Думаю, проходит большое количество времени. Я просыпаюсь, видя пожилого джентльмена, стоящего надо мной, в очках с чёрной оправой, сползающих вниз по его носу. Он пристально изучает планшет-блокнот, карандаш заткнут за его ухо, стетоскоп висит на шее.
— Доктор? — зову я. Чувствую себя безумным. Если кто-то не скажет мне, где я нахожусь и что произошло, я сойду с ума. Тело не в счёт, когда разрушается твой мозг.
— Да, — отвечает он, опуская папку и улыбаясь мне.
— О, Иисус Христос! Спасибо, блин! Где мы, чёрт возьми, находимся?
— Никто не сказал вам? — его акцент звучит как британский; его лоб встревожено морщится.
У меня появляется жуткое ощущение, что он собирается дальше сказать: «Я Бог, и ты в раю». Или, может, он скажет, что я в аду, но как-то не похож он на дьявола.
— Вы в Аммане81, в военном госпитале королевы Алии. Вы были найдены нашей бригадой специального назначения. Они привезли вас сюда для лечения.
— Я в Иордании? Вот дерьмо. Не могу поверить, что они меня там нашли. Меня искали, или они просто наткнулись на меня?
— Я не знаю всех деталей. Думаю, это было случайностью. Я бы сказал, вам повезло.
— Почему я не могу двигаться? Что со мной, чёрт возьми?
— Вы перенесли черепно-мозговую травму. На восстановление может понадобиться некоторое время. Полное МРТ82 должно показать нам, есть ли обширное повреждение нервов. Вас скоро переведут. У нас заняло некоторое время привести вас в сознание. Ваша армия приедет забрать вас, когда это будет удобно.
— Как долго я здесь?
— Месяц, плюс минус пару дней.
— Иисус, моя семья знает?
— Когда вас привезли, при вас не было удостоверения личности. Честно говоря, никто не спешил, потому что мы не думали, что вы выживете. Из-за опухоли и кровотечения вы были в искусственной коме. Мы вернули вас обратно как можно осторожней. Когда вы будете готовы, кто-то запишет всю вашу информацию.
— Могу я позвонить им? Я имею в виду свою семью.
— Я посмотрю, смогу ли добыть вам разрешение, чтобы вы могли позвонить сегодня же.
Я могу двигать руками. Я шевелю пальцами ног. Никогда раньше не терял подвижность пальцев ног. Вспоминаю пляжное стекло и то, как рассматривал вселенную. Интересно, было ли это реальным, хоть что-нибудь.
— Я нашел осколок пляжного стекла в пустыне, — выдаю я, и даже в моих ушах это звучит безумно.
— Этот? — отвечает доктор и наклоняется, чтобы открыть маленький ящик в тумбочке. Он достаёт прозрачный камень и подносит к свету, — вы держали это в руке, когда вас подобрали. Как и первые несколько ночей проведённых здесь.
— Что это?
— Его называют пустынным стеклом. Оно в самом деле редкость здесь, но, тем не менее, не невозможное явление.
— Что, чёрт возьми, за пустынное стекло? Откуда оно? — допытываюсь я, пытаясь поднять голову.
— Оно из Ливии, скорее всего, датируется около тридцати миллионов лет назад. Происхождение его связано с мощным взрывом. Или метеоритом, или возможно молнией. Что-то очень эффектное. Никто не знает наверняка, это просто теории.
— В самом деле?
— Песок стирается с неровный осколок и с течением времени шлифуется, как и океан делает это со стеклом. Время от времени эти осколки появляются по всей Аравийской пустыне.
— Я думал, это Бог говорил со мной. Вроде как вселенная пыталась сказать мне что-то.
— Возможно, так оно и было. Вы справились намного лучше, чем мы ожидали, — отвечает он, подталкивая свои толстые очки на переносицу.
— Оно чего-то стоит? — спрашиваю я. Не знаю, зачем. Я буду хранить у себя этот осколок всю оставшуюся жизнь, это точно.
— Может, для музеев или коллекционеров. Я бы сказал, оно стоило того, что вселенная вам там рассказала, когда вы нашли его.
— Белен83.
— О, да. Я вас понимаю. Возможно и это. Свет, который привёл в Вифлеем84. Я не христианин, но учился в Оксфорде. Я также предпочитаю научную теорию, что это был метеорит или комета, свет которой они видели, а не святое явление. Ваше пустынное стекло могло происходить оттуда — свет, который как говорят, витал над Вифлеемом.
