— Я слишком хорошо знаю, как всех интересует та доля, которую я получу, — вздохнула Хани. — Такое впечатление, что они имеют полное право знать о каждой мелочи в Краун Хаусе, включая золотые стульчаки, в наличии которых все убеждены.

Сэм удивленно подняла брови:

— Ну что ж, нельзя винить людей. Даже я, когда начинаю думать о том, сколько ты требуешь… Ого! — Она изобразила обморок.

Хани засмеялась, но смех прозвучал неискренне:

— Требовать — это еще не значит получить.

Она была убеждена в одном: сколь велика бы ни была та доля, которую она получит, никакая сумма не сможет компенсировать ту боль, те долгие месяцы ожесточенной борьбы, то унижение, которое она чувствовала, когда напоказ выставлялась любая, даже самая интимная подробность ее брака. И дело было в том, что никто — ни ее добрейший отец, ни Сэм с Бейб — действительно не понимал, что доля, которую она стремится получить, это не компенсация и не месть, но лишь оценка ее, женщины из плоти и крови, а не просто приносящей доход куклы Барби. Она думала, что даже Нора, которая, казалось, знает абсолютно все, не понимала, что ее стремление получить все эти деньги было не столько актом мести, сколько стремлением защитить себя. И неважно, сколько ей удастся в конце концов получить, она все равно чувствовала себя невероятно опустошенной и несчастной из-за того, что брак, который начинался со «сколько» — как у Элизабет Баррет Браунинг: «Сколько любви дарю тебе?», — тоже заканчивался «сколько» — сколько денег сможет она вытянуть из человека, которого когда-то безумно любила.

Она шептала про себя строчки из сонета Браунинг о глубине и силе любви: «Свободно, чисто, страстно, глубоко с слезами и улыбкой… я полюблю тебя еще сильнее после смерти…» — перед тем, как под руку с отцом пройти к алтарю.

Да, но эта, последняя строчка явно не к месту. Более современной версией было бы: «Я полюблю тебя еще сильнее после раздела имущества…»

Но сейчас ей не хотелось думать об этом. Чтобы сменить тему разговора, она с ехидцей заметила:

— Не знаю, Сэм, ты сказала, что этот прием по случаю развода был Нориным замыслом, однако похоже, что основная идея твоя.

Сэм несколько смущенно улыбнулась:

— Должна признаться, когда Нора захотела устроить прием в твою честь, я намекнула ей, что неплохо бы отпраздновать развод. Какая разница? Только подумай, как счастлива Нора, устраивая для тебя прием. Она всегда тебя любила. Вспомни, с самого первого дня, как я привезла тебя в дом, она тебя называла «очаровательная крошка». Она всегда говорила папе: «Разве не прелесть эта Хани? Жаль, конечно…» Она никогда не заканчивала фразу, но мы с отцом понимали, что она хочет сказать. Ты была очаровательная крошка, а я — дылда ростом метр восемьдесят сантиметров. Ну, как говорится, это все история. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что, предлагая превратить этот прием в празднование твоего развода, я лишь хотела помочь Норе.

— Помочь Норе? — удивилась Хани. — Как это? Обычно ты стремишься оказывать Норе сопротивление. И лишь секунду назад…

— Ну а разве не могло так случиться, что я изменила свое отношение? — Сэм хихикнула и дотронулась длинным красным ногтем до носа Хани. — По выражению этого прекрасного, но полного сомнения лица вижу, что ты мне не очень веришь.

— Ты права. Этому я не верю.

— Ладно, признаюсь: в том, что я стараюсь в последние дни сблизиться с Норой, есть свои причины. Именно поэтому я и переехала обратно в этом дом. Понимаешь ли, мне кажется, вернее, есть какое-то внутреннее чувство, что Нора хочет что-то решить относительно студии, что наконец-то у нее пробудилась совесть, и она подумывает о том, чтобы вернуть мне то, что в свое время украла у меня. И я говорю не только о студии или этом доме. Я имею в виду капитал.

Хани попыталась возражать, но Сэм подняла руку:

— Пожалуйста, никаких лекций на тему о том, какая Нора чудесная женщина и как я ошибалась в ней все эти годы. Дай мне передохнуть. Во всяком случае, у меня есть предчувствие, что она собирается кое-что предпринять относительно студии, и я на всякий случай веду себя очень положительно. Я стараюсь сделать все возможное, чтобы сблизиться с ней, единственное, на что я пока еще не способна — называть ее «мамочкой». Сама мысль о том, что мне надо быть с ней как можно любезней, вызывает тошноту. Ладно, давай больше не будем об этом, а то у меня испортится настроение, хорошо?

