Мара Уайт - Больны любовью (ЛП)

— Несомненно.

— Хорошо, ибо этот парень, Джереми, я убеждена, что он серийный убийца.

За один семестр я становлюсь богиней медицинской гугл-паранойи. С тех пор, как Лаки рассказал мне о моём отце, я уверена, что испорчена, поэтому изучаю все генетические результаты и статистические данные единокровной, кровосмесительной репродукции. Вместо сна каждую ночь я лежу в кровати и навожу на себя ужас мыслями о том, что каждый минимальный спазм, кашель или зуд перерастёт в конечный порок, которым я и так обладаю. Я перечитываю «Франкенштейна» Шелли и рыдаю над нашим сходством. Я трачу четыреста долларов, деньги, которых у меня нет, на родословная.com для того, чтобы не получить никаких ответов. Догадываюсь, что они пропустили Доминиканскую Республику и упустили из виду Хайтс. Я убиваю часы в библиотеке, изучая исследования по мутации рецессивных генов. Изучаю свадебные традиции Северной Африки, Западной Азии и Южной Индии, в особенности населения, в которых отношения «дядя/племянница» являются обычным делом. Я исследую всё, что могу найти о двоюродных родственниках. Я плачу, ибо репродуктивные клетки имеют только двадцать шесть хромосом. Втайне я задаюсь вопросом: что, если моё влечение к Лаки является биологическим отклонением, а не по причине абстрактных чувств, как любовь или притяжение? Какая же я глупая, полная катастрофа. Я постоянно нахожусь в отчаянии и чувствую, что могу сломаться под весом всего этого.

Но дважды в день я гуляю с Наполеоном и готовлю ей вычурную еду из знаменитого блога для готовки домашним питомцам. Я выращиваю рассаду на подоконнике, хотя настоящее солнце скрылось, оставив на своём месте висящим какой-то белый, размытый, холодный круг.

Однажды, выходя из библиотеки, я замечаю ярко-розовый флайер для ассистентов из лаборатории. Он бросается мне в глаза сразу же из-за надписи вверху «Химера».

Я подаю заявку на эту должность, как только прихожу домой. После того, как отправляю им своё резюме, мне звонит глава лаборатории Джон и просит меня прийти на собеседование. Моя задача будет состоять в выделении эмбриональных клеток крошечной прудовой жабы в чашке Петри⁵⁶. Я также буду ответственна за наблюдение за результатами химер–жаб на наличие любых внешних проявлений мутаций или необычное поведение после еды, спаривания и за их репродуктивными повадками.

Я соглашаюсь на работу и покидаю библиотеку после трех лет работы там. Я уже закончила с исследованием мутаций, и готова стать свидетелем репродуктивных экспериментов.

Люсь говорит, что я спятила и мне надо отвлечься. Но чем больше я учусь, тем более уверенной себя чувствую, ей ведь легко говорить — не она же получилась в результате слияния однородных членов одной семьи.

По ночам мне снятся крошечные бьющиеся сердечки жаб и их мягкие, раздутые, серебряные брюшки, уставившиеся на луну. Мне снится, как жабки прыгают через снег, чтобы прийти за мной в мой дом. Снится также, как батальон Лаки теряется в гигантской песчаной буре, и он исчезает кусочек за кусочком, как пазл, словно песчинки перед моими глазами. Мне снимся мы, стоящие на бетонной детской площадке, держась за руки и улыбаясь. Снится тот наш первый поцелуй на кухне, снятся ощущения, которые он вызвал.

Я всё так же вижусь с моим психиатром доктором Дэвидсон. Прошёл почти год, и мы перешли к секс-игрушкам. Я получаю задание мастурбировать. Я постоянный пользователь pleasurechest.com, babesintoyland.com⁵⁷, пусть даже я и не трачу много времени на самоудовлетворение. Я изучаю игрушки: включаю/выключаю их и складываю их в коробку в своём шкафу. Ты, конечно же, не можешь пожертвовать их на местном церковном базаре или на благотворительность. Думаю, мой психиатр отказался от попыток зародить во мне идею встречаться с другими людьми. Я продолжаю смотреть порно в интернете, но считаю, что смотрю его скорее как учёный, а не как остальная часть населения, и, кажется, что это никогда меня не возбудит.

Лаки звонит мне в канун Рождества. Он не набирал моего номера с того вечера в баре, вечера, который, кажется, был лет сто назад. Мама собирается приехать на поезде, чтобы провести со мной выходные. Лаки же сейчас дома с Тити.

— Я скучаю по тебе, Ленни. Знаешь, Рождество без тебя совсем не то.

— У меня были дела, надо было работать. И я тут одна забочусь о Наполеоне. Да и мама собиралась выбраться из города хоть разок.