Разряд тока пробегает по моему телу. Я чувствую всё это, словно все ощущения вернулись, и я больше не завис над краем бездны. Может моё тело не парализовано. Возможно я всё же не умер после всего.
— Вы правда доктор?
— Да, конечно; как и ты солдат, мой мальчик. Теперь отдохни. Твои показатели жизнедеятельности достаточно хорошие. Я поговорю на счёт твоего телефонного звонка.
Белен
Я с трудом иду по холму, который проходит мимо кладбища Тринити85. Мы с Лаки столько раз поднимались по этому холму вместе, рука об руку. Он сам тянул меня, никогда не забегая впереди и не оставляя меня позади. Лусиан всегда охранял меня, как и сейчас, я знаю это, несмотря на то, выжил он или нет. С того времени, как мы были маленькими детьми, когда предполагается, что дети бывают жестокими, не заботятся друг о друге, Лаки защищал меня. Думаю, он всегда воспринимал всерьёз всё, что говорили наши мамы — или это, или в другом случае он любил меня уже с самого детства. Лаки был моим героем. Даже когда он делал вещи, которые меня ранили — эти же вещи делали меня в тоже время сильнее.
Лаки
Когда доктор уходит, я осознаю несколько вещей. Одна из них, что жизнь коротка, и ты никогда не знаешь, когда тебя заберут. Если бы я умер там, в пустыне, им всем пришлось бы двигаться дальше без меня — матери, Бетти и, конечно же, Белен. Предполагаю, они бы были убиты горем, было бы пролито много слёз, но в конечном итоге они бы продолжали жить без меня. Я стал бы ещё одним воспоминанием с достаточно грустным концом.
Если бы я вернулся сейчас домой, мы с Белен были бы вместе; мы бы сказали всем остальным отвалить и думали, что нас благословили получить второй шанс. Даже не могу позволить себе думать о нашем воссоединении в постели. Оно бы конкурировало с прославленными легендами — в честь нашего воссоединения назвали бы созвездие. Вместе мы с Белен взрывоопасны — я никогда не знал ничего подобного и не думаю, что смогу познать это вновь.
Но другая важная вещь, которая продолжает существовать — если они все будут думать, что я мёртв, может, это лучшее, что могло случиться. Полнейший разрыв, новое начало помогут Белен отделить себя от меня. Она заслуживает намного большего, и мы вдвоём, будучи вместе, только усугубим болезнь. Болезнь достаточно сильна, чтобы вовлечь нас полностью. Ничто не длится вечно и это, вероятно, применимо и к нам. Не думаю, что смог бы выжить, если бы Белен меня разлюбила. Ни в коем грёбаном случае.
Речь идёт не только о возможности иметь детей или рассказать все нашей семье, пока весь мир считает, что это неправильно. Дело в том, чтобы Белен перестала себя ненавидеть и считать себя испорченной до глубины души. Уберите меня с картины и вдруг, пусть не в ближайшем будущем, я смогу видеть Белен счастливой.
Вот тогда я и решаю, что ни в раю, ни в аду меня нет. Я застрял в чистилище, и мне решать, оставаться здесь или выбираться отсюда.
Я просто не знаю, смогу ли идти по жизни один, если всю свою жизнь я шёл рядом с ней.
Эпилог
Белен
Руки Люка выглядят крошечными, когда он пытается стереть угольный карандаш над надписью. Ему всего три, но он уже так увлечён и взволнован этим занятием, отсчитывая дни до Дня памяти86. Он рассказал всем своим воспитателям в садике о нашем проекте. Я придерживаю уголки его бумаги, пока ветер пытается выхватить её.
— Это всё, мамочка?
— Да, думаю всё, Люк. Давай посмотрим.
Все слова отлично проступили на бумаге.
Лусиан «Лаки» Кабрера
Морской корпус США
16 июля 1989 — 23 июня 2012
У меня всё ещё встаёт комок в горле, когда я просто читаю это. Нам так и не отдали тело и даже не сказали, был ли положительным тест по идентификации ДНК. Сложно принять, что от такого невероятного человека ничего не осталось.
— Ты назвала меня в честь дяди Лаки, да, мамочка? — спрашивает Люк.
— Да. И в честь брата папы, Люка, который погиб на войне так же, как и Лаки.
Мой телефон звонит, оповещая о смс, и я вытаскиваю его из кармана.
Милая, у них нет лимонада. Подойдёт холодный чай вместо этого? Сегодня Люк будет есть салат с яйцами? Я забываю.