Джулия Гарвуд - Благородный воин

Элизабет сдержала улыбку.

– Я никогда не буду выбирать между тобой и моей… – у Элизабет чуть не вырвалось «семьей», но она поправилась и сказала:

– Моими родными. Моя семья теперь ты. А я – твоя. Элслоу же и Томас – наши родственники. Мы все принадлежим друг другу, но не как вассалы своим лордам.

– Ты права, – отозвался Джеффри. – Тебе не придется выбирать между мной и другими. Я этого не позволю. И никогда не потребую от тебя подобного доказательства верности. Я начинаю понимать твой образ мыслей: важно любить, все остальное не имеет значения.

– Выходит, ты еще не уверен в моей верности и поэтому оставил Томаса и Элслоу в Монтрайте?

– Хотел, чтобы ты пока принадлежала только мне, – признался барон.

Элизабет прижалась к мужу, раздумывая над его словами. Джеффри открыл ей свой внутренний мир, и она поняла, что в его сердце царила любовь и радость. Ему пришлось пройти долгий путь, чтобы осознать свои чувства и выразить их вслух. Но осталось одолеть еще немного: Джеффри был неуверен в себе и, как ни странно, беззащитен. Хотя вскоре все переменится, и разговоры о выборе и доказательствах верности исчезнут сами собой, Никто больше не будет требовать таких ужасных вещей. Никто.

В ту ночь Элизабет снились сны. Сначала – необыкновенно приятные: она увидела себя во всем белом; платье, казалось, струилось по ногам. Элизабет шла по галерее огромного дворца, а землю у ног укутывал красивый туман. Улыбаясь, она отворила дверь и попала в большой зал. Но тут приятный сон превратился в кошмар. Кто-то ее звал, но она не понимала кто. В голосе было такое отчаяние и мука, что сердце Элизабет учащенно забилось. Она побежала на зов, стала протискиваться сквозь толпу не замечавших ее смеющихся людей и добралась до середины зала. То, что она там увидела, наполнило грудь отчаянным криком. В самом центре стоял ее муж. Его руки и ноги были скованы прочными железными цепями. Он не видел жену и смотрел куда-то в другую сторону. Элизабет повернулась и заметила закованного в железо деда.

Снова раздался крик. Но теперь в нем звучала не мука, а торжество. Кричал Белвейн. Туман у ног окрасился в красное, и сквозь кошмар Элизабет поняла, что его запятнала готовая пролиться невинная кровь.

Белвейн поднял руку и указал на Элизабет пальцем:

– Один из них умрет. А выбор – за тобой. Если же ты не выберешь ни одного, убьют обоих. – Он засмеялся дьявольским хохотом, от которого душу Элизабет стиснул смертельный холод.

Не желая принимать происходящее, она затрясла головой. Белвейн вытащил меч барона и взмахнул им в воздухе.

Крик Элизабет разбудил Джеффри. Он потянулся к клинку и только тут понял, что жена с ним рядом. Когда он прижимал ее к себе, его руки дрожали.

– Открой глаза, дорогая, – шептал он снова и снова. – Это был только сон. Я с тобой.

Элизабет проснулась, как от толчка, вцепилась мужу в плечо и, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце, хватала воздух ртом

– Ужасно! Ужасно!

– Не говори ничего. – Муж нежно отвел ее волосы со лба и, наклонившись, поцеловал. – Тебе просто приснился страшный сон. Вот и все. Ты безумно устала. А теперь положи голову ко мне на плечо и закрой глаза. Все будет хорошо.

– Я боюсь, – призналась Элизабет. – Боюсь, если засну, увижу тот же кошмар.

– Нет-нет, – успокоил ее муж и прижался к ней. – Ты будешь думать только о нашей любви, – пообещал он, скрепив слова поцелуем.

Бархатным голосом он говорил ласковые слова, нежные руки поглотили всю Элизабет, и она забыла о кошмаре.

Элизабет без труда привыкла к новому дому, хотя первый взгляд на владения Джеффри вызвал чувство подавленности – такими массивными показались строения и огромными стены. Каменная крепость была настолько велика, что по сравнению с ней Монтрайт представлялся совсем крохотным.

Внутри Элизабет встретила холодная неуютная пустота. Но вскоре на всем – и в самом замке, и во дворе – появилась печать ее индивидуальности. Джеффри не препятствовал жене. Лишь однажды, увидев ее на коленях у стены, когда она сажала яркие всех оттенков цветы, он вышел из себя. Но шутливый тон жены быстро успокоил барона.

