Однажды вечером после драмкружка, я, открывая дверь, чувствую запах табака. Я знаю, что так пахнет практически от каждого бывшего маминого ухажёра. Запах усиливается, когда я поднимаюсь по лестнице выше. Поднявшись на последний этаж, я вижу, что дверь на крышу открыта, и кто-то курит там. Засовываю ключ в замок и толкаю дверь.
— Белен! — я слышу чей-то шепот; резко подпрыгиваю и закрываю дверь снова.
— Лаки? — спрашиваю, всматриваясь в тёмную дверь.
— Я на крыше, сестрёнка. Поднимайся, посмотрим на луну.
— Ты один? — думаю, что он там с девушкой.
— Да, чертовски один, а теперь тащи свою задницу сюда.
Дверь на крышу — это люк, и надо ещё взбираться вверх по металлической лестнице. В нашем здании нет выхода на крышу, поэтому Лаки должно быть испортил охранную сигнализацию. Толкаю люк и просовываю голову в дыру. Он сидит на заднице рядом с люком и рассматривает звёзды.
Рядом с ним выкуренная сигарета и кучка табака. Здесь же лежит мешочек, полный травки, а я реально не хочу ввязываться в эти проблемы. Но желание быть рядом с Лаки сильнее, чем мой здравый смысл. На крыше нет никакого защитного барьера, так что ты можешь влезть туда, перевернуться и упасть в темноту, раскрошив свой череп о тротуар. Так можно запросто стать свежей горячей новостью завтрашних газет.
Отталкиваюсь руками, но, кажется, я не сумею преодолеть дистанцию между последней ступенькой и открытым люком. Немного кряхчу, пытаясь залезть, и Лаки встаёт, пошатываясь, и подхватывает меня под мышки. Совместными усилиями я забираюсь через люк наружу. Здесь практически полная тишина, так далеко от улицы. Ночное небо бескрайне и безоблачно — идеально для созерцания звёзд, если бы вы, конечно, вообще могли разглядеть их над Манхэттеном.
— Хочешь закурить? — спрашивает Лаки, поднимая наполовину сожженный косяк.
Я качаю головой, и он кладёт его обратно, пожимая плечами.
— Почему ты здесь один?
— Просто надо было немного свободного пространства, — говорит Лаки задумчиво.
Я полностью его понимаю, ведь его мама точь-в-точь как моя, и они могу потерять чувство меры, когда вмешиваются в наши дела. Лаки скрещивает лодыжки и откидывается назад на вытянутые руки, растопырив пальцы. Он смотрит на небо и вздыхает; я, как и он, поворачиваю голову вверх, к небу.
— Как хорошо. Кажется, мы уже целую вечность не проводили время вместе, — говорю я и теряю дар речи, ведь мои слова звучат слишком откровенно.
Лаки кивает, глядя на меня, тогда как я утыкаюсь взглядом в свою руки.
— Ты знаешь, я пытался держаться от тебя подальше после случившегося.
Киваю. Я знала, что он это скажет, но всё равно вздрагиваю от боли, причинённой этими словами. Он избегал меня почти год из-за того, что я поцеловала его. Должно быть, он считает меня отвратительной.
— Прости, — шепчу, слёзы против воли катятся из глаз, достигая уголка рта. Я вытираю их руками, гадая, стоит ли мне уйти сейчас.
— Не извиняйся, Белен. Это мне не следовало целовать тебя, — говорит он, убирая волосы с моего лица. Я не поднимаю глаз и киваю. Мне вообще не надо было сюда залазить.
— Ты красивая, умная и замечательная во всех отношениях. Ты идеальна, Белен, и я не имел права… я воспользовался своим преимуществом.
— Я не настолько невинна, — говорю, смотря ему прямо в глаза. — И я сама хотела тебя поцеловать.
— Я не хочу быть плохим парнем, — отвечает Люк, и я не понимаю, что на самом деле он имеет в виду. — Ты лучшая часть моей жизни, и я хочу, чтобы так и было в будущем.
— Ты никогда и не был плохим парнем, Лусиан. Никогда. И, между прочим, я всё ещё хочу тебя поцеловать.
Святое дерьмо! Я сказала это. Возможно, это заняло целую вечность, но все же фраза прорвалась на поверхность.
Лусиан смотрит на меня, и его взгляда достаточно, чтобы остановить вращение планеты.
— Я бы сделал для тебя столько всего, если бы мог, — наклоняясь ко мне, шепчет он мне прямо в ушко. Его губы легко касаются мочки и посылают лёгкие волны дрожи по всему моему телу; они поднимаются по плечам и скользят по затылку. Это ощущается просто волшебно. Лусиан всегда своим присутствием доказывал существование магии для меня. Но прямо сейчас он заколдован, как и эта ночь. Дрожь превратилась в жар, я могу чувствовать оглушающий грохот пульса в ушах.
— Я хочу тебя, — говорю, удивляясь своей дерзости.