— Хорошо, — согласилась Хани, хотя у нее самой настроение действительно испортилось. У нее тоже было предчувствие, что Нора собирается что-то предпринять относительно студии, только ее собственные чувства подтверждались слухами, носившимися по городу, а если эти слухи подтвердятся, то Сэм не только станет презирать и ненавидеть Нору сильнее прежнего, но сердце ее будет разбито, и, возможно, на сей раз навсегда.

«Но если все эти слухи — ерунда?» — подумала про себя Хани. Нора никогда не сделает такой подлости по отношению к Сэм. Независимо ни от чего она была убеждена, что на самом деле Нора искренне привязана к Сэм и, конечно же, не совершит по отношению к ней ничего непорядочного.

Хани сжала руку подруги:

— Я уверена, что все будет как нельзя лучше, если ты постараешься.

— Правда? Жаль, что в твоем голосе так мало искренности. Ну ладно, хватит обо мне и моих страданиях. Сегодня твой день, Хани, и ты должна сегодня веселиться, даже если тебе потом будет плохо. Я только молюсь, чтобы завтра в здании суда ты получила полную рекордную сумму, которую требуешь. Четверть миллиарда! О Боже, вот это деньги! Очень здорово с твоей стороны запросить такую кругленькую сумму.

— Не хочу сейчас думать об этом. Что мне нужно, так это хорошей дозы нашей крошки Бейб. Но что-то я не вижу ее там на террасе. Она приедет на мой бракоразводный банкет?

— Да. По крайней мере, мы ее ждем. Она должна была прилететь из Вашингтона сегодня утром. Но или ее рейс задержался, или ее обожаемый муженек решил, что не сможет произнести свою речь, если ее влюбленный взгляд не поддержит его.

— Надеюсь, что это не так. Я целую вечность не виделась с Бейб и страшно хочу повидаться с ней… — Если честно, то ей хотелось увидеть Бейб, которая после многих лет замужества все еще была восторженно счастлива. Бейб смогла бы понять больше любого другого, какой несчастной она себя чувствует после того, как рухнул ее брак.

— Так скажи мне, Сэм, — с наигранной веселостью произнесла она, — прежде чем я выйду туда, что именно происходит во время бракоразводных приемов, чтобы я была к этому готова. Обнаженные культуристы, выскакивающие из фальшивого шоколадного торта?

Сэм щелкнула пальцами:

— Лично я с удовольствием бы полюбовалась, как стадо мускулистых жеребцов проникает в твои самые интимные места. То есть я хочу сказать, что мужчины хоть в чем-то должны быть сильны! Ну ладно, это мы устроим на твоем следующем приеме по случаю развода. А пока вспомни, что дарили тебе по случаю бракосочетания. На бракоразводном приеме вместо подарков все дамы — убежденные феминистки, жены, сожительницы, разведенки, подружки и тому подобное — будут рассказывать различные истории о супружеских отношениях, мужьях и женах, как зарегистрированных, так и нет, а также о разводах, как своих собственных, так и их подруг, или вовсе какие-нибудь сплетни, надеюсь, что-нибудь пикантное — из жизни известных лиц.

Хани засмеялась. Если уж Сэм что-то затевала, то остановить ее было невозможно. Больше в целом мире не было никого похожего на нее. Уж в чем-чем, а в оригинальности Сэм не откажешь.

— Подожди, не смейся, я еще не кончила, — подняла руку Сэм. — Вообще-то принимается любая история о бывшем или настоящем супруге или его заменяющем или же сентиментально-романтическая история, которая закончилась обычной сварой, особенно если это связано с какими-нибудь злоупотреблениями своими супружескими обязанностями. Также принимается доклад о любом браке с патологией, но лишь в том случае, если не выпускается ни одна, даже мелкая подробность. А теперь, если ты готова… Ну-ка подожди, прежде чем мы выйдем, я хочу убедиться, что ты действительно выглядишь как девушка стоимостью в четверть миллиарда!

Хани застенчиво улыбнулась:

— Мне казалось, что я всегда так выгляжу…

— Ну разумеется, ты всегда так выглядела, — заворковала Сэм, — однако тогда у тебя этого не было, а теперь будет!