Она нашла в себе силы рассмеяться.
— «Не сможешь»! Ты что, не слушал, что я говорила? Повторяю специально для тебя, четко и ясно: мне это не нужно, я ненавижу секс, ненавижу мужчин и ненавижу тебя.
— Ты уже прошла половину пути, просто так занята своей борьбой, что не замечаешь происходящего, — прошептал он. — Вот чего ты боишься, хотя и не признаешься даже себе. В глубине души ты боишься, что я прав. Боишься, что хочешь меня так же сильно, как я тебя.
Рэчел снова толкнула его, и на этот раз он отпустил ее руки. Но не отступил, и она оказалась в ловушке между ним и стеной.
— Я не хочу тебя, я никого не хочу, — с ожесточением проговорила она.
— Это-то и сводит тебя с ума, верно? Ты думала, что сумеешь прожить без секса, что никто не пробудит в тебе желания. И вдруг обнаруживается, что тот, которого ты больше всего на свете ненавидишь, и есть тот единственный мужчина, с которым тебе хотелось бы заняться любовью.
Она собралась с силами для последней атаки и взглянула на него с грозной решимостью.
— Если ты когда-нибудь тронешь меня… В сексуальном смысле… Я убью тебя.
Он покачал головой.
— Слишком поздно. Я уже делал это. И ты меня не убьешь. Я тебе нужен. — Он наклонился.
— Не надо! — вскрикнула она панически, уже не думая о том, как это прозвучит и что он об этом подумает.
— Ты девственница? Боишься попробовать? — поддел он.
— Уже пробовала. Это отвратительно.
Он мягко коснулся губами ее щеки, и избежать этого было невозможно. Кожа его была теплой, немножко колючей там, где пробивалась щетина, и пахло от него табаком и кофе. Мерзкий лицемер.
— Попробуй еще раз. — Он взял ее за подбородок. — Мы можем начать с поцелуя. — И прижался ртом к ее губам.
Рэчел оцепенела от отвращения. В последний раз мужчина пытался поцеловать ее несколько лет назад, но теперь у нее не было выхода. Она застыла, ожидая влажной, противной атаки.
Ничего подобного. Его губы коснулись ее с легчайшей, нежной лаской, от которой тело затрепетало, как крылья бабочки. Он посмотрел ей в глаза.
— Это было не так уж ужасно, верно?
— Сделаешь что-нибудь еще, и я откушу тебе язык, — пригрозила она.
Он рассмеялся! Проклятие!
— Попробуй, и тебе не поздоровится. — Он снова поцеловал ее, так же легко, затем отстранился.
— Зачем ты это делаешь? Зачем тебе целовать меня? Тебе же это не нужно.
— Разве? Может, мне просто хочется тебя помучить. — Он пожал плечами.
— Какая ж это мука. Такую я выдержу. Мне приходилось выносить и кое-что похуже. — Она порадовалась, что смогла произнести это твердо.
Он не оценил «комплимент» и смотрел на нее с прежней насмешкой, издевательской, самоуверенной. И по-прежнему держал ее за подбородок.
— Посмотрим, смогу ли я поднять ставки, — пробормотал он.
Вторая попытка отличалась от первой, как небо от земли. Последние крохи спокойствия и благоразумия испарились без остатка. Ее целовали и раньше, и ничего, пережила. У нее даже был секс, и она тоже как-то выдержала это, без сцен и истерик. Но губы Люка Бардела на ее губах… это вселяло ужас. Он как будто превратился вдруг в гигантскую хищную птицу, которая набросилась на нее с жадным желанием поглотить ее, высосать из нее кровь, лишить ее жизни. Она забилась в панике, но он не обратил внимания на это смехотворное сопротивление и продолжал наступление, удерживая ее одной рукой и обнимая другой.
Она ненавидит это и ненавидит его. Ненавидит предательскую нежность, медленный, невозможный эротизм, который сотрясает ее до основания. Ненавидит эти длинные пальцы, поглаживающие ее щеку. Ненавидит то, что не сопротивляется, что просто застыла в его руках, пока этот рот насилует ее.
Но это и не насилие. Это обольщение, медленное, решительное, демоническое, и он своим искусным ртом высасывает из нее волю. Она опирается спиной о стену, он прижимается к ней, и она в ловушке, беспомощная. Ей ничего не остается, кроме как пустить мысли по волнам сознания — прочь от этого места, прочь от того, что он делает.
