Мара Уайт - Больны любовью (ЛП)

В конце концов, она вытаскивает палец и подносит к своему лицу. Затем она нежно обводит им свои губы, смазав соками моей киски. Она проводит им по всей длине, словно наносит свой любимый блеск для губ. Я слегка вздрагиваю от этого зрелища. Кэт кое-что знает о соблазнении. Мы снова целуемся, и я пробую свой вкус на её губах. Вместо того, чтобы усилить моё возбуждение, это наоборот мешает. Всё кажется знакомым — не знаю, как объяснить. Мы прекращаем целоваться и болтаем больше о школе и музыке.

Затем, неизбежно, мои мысли переходят к Лаки. Я всё ей рассказываю: от моего кузена к Джереми, моей порно коллекции и новой группе по созависимости.

— Получается тебе почти двадцать и до этой ночи ты целовалась всего с двумя парнями? Вау, вот это прикол! — говорит Кэт, зевая, — и у тебя никогда не было секса?

— Нет ещё, — отвечаю, рассматривая лицо Кэт, пытаясь понять её реакцию, — но я много об этом знаю.

— Хочешь попробовать?

Я киваю головой в согласии, но не уверена на сто процентов в своей готовности.

— А ты? — спрашиваю я.

— Да, чёрт возьми. Я бы трахнула тебя. Но тебе сначала надо подумать. Для некоторых девственность очень важна. Если ты входишь в их число, тогда нам, наверное, стоит повременить.

— Я всегда представляла, что это будет Лаки, но не судьба.

— Боюсь, завтра ты будешь сожалеть. Давай просто потусим, а там видно будет.

— Тебе была важна твоя девственность?

Кэт перекидывает свои длинные волосы на одно плечо. Её губы естественного красного цвета — непреодолимый соблазн для поцелуев.

— Я потеряла девственность с парнем. Она была неудобством для меня. Тот парень мне даже не нравился, я просто хотела покончить с этим.

— Жалела ли ты потом?

Кэт кивает и на мгновение кажется, что она заплачет. Её ногти идеальной овальной формы покрыты ярко-красным, вишнёвым лаком. Всё в ней выглядит красивым и привлекательным, хотелось бы мне больше увлечься ею.

— Ну, он был первым и последним парнем, с которым я спала.

Мне так нравится Кэт, если бы я только могла влюбиться в неё. Думаю, у неё доброе сердце, и она могла бы искренне любить в ответ. Я наклоняюсь и целую её в щеку.

— Давай ляжем спать. Я не хочу ни о чём жалеть.

Кэт спит со мной в моей односпальной кровати и прижимается к моему телу. Она обвивает меня руками и закидывает на меня одну ногу. Обнимать её очень приятно, но и заставляет меня немного поплакать. Она была заинтересована в сексе со мной, а я замерла в страхе от последующего сожаления. Возможно, она оказалась бы энергичной любовницей. И я так хочу поскорей покончить с этим.

Я мечтаю о жарком дыхании Лаки, шепчущего мне в ухо. Затем я ощущаю влажный след его языка, скользящего по линии моего подбородка и проникающего в мой рот. Я полностью открываюсь для него, переворачиваюсь на спину и раздвигаю ноги. Я выдыхаю в его ухо о том, как сильно ждала его, что в этой жизни для меня не хватит всего времени, чтобы насытиться им.

Я просыпаюсь от своего возбуждения, но Лаки нет здесь. Я вжимаюсь и трусь о ногу Кэт и сразу же чувствую себя неловко из-за этого. Кажется, она не проснулась. Я так и лежу, уткнувшись взглядом в потолок от неудовлетворения, пока мой пульс не замедляется и дыхание не приходит в норму.

Думаю, я обречена любить одного единственного человека, недоступного для меня. Поцелуй Лаки погубил меня для остальных. Моё стеклянное сердце надёжно сидит в ловушке на дне банки с мёдом с именем Лаки навсегда начертанным на нем.

16 глава

— Просто встаньте, назовите своё имя и расскажите нам немного о своей созависимости³⁶, если вы готовы.

Я не готова. Но парень в прикиде цвета сафари готов. Он рассказывает нам о Джен, как они встретились и поженились, как она спустя время стала алкоголичкой и зависимой от лекарств, отпускаемых по рецепту. Она пристрастилась к оксикодону³⁷ и к валиуму³⁸ в придачу. Парень рассказал о том, как раньше он часто сидел в своём пикапе за баром, ожидая её, пока она развлекалась с другими парнями и напивалась — лишь потому, что не хотел, чтобы с ней что-то случилось, когда она пьяная поедет домой. Когда же она вываливалась из бара с каким-то чуваком, он пытался усадить её в машину — она же могла ударить его или иногда это делал её дружок. Она материлась, говорила ему гадости. Я не могу поверить, что такая Джен существует. Просто в голове не укладывается, как ей вообще могло повезти встретить этого парня-сафари, и как много она для него значит. После этой истории мы прервались на кофе с печеньем. Парень-сафари явно занял слишком много отведённого нам времени. Но я понимаю почему — ему было о чём рассказать.

