— Отлично. Давай сегодня вечером пообедаем в честь такого события. В «Л'Оранжери». Если понадобится, мы сможем оставить Хилари в гардеробе. — Он снова поцеловал ее и помчался на свое собрание.
А Диана долго стояла, глядя в окно, и с удивлением думала о том, что произошло.
Летом Пилар чувствовала себя хорошо. В июне ей сделали амниоскопию — врачу пришлось взять околоплодную жидкость из обоих зародышей двумя огромными иглами. Они уже получили результат анализов, и супруги знали, что у них будут девочка и мальчик и что оба плода развиваются нормально.
И, узнав результаты анализа, Пилар решила, что пора позвонить матери. Она набрала ее номер в субботу после обеда, от души надеясь, что мать уже ушла с работы. Но оказалось, она сидела около телефона и после первого же звонка сняла трубку. В этот уик-энд она должна была принять двух очень больных детей.
— А, это ты, — сказала она удивленно, — я думала, это из больницы. Как ты там?
Пилар вдруг вспомнила, как, будучи ребенком, она всегда чувствовала себя помехой, ничтожной мелочью среди всех важных дел матери. Но сейчас она должна была сказать ей нечто важное, и ей было интересно, как мать это воспримет.
— Отлично, мам. А ты?
— Хорошо, только очень много работы. А как Брэд?
— У него все в порядке. — Пилар вдруг занервничала. — Мама, мне нужно тебе кое-что сказать.
— Ты что, заболела? — озабоченно спросила мать, и Пилар тронуло ее беспокойство.
— Нет, со мной все в порядке… Я… Мама, я беременна, — тихо произнесла она, улыбаясь и вдруг подумав, что ее мать воспримет это известие как чудо.
На другом конце провода последовало долгое молчание, а потом Элизабет Грэхем произнесла ледяным голосом:
— Какая глупость! Я же говорила тебе об этом, когда ты выходила замуж за Брэда. Вы оба слишком стары для того, чтобы даже думать о детях.
— Но врачи так не считают. Мы с ними все обсудили, прежде чем зачать ребенка.
— Так вы сделали это специально? — Да.
— Совершеннейшая глупость! — Ей было уже шестьдесят девять, и некоторые ее взгляды на жизнь были далеко не современными.
Ответ матери прозвучал как пощечина, и разговаривать с ней дальше, как всегда, не имело смысла. Это была все та же старая игра по ее правилам. Пилар тщетно ожидала от матери, что в ней хоть на мгновение проснутся добрые чувства к дочери, но она напрасно надеялась на это.
— Даже еще большая, чем ты думаешь. — Если уж поражать мать, то до конца. Это даже начинало ей нравиться. — У меня будет двойня.
— О господи! Ты принимала таблетки?
— Да, — ответила Пилар вызывающе.
Брэд вошел в комнату, прислушался к разговору и погрозил ей пальцем. Она просто издевалась над матерью и наслаждалась этим подобно тому, как испорченный ребенок от души наслаждается какой-нибудь глупой шалостью.
— Ради всего святого, Пилар, кто этот кретин, который посоветовал вам сделать это?
— Мама, мы сами этого захотели. Но мы ездили к специалисту в Лос-Анджелес. Она — гений в своей области, и нам ее очень рекомендовали.
— Как ее имя? У меня не очень много знакомств в том кругу, но я могу узнать.
— Хелен Вард. Но тебе не стоит ничего узнавать. Мы уже делали это и не услышали ничего, кроме самых лучших отзывов.
— Не такая уж она гениальная, если поддержала нелепую затею сорокачетырехлетней женщины забеременеть. Я лично всегда стараюсь отговорить таких мамаш. Я постоянно сталкиваюсь с результатами поздних беременностей, и, поверь мне, они очень плачевны.
— Но, согласись, не у всех твоих пациентов сорокалетние матери. Наверняка среди них есть и молодые.
— Да, это так, но с природой нельзя шутить, Пилар. Ты можешь жестоко поплатиться за это.
— Но пока все нормально, и оба малыша в порядке. Во всяком случае, в генетическом плане.
— Они предупредили тебя о том, что при этом анализе существует риск попадания инфекции, которая может погубить плод? — Холодный голос разума из Нью-Йорка. И ни единого слова поздравлений. Но теперь Пилар уже не ждала от нее ничего. Она просто сообщила матери новости. И ее не интересовало, как она к ним отнесется.
