Но Ирма не yexалa. Фернандо приказал ей сидеть в гостинице и ждать Диего. Вокруг него заваривается какая-то каша. Полиция побывала в клубе, расспрашивала об этом трусливом подонке.
– Но как они про тебя узнали? Неужели Диего нас заложил? – дрогнувшим голосом спросила Ирма.
– Нет, конечно. В противном случае комиссар его бы не разыскивал, а мы с тобой уже видели бы небо в клеточку. Очевидно, когда убили девчонку и допрашивали всех, кто бывал в этой квартире, Диего сказал, что тот вечер провел в моем клубе. А я – учти, на всякий случай для полиции – знать не знаю человека по имени Диего Авилла. Разве всех клиентов упомнишь?.. Так что живи спокойно, моя киска. И Диего успокой, когда он появится. Пусть обязательно зайдет ко мне. Я хочу побеседовать с ним по-дружески, чтобы он со страха не натворил глупостей.
Комиссару Ривасу порой казалось, что он не расследование ведет, а играет в прятки: ему выпало водить, участники игры вроде бы известны, а вот где они – вопрос.
Где скрывается Рамиро, предполагаемый убийца? Где пресловутый доктор Гомес, он же Кампос? С ним, пожалуй, проще всего. Его клиника прекратила существование, помещение пустует, медицинское оборудование вывезено. Остается выяснить, куда. Этим уже занимается лейтенант Мендес – обзванивает фирмы, осуществляющие такие перевозки. А вот с Диего Авилла сложнее. Скрылся… Почему? В чем он замешан?.. С женой сеньора Сальватьерра тоже полный мрак. Удрала с любовником? Отпадает. Она ведь беременна. Неужели тоже убили? Не дай бог! Убить беременную двойной грех…
Он вдруг заметил, что говорит вслух, и опасливо покосился на дверь. Подчиненные знали его привычку – бормотать, расхаживая по кабинету – и про себя посмеивались. Да чего там, пусть хихикают, лишь бы дело делали.
Глава 80
Радость Рамоны была недолгой. На следующий день Эстер стало хуже. У нее поднялась температура. Кожа на лице натянулась и приобрела нездоровый оттенок. Когда Рамона вошла в спальню, Эстер разглядывала свои руки. В ее глазах метался страх.
– Посмотри, сыпь какая-то появилась, – она показала ладонь, покрытую мелкими пузырьками, и вдруг закричала: – Не хочу, не хочу! Не могу больше!.. Господи, как мне плохо!
Району охватило ощущение надвигающейся беды. Она стала уговаривать Эстер вызвать врача, но та только качала головой и твердила, что боится тюрьмы. Потом вдруг немного успокоилась.
– Я знаю, что делать. Ты пойдешь и вернешь деньги. Да нет же, не тете! Не смей ничего говорить ей. Положишь куда-нибудь. Они найдут и решат, что я не виновата. Украл кто-то другой, а потом испугался. Я истратила совсем немного. Они и не заметят. Деньги в стенном шкафу, в сумке… А врача – потом, когда я буду уверена, что никто меня не подозревает… Ну иди, иди же скорее!
У Рамоны была трудная задача. Если бы она могла отдать эти проклятые деньги донье Елене! Но Эстер запретила. И Рамона не смела ослушаться. Куда же их девать?.. Она прокралась в библиотеку, открыла ящик стола, начала поспешно выкладывать туда хрустящие банкноты, и… вошла Марианна.
– Рамона, что ты делаешь?!
Рамона замерла. Побледнела, покраснела. Начала, было, врать, что это она украла деньги, а теперь возвращает, но потом заплакала и рассказала всю правду.
– Марианна, Христом богом прошу, помоги! Возьми их, спрячь куда-нибудь… Нет, нет, пока никому не отдавай. Хоть день подержи у себя. Пусть Эстер успокоится. Я так виновата перед тобой, столько горя тебе причинила… Но сейчас Эстер плохо, совсем плохо. Я очень боюсь за нее.
Глаза у Рамоны были, как у побитой собаки. И Марианну захлестнула острая жалость.
– Хорошо, я помогу. Но медлить нельзя, если Эстер в таком состоянии. Иди скорее к ней, а я побегу за врачом. Давай адрес.
И события завертелись с сумасшедшей быстротой.
Района примчалась к Эстер. Та начала расспрашивать ее, все ли она сделала, как надо, не проговорилась ли, не стало ли известно, кто отец ребенка. А под конец зло бросила:
– Если никто ничего не знает, я и не подумаю разводиться с Луисом Альберто. Не хочу жить в нищете!
Вскоре пришел доктор. Осмотрел Эстер и сказал, что необходимо положить ее в клинику – для полного обследования. Пусть сеньорита, которая ждет в передней, вызовет скорую помощь.