— Через пару недель меня снова отправят в командировку. Подумал, может я мог бы приехать увидеться с тобой до этого?

Его голос звучит так неуверенно, задевая мои душевные струны. Как Лаки вообще мог подумать, что я не захотела бы его увидеть? Согласиться ли? Что говорить? Мои клетки внутри тела то и дело вибрируют и звенят, будто я подключена к розетке. Сколько хромосом я делю со своим кузеном? Насколько похожи наши ДНК? Каждая маленькая частичка меня, не важно, насколько маленькая и какого её происхождение, по-прежнему говорит мне, что хочет его.

— Люси уехала на целый месяц, поэтому мне надо оставаться здесь. Мама будет до понедельника. Ты, наверное, мог бы приехать после этого, — моё тело продолжает гудеть, ожидая его ответа.

— Я приеду во вторник. Привезу тебе еды из города, что бы ты хотела?

— Привези мне mofongo⁵⁸ и жареного цыплёнка с того местечка на Бродвее и немного coquito Тити, если останется.

— Не могу дождаться, чтобы увидеть тебя, Ленни.

В конечном итоге мама отменяет поездку. Не потому, что не хотела, а из-за того, что предвещали грандиозную снежную бурю, даже движение поездов прекращалось. Это предупреждение касалось всего округа Датчесс⁵⁹. Подозреваю, что мы с Наполеоном остаемся здесь на все Рождество. Я делаю праздничную еду из рамена⁶⁰ и попкорна. Наполеон ест немного зёрнышек, она выглядит подавленной и скучающей. Я засыпаю под фильм «Носферату», который смотрю в тридцатый раз.

Я просыпаюсь внезапно от звука кашля. Нога затекла, и я трясу ею, пытаясь добежать до кухни. Наполеон больна — она вырвала всю еду на пол кухни. Я мою пол и даю ей миску с чистой свежей водой, присев, чтобы погладить собаку. Она часто и тяжело дышит, да и на полу холодно. Я глажу её по макушке, и она скулит так, словно плачет. Наполеон кладёт голову мне на колени, и её глаза смотрят вверх на меня в подтверждении, что всё будет хорошо. Сейчас полночь. Рождество.

Я ищу нашу записную книжку с номером ветеринара. Я звоню впустую, так как попадаю на автоответчик с сообщением, что они закрыты на неделю. Наполеон с тусклыми глазами скулит. Боюсь, её отравили. Её снова рвёт, и в этот раз сопровождается сильными рвотными позывами. Ищу на своём телефоне экстренную ветеринарную клинику. Одна находится в сорока милях⁶¹ отсюда, и я набираю их номер, ветеринар отвечает на третьем гудке. Он оборудовал клинику в собственном переделанном ангаре. Он соглашается осмотреть Наполеона за триста долларов. Говорю ему, что буду на месте через час. Я, возможно, разрушаю его Рождество, но он уверяет меня, что всё в порядке.

Я хватаю ключи от машины Люси и заманиваю Наполеона в её переноску — она даже не нюхает собачий бисквит, а просто соглашается туда залезть, так как любит меня. У нас есть маленький гараж рядом с домом. Я выскальзываю наружу и открываю боковую дверь. Снег быстро слетает на землю, покрывая каждую поверхность мягкой пудрой. Когда я нажимаю на кнопку гаражной двери, она резко дёргается и скрипит, но не открывается. Дверь просто примёрзла. Вот дерьмо.

Я выхожу на улицу и почти падаю из-за скользкого льда, скрытого под снегом. Держусь за дверную ручку и шагаю с большей осторожностью. Ливневый сток превратился в лёд; вода выглядит так, словно замёрзла во время побега-выливания. Я направляюсь обратно на кухню и вытаскиваю каждую кастрюлю, что у нас есть, из-под раковины.

— Не волнуйся, Наполеон. Я вытащу нас отсюда через минуту.

Я хватаю металлическую лестницу из-за холодильника и, пятясь, тащу её с собой. Когда я ставлю её напротив гаражной двери, у меня такое предчувствие, что это может быть опаснее, чем ожидание до утра. Пар в кухне густой из-за конденсации, капли капают с чёрного оконного стекла. Двумя подставками под горячее я беру первую кастрюлю с водой и возвращаюсь в гараж. Снег в воздухе смешался с паром из кастрюли, сделав вдруг моё лицо мокрым, с растрёпанными волосами, прилипшими к кастрюле как сахарная вата. Я становлюсь на первую ступеньку лестницы, и кипячёная горячая вода переливается через край на мои пальцы. Роняю кастрюлю, и вода разливается; я спускаюсь вниз, ударяясь локтем. Горячая вода обжигает мою руку и плечо через шерстяную куртку.