— Да, они обо всем этом предупредили, но все прошло очень гладко.
Рада это услышать. — Последовала долгая пауза, но наконец Элизабет Грэхем, вздохнув, нарушила ее: — Я действительно не знаю, что сказать тебе, Пилар. Я бы хотела, чтобы ты не делала этого. Я считаю, что для тебя это слишком поздно и кто-то дал тебе плохой совет. То, что ты сделала, — глупо и рискованно. Вообрази, что с тобой будет, если ты потеряешь этих малышей? Зачем обрекать себя на это?
Пилар закрыла глаза, вспомнив о выкидыше. Новая беременность излечила ее душу, но в ней всегда останется уголок, в котором будет вечно храниться память о страшно!! потере.
— Пожалуйста, не говори так, — спокойно ответила дочь, — у нас все должно быть нормально.
— Надеюсь, что ты права. — Тут она добавила последнюю каплю, которая переполнила чашу: — Брэд, должно быть, сильно постарел. — Но Пилар в ответ только рассмеялась и, повесив трубку, передала мужу все «пророчества» матери. Как и ее, его это здорово позабавило.
— Надеюсь, ты не будешь обращать внимания.
— Но моя мамочка раскусила вас, сэр! Богиню Грэхем не обманешь!
— Ну и заставила ты ее понервничать, причем сама наслаждалась каждой минутой своего действа. Бедная женщина думает, что она свободна и независима, как вдруг ты преподносишь ей сюрприз в виде сразу двух внуков. Для такой, как она, это серьезное испытание.
— О, ради бога, не пытайся оправдать ее, — вздохнула Пилар. — Эта женщина просто бесчеловечна.
— Да нет же, — неожиданно встал он на ее защиту, — и я уверен, что она прекрасный врач. Просто в нашем понимании, и в твоем, и в моем, она — плохая мать. Это не ее про филь. Но в ее жизни существуют другие сферы деятельности, где она является просто незаменимым человеком.
— Ты говоришь, как моя совесть, — недовольно проговорила Пилар и поцеловала его.
Наконец-то она сказала обо всем матери. Теперь она может полностью посвятить себя мужу и своим будущим малышам.
В июле они все праздновали день рождения Адама. У Пилар было пять месяцев, но выглядела она так, как будто уже все восемь. К счастью, ее беременность протекала нормально. Правда, большую часть времени она теперь проводила в постели. В случае с близнецами врачи не хотели рисковать, иначе у нее могли быть преждевременные роды.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Марина, забежав как-то проведать ее, и Пилар рассмеялась, пытаясь сесть на кровати.
— Как будто у меня внутри стадион, на котором идет бейсбольный матч между командами высшей лиги. Я не уверена, что эти ребята собираются стать друзьями, они только и делают, что пинают друг друга ногами и пытаются выбить из меня дух. — Даже пройтись по комнате для нее теперь было занятием не из легких. Она чувствовала огромную тяжесть и не переставала удивляться размерам своего живота.
— Да, когда ты что-то делаешь, никогда не останавливаешься на полпути, — как-то, улыбаясь, сказал Брэд, наблюдая, как она пытается приступом взять ванну.
Пилар действительно выглядела неправдоподобно огромной. И, наблюдая за ней какое-то время, можно было заметить, как двигаются и толкаются маленькие коленки, ручки, локти и ножки. Сначала это очень нравилось Пилар, но к середине лета она стала чувствовать себя довольно не уютно.
А к сентябрю ее состояние стало просто невыносимым. Ее постоянно мучила изжога, живот, казалось, вот-вот взорвется, кожа натянулась как на барабане, спина была смешно изогнута, а лодыжки стали в два раза толще, чем обычно, и, если она продвигалась по дому дальше террасы, силы совершенно оставляли ее. Пилар просто не осмелилась бы выйти из дому. Она боялась каким-нибудь неосторожным действием спровоцировать преждевременные роды. Коллеги присылали ей работу на дом, но она никак не могла приспособиться работать, лежа в кровати. И к концу месяца стала подумывать о том, как долго она сможет это вынести.
До родов оставалось еще шесть недель, и они казались ей целой вечностью, но, даже когда она жаловалась, что ей совсем невмоготу, всем своим существом Пилар сознавала, что все ее мучения окупятся.
— Никогда больше не буду с тобой смотреть порнографические фильмы, — проворчала она как-то ночью, когда почувствовала себя особенно плохо, и Брэд засмеялся, массируя ее затекшие лодыжки.