас он ни ощущал себя виноватым, барон почувствовал минутное облегчение оттого, что избежал нового испытания. Даже если он сам был причиной этих слез. Поклявшись, что вскоре прекратит ее мучения, Джеффри лег рядом.
Стоило его голове коснуться тюфяка, как Элизабет почувствовала присутствие мужа и, запутавшись в плаще, перекатилась в раскрытые объятия. Джеффри освободил ее от мешающей одежды, желая согреть собственным телом. Элизабет вздохнула и уткнулась лицом ему в грудь. Барон улыбнулся во тьме и довольно пробормотал:
– Когда ты спишь, я тебе нужен.
Сражение окончилось быстро. Руперт пал от руки Роджера, и Джеффри сожалел, что меч вассала, а не его собственный оборвал жизнь предателя. Барон приказал его раздеть, и обнаружил на плече полузажившую рану.
Когда Джеффри и воины покидали лагерь, Элизабет еще спала, но к их возвращению уже проснулась и оделась.
Новость о гибели зятя ей сообщил Роджер. Элизабет выслушала ее почти равнодушно, только слегка кивнула в знак того, что поняла, и принялась готовиться к поездке домой. Она так ни разу и не взглянула в сторону мужа, хотя знала, что он невредим, и слышала раскатистый голос барона, когда тот поторапливал людей.
Она не обращала на Джеффри внимания, когда седлали ее кобылу. Джеральд помог ей подняться в седло, Элизабет поблагодарила услужливого оруженосца, и это были ее первые за все утро слова. Но стоило девушке взяться за поводья, как к ней подскакал Джеффри, легко снял с лошади, словно сорвал ягоду с куста, и посадил перед собой на жеребца.
– Поедешь со мной, – сказал он уверенным тоном, поднял щит, чтобы защищать ее от ветвей, и они поскакали по лесу.
Элизабет старалась держаться очень прямо, чтобы как можно меньше касаться мужа, но через десять минут у нее так заныла спина, что, сдавшись, она откинулась назад и привалилась к Джеффри, хотя и слышала, как тот негромко хмыкнул. Больше за долгую дорогу в Монтрайт они не сказали друг другу ни единого слова.
«И к лучшему, – подумала Элизабет, – есть время поразмыслить над собственными чувствами». Надо было на что-то решаться. Но чем дольше девушка перебирала в уме сказанное во вчерашней перебранке, тем больше она приходила в замешательство.
Конечно, она натворила кучу глупостей, но сердцем была чиста. И с тех пор как отпала необходимость мстить, все ее помыслы стали совершенно безобидными.
«Несговорчивый, упрямый человек, – думала Элизабет о муже. – Хорошо, я сделаю так, как ты желаешь, – стану именно такой, какой ты меня хочешь видеть».
Это потребует сил, но девушка была готова к испытанию. Она больше не будет подражать своей любимой покойной матери, не станет стремиться к счастливому, как у ее родителей, браку. Она научится быть послушной и безропотной, потому что из всех человеческих качеств муж, похоже, больше ценит эти два. И, Боже праведный, одолеет даже искусство шитья, хотя на то, чтобы работать иголкой с ниткой, у нее никогда не хватало терпения. Она даст ему все, что он пожелает, но не более того. Раз ему не нужна ни радость, ни любовь, чтобы сделать жизнь полноценной, он их не получит. И поделом, позлорадствовала девушка, но в следующую минуту поняла, что все это вздор. Откуда Джеффри узнает, какого лишился счастья, если ни разу его не испытал? Придется отказывать ему в том, к чему он уже привык, – в чувственных восторгах и радостях, и тогда его смех быстро угаснет. Элизабет нахмурилась, прикидывая все «за» и «против». Что в конце концов она теряет? Джеффри ни разу не сказал, что любит ее.