Я самая молодая здесь. Постоянно думаю, к правильной ли группе поддержки обратилась. Может, мне нужна внештатная группа по сексуальному фетишу, а может по неразделённой любви или группа для тинейджеров с их проблемами.

Я выступаю последней, и чувствую, что скоро моя очередь. Все эти взгляды наполнены жалостью, а все мысли о сплетнях. Все созависимые, наверное, будут знать мою историю к утру. Историю долбанутой, влюбившейся в своего двоюродного брата и мечтавшей переспать с ним.

— Меня зовут Белен, и я созависима от своего двоюродного брата, в которого влюблена, — добавила я немного тише, переминаясь с ноги на ногу и смотря в пол.

Я обвожу взглядом комнату. Парень-сафари не будет критиковать. Он уже знаком с моей историей. Вместо этого он улыбается и кивает, будто мне повезло облажаться меньше, чем ему.

Я осознаю две вещи в групповой терапии по созависимости. Во-первых, динамика отношений между мной и Лаки может зависеть от его употребления наркотиков — то, над чем я никогда раньше не задумывалась. Во-вторых, Джен пусть и законченная пьянь, но она испекла печенья на всех, а значит и в ней есть что-то хорошее. Печенье можно есть в неограниченном количестве, так что я съела четыре и взяла с собой ещё два, чтобы принести домой для Люси.

Самое безумное произошло позже и не в этой комнате. Когда мы все друг за другом спускались по лестнице бывшего китайского ресторана, внизу стоял грузовик с включёнными фарами, ожидающий парня-сафари. Когда он садится в грузовик, загорается свет в машине и освещает женщину-водителя, которая наклоняется и легко целует его в щеку. Я удивленно замираю на месте в ярком свете фар.

Парень-сафари высовывается наружу и кричит мне:

— Подкинуть? Мы с радостью! — я решаю, что он выглядит как Джон Денвер³⁹, а у Джен приятная улыбка. — Джен, это Белен, новый член нашей группы.

— Я в порядке, — говорю, робко поднимая руку и направляясь в сторону грузовика, — Те печенья были классными. Я стащила парочку для своей соседки по комнате, — признаюсь Джен, смущённая тем, что она не под наркотой и трезвая. Она выглядит потрепанной, но кроме этого, кажется, милой.

— Спасибо! Это моё фирменное блюдо, — отвечает она, сдавая назад. И они оба машут, отъезжая от церкви.

***

К наступлению Рождества, я решаю поехать домой. Это будет моё первое возвращение туда за полтора года. Моя мама так рада, что ставит ёлку уже в ноябре. Я говорю ей, что она усохнет, и все иголки опадут до того, как успею приехать. Но мама продолжает строить планы. Она жаждет посетить всех и каждого, у кого мы когда-либо были.

Осознание моего отъезда домой обрушивается на меня ещё за месяц до него. Я начинаю очень усердно работать над обеими моими терапиями, стараясь стать нормальной и не вернуться в прежнее состояние. Я боюсь, нет, я в ужасе, что Лаки тоже может оказаться там. Я напугана встречей с Тити и даже не хочу видеть Яри.

Мама встречает меня на Центральном вокзале Нью-Йорка вся укутанная — ведь идёт снег. Похоже, это Рождество будет снежным. Железнодорожная станция переполнена. Я не привыкла к людской толкотне. У каждого с собой тонна каких-то сумок с покупками; они все двигаются так быстро, что кажется, будто они бегут.

Мама душит меня объятиями и поцелуями и тащит через подземный переход в верхнюю часть города. Я рассказываю ей о своих занятиях, итоговых экзаменах и о предметах в следующем семестре. Но ни слова о терапии. Не хочу, чтобы она думала, что я несчастна. Это не так, я просто вроде как застряла.

Мы готовим modongo⁴⁰ на ужин. Приходит Тити. Лаки приедет только завтра.

Я открываю холодильник и заглядываю, чтобы проверить, стоит ли там ещё моя банка с мёдом. Я нахожу её за пивом Гектора, как раз там, где и оставила. Моя комната тоже осталась без изменений, за исключением сквозняка и холода. Я ложусь на кровать и смотрю в потолок. В такой позе я засыпаю, просыпаюсь, лишь когда мама с Тити склоняются надо мной, говоря, что ужин готов. Я плачу, когда вижу Тити — даже не представляла, как сильно по ней соскучилась. Она крепко обнимает меня и говорит: «hay que engordarte niña»(прим. с исп. - тебя надо откормить, как следует, детка), так как она считает, что я чертовски тощая. Мы едим на кухне, и мама с Тити так громко и весело болтают, что постоянно меня смешат. Думаю, что могу лопнуть от счастья с животом, полным тёплого супа. Тити сбегает к себе вниз, чтобы принести coquito⁴¹ и откормить меня. Я всеми способами стараюсь избежать темы о Лаки, но, в конце концов, они заговаривают о нём.