– Какая еще сеньорита? – вскинулась Эстер. – Ну что ты молчишь, Рамона? Отвечай! Что-о?! Марианна?! Да как ты смела! Предательница!.. Ненавижу, всех вас ненавижу!..
Врач поспешно вышел в переднюю. Сказал Марианне, что положение серьезное, жаль, что к нему не обратились раньше.
– Неужели так плохо, доктор? Но она ведь не… умрет, правда? – Марианна с трудом произнесла это слово.
– Постараемся сделать все возможное… А вам, сеньорита, сейчас лучше уйти. Не сердитесь на меня, пожалуйста. Понимаете, больная страшно разнервничалась, узнав, что вы здесь.
Минут через пятнадцать после ухода Марианны приехала скорая. Эстер увезли.
Марианна быстро шла по улице. Миниатюрная, легкая, в ореоле облитых солнцем пышных волос, она была очень хороша. Мужчины оборачивались и смотрели ей вслед. Но она не замечала ни этих взглядов, ни проносившихся мимо машин, ни мальчишек-газетчиков, громогласно рекламировавших свой товар: «…Последние новости… Последние новости!..» Для Марианны последняя новость была горькой. Эстер может умереть. Сейчас не имело никакого значения, что Эстер причинила ей много зла, что они никогда не симпатизировали друг другу. Как же так: «Молодая, красивая, любящая жизнь… Неужели все это должно кончиться?.. Впрочем, врач, кажется, не теряет надежды. А падре Адриан поможет Эстер избавиться от мучительного страха, который изводит ее не меньше болезни».
Марианна шла к падре Адриану. Она расскажет ему все без утайки… И он обязательно поможет.
Она не ошиблась. Падре Адриан в тот же день отправился в больницу.
Некоторое время они смотрели друг на друга, старый священник и молодая женщина, изолгавшаяся, несчастная, задавленная болезнью и страхом.
…Как изменилась Эстер, с грустью думал падре Адриан, я бы, наверное, не узнал ее на улице…
…Зачем он пришел, думала Эстер. Сейчас начнет стыдить, уговаривать, а я не хочу его слушать, не хочу!..
Наконец падре Адриан нарушил молчание.
– Выслушай меня, дочь моя. И постарайся не сопротивляться тому, что я скажу.
Но Эстер уже сопротивлялась. Она вся напряглась, глаза сделались злыми.
– Каждый человек может совершить ошибку. Но раскаяние облегчает душу. И даже тяжкий грех господь прощает кающимся.
– Но я ничего дурного не сделала. Мне не в чем каяться.
– Ты запуталась, Эстер. А человек должен быть в ладу с самим собой и с господом. Признайся во всем дяде и тете. Поведай о своих заблуждениях и муках. Они добры и благородны. Поверь, тебя простят, и на душе сразу станет легче. Сейчас ты больна, и тебе необходим покой.
– Вот именно – больна! И не могу себя защитить. Я знаю, они подозревают меня в краже денег, а я не крала. Но что бы я ни сказала, мне не поверят. Луис Альберто хочет от меня избавиться, Марианна – ненавидит. Они настроят дядю с тетей против меня, и я попаду в тюрьму.
– Хорошо, допустим, ты не виновата. Но разве можно так плохо думать о людях?
– Можно! – Эстер, словно желая отгородиться от всех, кого она боялась, натянула одеяло до самого подбородка. – Можно! Это они довели меня до такого состояния, а теперь уничтожат.
– Опомнись! Никто не желает тебе зла. Скажи им всю правду.
– Какую правду?
– Правда бывает только одна. Ты понимаешь, о чем я говорю. И еще: подумай о ребенке. Он-то ни в чем не виноват.
Эстер хотела что-то сказать, приподнялась и сейчас же беспомощно рухнула на подушки.
– Не могу больше! Я так устала.
Падре Адриан перекрестил ее и вышел из палаты. В коридоре к нему бросилась Рамона.
– Ну как, падре?
– Пока никак. Но Эстер сейчас очень плохо, я не мог настаивать. Скажи, а как она отнеслась к тебе, как и подобает дочери?
– Не хочет она этому верить, падре. Не хочет быть дочерью служанки. Да мне уж все равно. Лишь бы она поправилась.
Рамона заплакала.
Эстер молчала, потому что боялась тюрьмы. Рамона молчала, боясь причинить боль дочери. Падре Адриан был связан тайной исповеди. А Марианну не связывали никакие обещания. Вот только деньги – Рамона просила отдать их не сразу. Но деньги сейчас не главное. Главное – сама Эстер. Надо сделать так, чтобы она успокоилась хоть немного. Пусть помирится с родными.