Слуги поначалу подозрительно отнеслись к госпоже, но вскоре оттаяли от ее добрых улыбок. Прошло совсем немного времени, и она сделалась всеобщей любимицей, ее приказания выполнялись с неизменной готовностью. Столы теперь украшали свежие цветы, а на вымытых каменных стенах замка запестрели привезенные из Монтрайта яркие знамена. Холодное запустение крепости сменили покой и уют. И обитатели Берклийского замка с благоговением ощутили, что наконец находятся в собственном доме.

К концу июля Элизабет поняла, что носит под сердцем ребенка Джеффри. Открытие привело ее в восторг, и она несколько дней думала, как сообщить об этом мужу. Конечно, он будет доволен и горд, и это доставит ей еще большее удовольствие.

Она сидела за обеденным столом и поджидала Джеффри, решив, что откроется ему этим вечером, когда они останутся наедине в спальне. Чувства так переполняли ее, что она едва сдерживалась и часто громко смеялась. Слуги посматривали на нее с удивлением, и Элизабет понимала, что ведет себя странно. Завтра, когда Джеффри будет все знать, она им объяснит, в чем дело, и добрые люди поймут ее и простят.

В зале начали собираться воины. Баронесса выпрямилась, пытаясь среди них разглядеть супруга. Но тут ее внимание привлек Джеральд. Он спешил к ней.

– Гонцы от короля Вильгельма, – почти что выкрикнул он. – Желают как можно быстрее увидеть лорда.

Слова юноши заставили Элизабет нахмуриться.

– Проводи их в зал, – приказала она. – Я скажу Роджеру, чтобы он разыскал Джеффри.

Но рыцарь уже шел к ней сам. Элизабет поздоровалась с ним и только после этого сообщила про гонцов.

– Зачем они здесь? – Женщина не могла скрыть в голосе тревогу.

– В их появлении нет ничего необычного, – успокоил ее Роджер. – А вот и ваш муж. Он сам вам все расскажет.

– А меня ты не хочешь поприветствовать? – подходя, улыбнулся Джеффри.

Элизабет тотчас расцвела в улыбке и запечатлела на щеке мужа торопливый поцелуй.

– Я помню времена, когда проявление всяких чувств строго запрещалось, – прошептала она на ухо барону.

– Это было давно, – рассмеялся муж и хитровато скосил на Элизабет глаза. – А потом я понял, если тебя лишить возможности целоваться, ты просто зачахнешь.

– Это оттого, что я совершенно недисциплинированна, – весело ответила баронесса.

– Джеффри, – перебил их разговор Роджер, – прибыли гонцы от короля Вильгельма и ждут внизу.

Барон кивнул, нимало не обеспокоенный новостью:

– Я полагал, Вильгельм еще в Руане.

– Должно быть, только что вернулся, – заметил рыцарь.

Джеффри снова повернулся к жене:

– Садись за стол без меня, чтобы воины принимались за еду. А мы с Роджером выясним, что за вести принесли нам гонцы.

Элизабет тоже не терпелось узнать в чем дело, но она поняла, что просить бесполезно. Придется ждать, пока не расскажет муж. С каждым днем барон доверял ей все больше и больше, и она была уверена, что Джеффри не скроет, какой приказ слал им король.

Появился приходящий из соседнего Норткасла священник отец Харгрейв и предложил Элизабет руку как раз в тот момент, когда Джеффри закрывал за собой дверь. Баронесса вспомнила о своей роли хозяйки и все внимание обратила на старика.

Принимая благословение, она склонила голову и попыталась сосредоточиться на молитве. Но мысли постоянно возвращались к гонцам. Элизабет прикидывала, с чем бы они могли приехать, но так ничего и не решила. Положенное число дней Джеффри уже отслужил. Король собирал двор только три раза в год, и все три раза барон присутствовал.

Может быть. Кадастровая книга, наконец предположила она, вспомнив о проводимой Вильгельмом среди своих подданных земельной описи. [3]

Поскольку у каждого учитывалось точное поголовье скота и наличие монет, верноподданные, ропща, называли Кадастровую книгу «Книгой судного дня». Их рассуждения были понятны и, по мнению Элизабет, верны. Раз будет известно состояние каждого, легче удастся повысить налоги. «Вечная проблема взвинчивания налогов», – размышляла про себя баронесса. Еще от отца она не раз слышала жалобы на несправедливость системы.

Джеффри и Роджер вернулись в зал, когда начали подавать на стол. По выражению их лиц Элизабет могла судить, что новость оказалась не из приятных.