Я всегда твержу, что сохраню себя до брака, вместо того, чтобы перецеловать кучу парней, каждый из которых думает, что получил меня. Не хочу быть девушкой, о которой все болтают в школе, девушкой, которая, в конечном счёте, забеременеет и останется матерью одиночкой как мама или Тити. Но что я действительно желаю больше всего на свете так это, чтобы Лусиан взял меня и использовал так, как он делает с другими девушками. Даже если он бросит меня после этого, я всё так же неистово хочу пережить эти моменты, быть желанной им, быть тем, кого он хочет, сводить его с ума своим телом, чувствовать его язык у себя во рту; хочу, чтобы его стояк упирался мне в ногу, хочу ласкать, гладить его член руками; хочу тихих стонов, затруднённого дыхания и его бёдер, трахающих и вжимающихся в меня. Но есть Лаки с его бдительностью и сдержанностью. Я никогда не смогу отделаться от воспоминаний и безостановочно хочу быть с ним.
Я действую импульсивно, хватаю его за руку и тяну так, чтобы мы оказались лицом к лицу.
— Поцелуй меня снова, Лаки, я хочу этого. Пожалуйста? — прошёл почти год, но казалось, будто мы так и не покидали той кухни.
Он поднимает бровь и его лицо приобретает мученическое выражение. Опираясь на локоть, он проводит рукой по своим волосам, его голова наклонена так, что подбородок упирается ему в плечо. Он так долго раздумывает, колеблется, думаю, он и правда совсем не хочет этого. Я просто идиотка. Теперь, наверное, он будет насмехаться надо мной. Будет избегать меня до конца жизни.
— Забудь, — говорю, отталкиваясь ногами, чтобы встать. Лаки хватает меня за плечо и силой усаживает обратно.
— Черт возьми, не говори мне, что хочешь моего поцелуя, чтобы потом просто взять и сбежать, Белен!
— Просто забей, я ошибалась. Это была глупость. Я увлеклась, поддалась эмоциям. — Я снова плачу. Чувствую себя как оголённый нерв, будто бы сняла с себя всю одежду, а он только что приказал надеть её вновь.
Лаки делает глубокий вздох и закрывает глаза. Он раздумывает над всем этим. Я больше не могу терпеть.
И тянусь за поцелуем.
Предполагается, что мальчики должны целовать девочек, а не наоборот. Но я настолько сильно хочу этого; не могу жить дальше, если не получу от него поцелуй. Мои губы непорочны, они знают только вкус губ Лаки, — может поэтому они не могут перестать хотеть его.
Наверное, я просто сошла с ума. Но почему-то уверена — это будет потрясающе. Я уже целовала его раньше и помню, каково это было, помню каждую секунду — каждый удар языком, каждое посасывание, каждое бархатистое прикосновение его губ, скользящих по моим губам.
Он втягивает воздух, когда мой рот прикасается к нему, но не открывает глаз. Я стою на коленях, а он по-прежнему полулежит на локте. Он раскрывает губы, принимая мой поцелуй, его руки оборачиваются вокруг моего тела. Вначале он сжимает меня с опаской, но затем всё крепче и крепче, мой рот тает на его губах.
Лаки внезапно приподнимается и тянет меня к себе на колени. Я не могу оторваться от его рта или открыть глаза — всё кажется таким хрупким, иллюзорным. Я хочу этого, хочу до боли — вот и всё, что я знаю. Вместо того, чтобы получить облегчение от поцелуя, я чувствую сжимающий грудь спазм, уже боясь того момента, когда всё закончится. Знаю — мы ведь родственники, знаю, что не должна хотеть этого. Уверена, мама убьёт меня, узнав, что я была инициатором, будто распутная девка.
Я порочная. А она всегда предостерегала меня от этого.
Рука Лаки скользит по моей щеке и нежно обхватывает затылок. Он целует меня глубоко и мощно, так, что моё сердце грохочет в груди. Внутри меня медленно просыпается зверь; он зевает и потягивается, заполняя всё тело. Зверь бросается вперёд в жажде урвать побольше из того, что Лаки может дать. Я не могу чётко определить, что это, но зверь в точности знает, чего он хочет. Мои руки на его груди, в его волосах, исследуя всё его тело в поисках ответа. Это конец света? Ибо что вообще могло бы произойти после такого?
Моё хныкание сменяется стоном, и я тяну руку к его ширинке. Украдкой опускаю взгляд вниз и затем вновь поднимаю голову для поцелуя. Не думаю, что хочу секса; я не хочу трогать его член, но мне необходимо знать, завожу ли я его. Отчаянно хочу убедиться, что не хуже других женщин, которых он имел, такая же умелая, как и они, в способности возбуждать его. Он смотрит на меня с приглушённым чувством вины, не сводит с меня жаркого, похотливого взгляда. Его глаза полны порочного обещания. Его глаза говорят, насколько далеко он хочет зайти со мной.