Она закрыла глаза, но лучше не стало. Наоборот — грудь горела, покалывала, бедра беспокойно шевельнулись, и она сказала себе, что это в ней растет отвращение. А вдруг он прав? Вдруг он видит ее душу сквозь все слои ледяной обороны, которые она возвела вокруг себя? Что все ее оборонительные укрепления и весь ее гнев не удержат его, когда он так решительно настроен погубить ее?
Ибо это будет самая настоящая погибель. У нее не останется ничего, если она прекратит бороться. Он разжует ее и выплюнет себе под ноги.
Люк приподнял голову и посмотрел на нее весело искрящимися глазами. Если поцелуй и взволновал его хотя бы чуточку, он ничем этого не выдал.
— Что ты хочешь делать дальше? — прошептал он.
— А какой у меня выбор?
Он взял ее руку, приложил ее ладонь к своей груди и провел вниз, к «молнии» джинсов, дав возможность убедиться в силе его желания. Она ощутила напряженную, пульсирующую плоть и задрожала сама. «Это от отвращения». Объяснение прозвучало неубедительно даже для нее самой.
— Что ж, — проговорил он задумчиво, прислонившись к ее лбу своим и продолжая удерживать ее руку на ширинке, — ты можешь убежать и позвать кого-нибудь на помощь. Можешь просить и умолять, обещать, что никогда больше меня не побеспокоишь, и, возможно — всего лишь возможно, — я проявлю к тебе некоторую жалость.
— Мне не нужна твоя жалость, — отозвалась Рэчел напряженным голосом.
— А можешь встать на колени и взять в рот.
Она попыталась отдернуть руку, но он держал крепко — вопреки кажущейся мягкости голоса.
— Почему бы тебе просто не убить меня? — бросила она. — По мне, так уж лучше смерть.
— Участь хуже, чем смерть? — пробормотал он, и за насмешливый тон она возненавидела его еще сильнее. — Не думаю, Рэчел. Я уложу тебя в постель. И, более того, тебе это понравится. — Он коротко коснулся губами ее губ. — Не так ли?
Быстрым и резким движением она вскинула колено, но он оказался проворнее, увернувшись прежде, чем она попала ему в пах. Она действовала внезапно, но все равно не смогла застигнуть его врасплох.
— Ты совсем не слушаешь? — огрызнулась Рэчел. — Я не хочу тебя, не хочу никого, и незачем доказывать свою мужскую доблесть, заставляя фригидную девушку полюбить секс. Прибереги это для кого-то другого. Для одной из своих пылких последовательниц. — Злость ее была горячей и искренней, скрывая дрожь в голосе. — Ты предложил мне сделку; ладно, я ее принимаю. Я не буду предъявлять права на деньги Стеллы. Правь спокойно своей маленькой сектой, обирая доверчивых. Я исчезну из твоей жизни. — Рот ее скривился в гримасе. — Я даже приму твою жалость, ладно? Только не приближайся больше ко мне.
— Я не предлагал тебе конкретно это, просто сказал, что существует такая возможность, если ты будешь просить и умолять. Несколько слезинок могут помочь делу, думаю.
— Ничто не заставит меня плакать.
— Я мог бы.
— Иди к черту. — С нее довольно. Она шагнула мимо него, ожидая, что он выбросит руку и схватит ее, но он просто прислонился к стене, наблюдая за ней из-под полуопущенных век.
Она заставила себя медленно пройти через пустой дом — ко входной двери. Рэчел понятия не имела, идет Люк за ней или нет, но по какой-то причине он давал ей возможность сбежать, и она намеревалась воспользоваться ею. Он так и стоял в дальней комнате — неясно вырисовывающаяся фигура, — когда она вышла из дома и направилась к своей машине.
Машины не было. Она оставила ее здесь, перед этой заросшей развалюхой, когда совершила ужасную ошибку, решив зайти внутрь, и, пока воевала с Люком, кто-то умыкнул ее.
— Что ты сделал с моей машиной? — Голос ее звенел от гнева, когда она прокричала это через плечо.
Он оказался ближе, чем Рэчел думала.
— Ничего не сделал. Я же был с тобой, забыла?
Она все еще ощущала его рот, прижимающийся к ее губам.
— Я могу пойти пешком по дороге.
— Тут водятся крокодилы, мокасиновые змеи и много всяких других мерзких тварей. Это не самое приятное место на земле, Рэчел. Особенно для такой городской девушки, как ты.
Она повернулась к нему лицом.
— Где машина?